Подлинные картины. Как отличить оригинал картины от репродукции. Поддельный портрет Мэри Тодд Линкольн
https://www.сайт/2017-02-17/iskusstvovedy_ustanavlivayut_podlinnost_i_avtorstvo_starinnyh_kartin_eto_pohozhe_na_detektiv
Как превратить 10 тыс. долларов в 100 тыс. долларов, используя интеллект
Искусствоведы устанавливают подлинность и авторство старинных картин. Это похоже на детектив
Наталья Махновская Наиль Фаттахов
Наталья Махновская работает в челябинском Музее изобразительных искусств и занимается атрибуцией живописи - установлением подлинности произведений, особенности техники письма и так далее. «Моя работа больше всего похожа на работу следователя», - признаётся она, объясняя свою увлечённость профессией. Её повседневный труд - самый настоящий интеллектуальный детектив.
Установление авторства, подлинности картины, конкретного времени её написания существенно увеличивает не только научную ценность полотна, но и его коммерческую стоимость. В результате произведение, которое оценивается в сумму порядка десятков тысяч долларов, может вырасти в цене до сотен тысяч. Впрочем, сотрудники музея об этом говорить не любят. В музее, разумеется, хорошая охрана и соблюдены все необходимые меры безопасности, но провоцировать преступников музейные работники очень боятся.
Недавно вновь произошло интересное открытие. Портрет красавицы графини Бобринской кисти Манизера и замечательный портрет девочки, сделанный популярнейшей в XIX веке художницей Фредерикой Эмилией О’Коннель пастелью, считались никак не связанными между собой. Как оказалось, связь есть, более того, она тянется через время к императрице Екатерине Великой.
Наиль Фаттахов
Это не единственное открытие. Наталья Махновская рассказала несколько самых ярких историй, которые произошли в стенах музея.
Привет из галантной эпохи
Первая вещь, которой я занялась, когда пришла в музей, - Юбер Робер «Пейзаж с прачками». Он известный пейзажист XVIII века, Россия обладает вторым по количеству собранием его произведений после Франции. Не так давно наш Робер нашёлся в каталоге одного японского музея, который купил его в 80-е годы.
Теперь картину надо везти на рентген и отправить рентгенограмму в Эрмитаж, где её сравнят со снимками подлинного Робера. Скорее всего, у нас очень хорошая копия, сделанная в XVIII веке. Робер был очень популярен, поэтому последователей и подражателей у него было очень много.
Есть у нас история с Жаном Батистом Удри, он жил раньше Робера и был королевским анималистом. Писал собак для Людовика XIII, представлен в Эрмитаже и в Пушкинском музее. У нас есть его картина «Собаки перед убитым зайцем». Это полотно пришло к нам из Третьяковской галереи и было атрибутировано как «Неизвестный художник немецкой школы». Представляете, как в процессе жизни картина меняет автора, школу, страну?
Наиль Фаттахов
Провенанс у неё тоже очень сложный. Ранее она была в каком-то филиале Третьяковки, Рогожско-Симоновский монастырь, далее история обрывается. Во время работы над Робером я заочно познакомилась со многими специалистами. В 2013 году пришло письмо от Гийома Нико, который написал диссертацию по западноевропейской живописи в коллекциях русских императоров от Екатерины II до Александра I. Тогда культура была показателем престижа, не как сейчас. Русские императорские коллекции были богатейшими.
Нико установил, что у нас действительно Удри, и не просто так Удри, а из дворца Бельвю маркизы де Помпадур, фаворитки Людовика XV. Она заказала художнику серию из четырёх картин для десюдепортов - украшений над дверью - в своей столовой. У нас за собаками виден какой-то домик невзрачный, оказалось, это Бельвю и есть. Нико определил его по топографии. До наших дней замок не дожил. Его сначала бешеные революционеры ломали, потом снесли, один парк остался.
Самое поразительное - а для меня вообще экстаз - что из четырёх картин серии сохранилась лишь одна и она хранится у нас. Для нашего Челябинска это ничего не значит, к сожалению, это мы тут в своём сообществе можем умирать от счастья, а всем остальным до лампочки.
Тайна Хухтенбурга
— Я с детства любила западноевропейское искусство, собирала вырезки из «Огонька», мама дарила мне кое-какие открытки из Эрмитажа. Особенно полюбила голландскую живопись. А у нас на выставке висела картина на втором этаже, я взглянула на неё и подумала: «Какое небо! Наверняка это голландский художник». Картина была подписана «Батальная сцена. Неизвестный художник, фламандская школа». Я на тот момент не очень хорошо различала голландцев и фламандцев, хотя, сейчас, конечно, стала понимать гораздо больше.
А тогда опытных людей спросишь, они тебе что-то с пафосом в ответ нафыркают, и чувствуешь себя дура-дурой. Но в действительности это такие тонкости, что, я думаю, те опытные люди и сами их не знали. Как-то раз Google выдал в поиске картину точь-в-точь, как наша. А ты же уже свою коллекцию знаешь: вот тут небо большое, тут битва, тут деревья кулисные. Я по ниточке, по ниточке вытащила информацию, что эта картина продавалась на аукционе, по-моему, «Сотбис», под названием «Копия с картины Яна ван Хухтенбурга». Так впервые всплыло имя голландца, интуиция меня не подвела.
Наиль Фаттахов
В амстердамском Рейксмузеуме в открытом доступе имеется иконографический анализ творчества Хухтенбурга: любимые приёмы, которыми пользуется художник. По стаффажу - персонажам, изображённым на полотне - легко определить руку художника или под кого работает копиист. Я сравнила нашу картину с полотном «Битва при Рамильи между французами и союзниками 23 мая 1706 года» авторства Хухтенбурга и нашла порядка десяти совпадений.
Хухтенбург очень любил писать лошадей. Батальные сцены позволяли ему изображать лошадей в разнообразных позах. Я сравнила изображения и поняла, что случайности быть не может, оба полотна несли на себе один и тот же авторский почерк. Обычно, если у художника получаются какие-то образы, он будет дублировать их из картины в картину. Это - Хухтенбург. Но тут уже встал вопрос, подлинный ли у нас Хухтенбург или копия.
Стилистический анализ нужно было дополнить технологическим. Современные художники пишут фабричными красками, тогда же краски стирали вручную. Я сняла с картины планочки, дырочки от гвоздей в подрамнике позволили установить, что они были квадратными, коваными. На обороте были сургучные печати и марки от предыдущей владелицы - «её Сиятельства графини Чернышёвой-Безобразовой». Если бы картина подвергалась позднейшей реставрации, эти следы бы не сохранились. Графиня владела картиной до 1918 года, стало быть, позднее её не реставрировали.
Наиль Фаттахов
Исследования под микроскопом… Это… роскошно. Тон неба, который мы воспринимаем как голубой, под микроскопом виден иначе: это белила со вкраплениями ультрамарина или азурита, который голландцы стирали вручную. Эти лиловые кристаллы выглядят как драгоценности. Простите, мне просто всё это так нравится (улыбается ).
Картины XVIII века и старше доходят до нашего времени, в основном, «дублированными». От времени холст истончается, и, чтобы красочный слой не отпал, с тыльной стороны подкладывают новый, «дублирующий» холст. На нашем полотне обнаружились утраты авторского холста, затонированные позже. Екатеринбургские специалисты при помощи инфракрасной камеры обнаружили подпись, которую сложно различить глазом из-за кракелюра (сети трещин на лаке - прим. авт.). Остатки подписи утрачены вместе с холстом, но очевидно, что она принадлежала Яну ван Хухтенбургу.
Макроснимки подписи я послала замечательному исследователю Квентину Бувело в Гаагу, он специалист по художникам-баталистам. Обратиться к нему мне посоветовали в Рейксмузеуме. Конечно, в Голландии не было таких потрясений, как у нас, картины не перевозили на возах сумасшедшие революционеры. Не то что у нас. Бедненький Хухтенбург неизвестно что пережил. Но Бувело подлинность подписи подтвердил и нас поздравил. Я была счастлива (смеётся) .
Потом мы свозили картину на рентген в клинику «Лотос». Я долго сомневалась в настройках рентгена. Реставраторы в Омске рассказали, что они делают снимки своих картин в институте судебной медицины, выслали мне нужные параметры. Выяснилось, что требуется настроить рентген так же, как для снимка кисти человеческой руки.
Наиль Фаттахов
На рентгене заметна вся эволюция картины: вот художник сделал подмалёвок, вот начал заполнять форму. Или пентименто - когда ему не понравилось, как он, например, причёску написал, и он переписал её по-другому. Копиист работает иначе, на рентгенограмме копии вся эволюция картины не видна. Снимок же нашей картины все эти переделки показал. И как эти попочки лошадей изящно написаны и смоделированы, полный восторг! Это очень красиво, я вас уверяю!
Дело о жаровне
Откуда в челябинские музеи поступали картины? Либо из столичных музеев, либо покупались у челябинцев. А у челябинцев откуда картины? Трофейные. У нас же ни Демидовых, ни Строгановых не было своих. У нас в коллекции обнаружилась прелестная картинка «У жаровни». Там два священника каких-то, жаровенка какая-то, написано так живо, замечательно. Подпись есть, «А. Галлего». Экспертное заключение ГМИИ (Государственный музей изобразительных искусств им. Пушкина - прим. авт.), сделанное перед продажей нам, гласит, что это - Альварес-и-Галлего Доминго.
Я решила узнать его биографию, что хоть за художник-то? Поиск в интернете ничего не дал. Нашла только одну картинку, там какие-то виды, корабли, моря - ничего общего с нашим. Я уже говорила про иконографический анализ? Если художник Робер писал руины и пейзажи, то портреты он писал очень редко. Если художник работает в излюбленном жанре, то очень редко перестраивается.
Я пристала к нашему Сергею Михайловичу [Шабалину, главному хранителю Музея изобразительных искусств], он изумительный человек, очень много знает. Он сказал, что откуда-то помнит, что этот художник есть в музее Прадо (Мадрид, Испания - прим. авт.). Я воспользовалась переводчиком от Google, написала туда и через две недели получила ответ. Я всегда пишу куда-нибудь, как «на деревню дедушке», и всегда так удивляюсь, когда мне приходит ответ (смеётся). И вот прекрасная дама из Прадо сказала, что да, у них есть такой художник, только другой - Хосе Гальегос-и-Арноса, умерший в 1917 году.
Наиль Фаттахов
Через Википедию я нашла ссылку на сайт, посвящённый художнику и созданный его внуком, Полом Гальегосом. Я написала ему, выслав изображение нашей картины, и попросила образец подлинной подписи деда для сличения. Гальегос очень хорошо представлен на аукционах, его много продают. Он часто писал сюжеты из жизни католических священников в роскошных одеяниях, на фоне резной мебели, и даже эта жаровня фигурирует на других полотнах.
Одна вещь Гальегоса отыскалась в Эрмитаже. Я написала сотруднице, занимающейся Испанией, и получила ответ, где она пишет: «по случайному стечению обстоятельств, в тот момент, когда я получила от вас письмо, у меня в гостях был потомок художника, Паоло Серафини, который специально приехал для того, чтобы посмотреть картину. Я показала ему изображение вашего полотна, и он вспомнил жаровню, которая хранилась в их семье и которую он помнит с детства».
Лекция Натальи Махновской по атрибуции живописи, посвящённая портрету графини Бобринской и его связи с пастельным портретом девочки, состоится в Картинной галерее по улице Труда, 92, в субботу, 18 февраля, в 11 часов. Портрет девочки - пастель по бумаге - требует особых условий хранения и очень редко выставляется из-за хрупкости материала. У посетителей лекции будет возможность посмотреть на него своими глазами и поразиться мастерству Фредерики Эмилии О’Коннель, одной из самых знаменитых портретисток XIX века.
Проделайте необходимую работу. Исследуйте произведение, ознакомьтесь с другими работами автора, сравните подписи, рассмотрите их вблизи. Совершенствование своих знаний очень важно для оценки картины и понимания, на что обращать внимание для определения подлинности.
Посетите музей и осмотрите патину. Если вы попросите показать заднюю сторону картины, работники помогут сделать это. Оцените чувство и вид старых работ искусства. Оцените глубину и количество слоев, которые потребовалось использовать для достижения желанного для художника цвета.
Посмотрите на патину дерева, чтобы определить, является ли оно древним. Определите, как собрана рама, какие гвозди и крепления использованы.
Поищите волоски от кисточки. Копии картин иногда имеют волоски, оставшиеся из дешевых кисточек, на самом полотне.
Используйте обоняние. Если вам удалось подобраться к ней близко, понюхайте ее. Краска долго сохнет, годы уходят на то, чтобы картина полностью перестала пахнуть.
Определитесь, какие чувства вызывает у вас картина. Проанализируйте все в совокупности. К примеру, многие фальшивки не имеют достаточной глубины цвета, слоев. Фотокопировать произведение можно с легкостью, но при этом невозможно передать слои краски картины.
Все должно сочетаться. Проверьте, все ли сочетается в картине – к примеру, рама и полотно, также сложно подделать патину.
Закажите оценку работы. Если вам очень нравится какое-то произведение, нужно привлечь стороннее лицо, которое сможет беспристрастно оценить картину. Как можно убедиться в том, что оценщику можно доверять? У него должен быть сертификат от одной или больше профессиональных ассоциаций оценщиков искусств, опыт работы с определенным художником. Предпочтительно, чтобы он не был дилером или брокером предметов искусства. Примером является http://www.bernardewell.com , являющийся экспертом по Сальвадору Дали, чьи картины часто копируют. Исследуйте, как продаются картины этого художника – в каких аукционных домах они продаются, какой размер имеют, когда они продаются и при участии какого агента?
Учтите, что некоторые дилеры, в частности, те, кто находится на круизных суднах, могут попробовать обмануть покупателя, продав картину по завышенной цене. Ищите подпись и номер – они всегда должны быть. Картины без подписи представляют малый интерес, потому что таких копий можно сделать много.
Изучите галерею. Многие произведения будут иметь галерейные наклейки или информацию с задней стороны. Изучите галерею, чтобы понять, так ли это. В некоторых случаях на раме и полотне должны быть признаки износа. Деревянные края не могут оставаться такими же острыми спустя 50 или 100 лет, сама рама должна стать суше. Изучите репутацию художника. Узнайте о том, что некоторые писатели подписывали пустой бланк, после чего их подпись копировалась на картины. Это негативный признак, а потому их картины имеют менее высокую цену. Известно, что иногда так поступал Сальвадор Дали.
Подделка картин, как имитация живописного стиля и сюжета произведения известного мастера для обогащения, существовала всегда. По оценкам экспертов, объем средств, ежегодно выручаемый от продажи фальшивок в России, составляет от 8 до 50% от общего объема сделок с живописными полотнами, оцениваемый в $200 - 700 млн.
Фальсификация живописных полотен мастеров - бизнес для многих: изготовителей, дилеров, покупателей, полиции, страховых агентств.
Проблема фальшивок, особенно их изготовления, по-настоящему остро встала во второй половине XX в., когда появились новые физико-химические методы определения подлинности. В 1965 г. выяснилось, что портрет графа Веллингтона в Лондонской национальной галерее, приписываемый Гойе, - просто фальшивка. В 1976-м - что в музее Корнеля хранятся подделки Коро. За всю свою карьеру Коро написал примерно 600 картин, но только на американском рынке гуляет три тысячи. В музее Метрополитен из 66 предметов утвари 8-тысячелетней давности, привезенных с раскопок в Турции, только 18, действительно, древние. И это в авторитетнейших музеях мира. Что же говорить о частных коллекциях!
В 1996 г. разоблаченный изготовитель подделок Эрик Хебборн опубликовал книгу "Учебник фальсификатора" (The Art Forgers Handbook) - руководство по изготовлению подделок. Сам Хебборн за 40 лет работы (1950-1996) оставил в наследство своим современникам тысячи рисунков, признанных экспертами в качестве "ранее неизвестных" произведений Брейгеля, Пиранези, Ван Дейка. Он выполнял их на бумаге, извлеченной из старинных книг той эпохи, грунтовку и краски изготовлял из тех же материалов, которые использовали настоящие авторы. Некоторые из них купил музей Пола Гетти в Малибу, США. Вскоре после выхода книги Хебборн (в возрасте 61 года) был найден с проломленным черепом на одной из улиц Рима. Трудно сейчас понять, чего же все-таки ему не простили: изготовления фальшивок или честного рассказа о тайнах профессии.
В историю искусства Хан Антониус Ван Меегерен (1889-1947) вошел как самый блестящий фальсификатор. Автор самой крупной живописной подделки всех времен - "Христос в Эммаусе" . В начале века, когда весь мир сходил с ума от недавно еще напрочь забытого Вермеера, он начал создавать картины в духе великого голландца. Специалисты не могли отличить их от подлинных полотен, музеи покупали их за огромные деньги и выставляли как крупнейшее приобретение века. Когда же обман раскрылся (а ван Мегерен работал и как "подлинный" Питер де Хох, и как многие другие мастера XVII века), гнев профессиональной клоаки был страшен. Как, он посягнул на самое святое - на подлинность искусства? Но ван Мегерен и впрямь поставил перед человечеством такую проблему: как относиться к гениям, если потомки могут подражать им, сохраняя при этом дух гениальности? В поисках ответа в Роттердаме открыли сейчас выставку самого ван Мегерена (до 2 июня 1996). Более ста работ художника (в основном рисунки и акварели) доказывают, что он и сам обладал оригинальным даром. Только вот характер был очень нервический: в атмосфере всеобщего восторга перед старыми мастерами он посвятил свой талант борьбе со старыми мифами, а не созданию новых.
Сегодня одним из крупнейших в мире рынков незаконной торговли подделками изобразительного искусства является Лондон. По сведениям газеты The Times, большая часть таких «произведений» изготавливается в России, Польше, Словакии и Чехии. Кроме того, среди вращающихся на мировом рынке подделок несколько тысяч имеют американское происхождение.
Специалист Третьяковской галереи, заслуживший звание лучшего эксперта Европы, Владимир Петров считает, что сегодня в Петербурге существует «школа» художников-фальсификаторов, окончивших Академию художеств, которые поставляют на рынок подделки. Эти художники пользуются современными компьютерными методами, а с помощью специальных лаков добиваются старения.
Качественные подделки также приходят и из-за границы - из Германии, Франции, - где их, по мнению Владимира Петрова, рисуют наши эмигранты. Особенно часто подделывают Беггрова, Горбатова, Похитонова, Коровина. Еще большее число подделок в наше время связано с авангардом.
Как подделать картину
При подделке старинной картины ее специально делают более ветхой. Процесс этот сложный. Важно подобрать старый подрамник и холст, состав красок. Чтобы получить чистый антикварный холст для создания копии, на старые холсты (малоизвестные картины) воздействуют высокой температурой, затем очищают их от краски. Одна из заключительных операций - изделие помещают в печь, коптят и сушат при определенной температуре. Поверхность картины делается темной, покрывается паутинкой трещинок-кракелюров.
При подделке картин XVII в. используются специально приготовленные краски, фенолформальдегид и естественные масла.
При подделке картин XIX в. можно обойтись без лишних сложностей. Здесь фальсификаторы чаще используют современные компьютерные методы печати на холсте, а с помощью специальных французских лаков добиваются старения, так как лаковое покрытие дает трещины уже через несколько дней после нанесения.
Хан Антониус Ван Меегерен придумал свой хитроумный способ. Меегерена мучил вопрос: как добиться того, чтобы холст и подрамник были подлинными? Довольно легко найти у антиквара картину XVII века, не представляющую художественной ценности. Нужно очистить несколько слоев живописи, не повредив подмалевок. Это очень сложная операция. При написании картины нельзя пользоваться веществами, которые вошли в обиход позднее эпохи великого мастера Вермеера. Это можно установить с помощью химического анализа. Ван Меегерен научился сам приготовлять краски, нашел поставщиков других редких веществ. Однако самой главной проблемой был кракелюр. Именно на этом и удавалось разоблачить большинство подделок. Масляная живопись сохнет очень медленно. Для полного высыхания требуется по меньшей мере полвека. Позднее появляются кракелюры - трещины на картине, со временем они множатся. Гениальная мысль Меегерена заключалась в том, чтобы, очистив прежнее изображение, писать новое, тщательно сохраняя каждую трещинку первоначальной подмалевки. Для того чтобы добиться надлежащего затвердения красок, после долгих поисков художник решил обратиться к последним достижениям современной химии. К концу 1934 года ему удалось изобрести такие масляные краски, которые в специальной печи при температуре 105°С затвердевали по истечении двух часов настолько, что их не брал обычный растворитель.
На протяжении веков на поверхности картины накапливается пыль, которая въедается в малейшие трещинки живописи. Ван Меегерен находит гениальное решение. После того как высохнет слой лака на картине, он покрывает все полотно тонким слоем китайской туши. Тушь просочится в трещины, заполненные лаком, затем художнику остается лишь смыть китайскую тушь и лак с помощью скипидара, а тушь, проникшая в трещины, остается и создает видимость въевшейся пыли. Наконец художник покрывает картину еще одним слоем лака сверху.
Еще один из способов подделки - "раскрутка" вымышленного художника с экзотической биографией, которому приписываются собственные произведения. Этим путем в 70-е годы пошла австралийка с забавным именем Элизабет Дурак, выпускница художественной школы. За несколько лет она написала сотни картин от имени несуществующего художника-аборигена Эдди Бурропа. Несмотря на фамилию, миссис Дурак четко уловила веяние времени - моду на "наивное искусство" и всяческое "этно". Подделка раскрылась, когда художницу попросили предъявить Бурропа, - нанятый ею абориген оказался алкоголиком и не смог даже вывести на бумаге ровную линию.
Элизабет отделалась символическим наказанием, ведь благодаря ей во всем мире вырос интерес к искусству аборигенов и к Австралии как таковой.
В 60-е годы фабрикацию подделок наладил предприимчивый француз Фернан Легрос, бывший артист балета. На него работали талантливые художники Реал Лессарт и Элмер де Хори: первый штамповал работы старых мастеров, второй - современных знаменитостей. Легрос использовал новаторский прием: ввозя картины в Америку, он просил таможню удостоверить их подлинность, после чего продавал их богатым коллекционерам с официального одобрения правительства США. Другим новшеством стало "джентльменское соглашение" с рядом художников, которые за умеренную плату подписывали своим именем фальшивые полотна. Легрос погорел в 1967 году, когда Марк Шагал признал поддельной одну из своих картин, выставленных в нью-йоркской галерее. Получив несколько лет с конфискацией имущества, злополучный фальсификатор провел остаток жизни в нищете и умер от рака горла.
эксперт-искусствовед, работает в антикварном салоне «На Патриарших»
Большие художники в московских квартирах
Мои знакомые искусствоведы, знакомые с частными коллекциями, говорят, что в Москве есть все - от скифского золота до художников Ренессанса. Конечно, никто это не афиширует. Есть отдельные суперизвестные собрания вроде коллекции Петра Авена - совладельца «Альфа Груп». Он выставлял ее в Пушкинском; там Кустодиев, Кончаловский, Петров-Водкин, которые стоят по 2 миллиона долларов и больше.
Но в основном у нас популярны художники типа Поленова, Саврасова и Шишкина. Причина довольно проста - это все имена из учебника «Родная речь». В начале 90-х люди с большими деньгами, но без хорошего образования и вкуса, скупали живопись, просто чтобы войти в определенные круги. А кроме художников из «Родной речи», они никого и не знали. Когда Поленовых и Шишкиных стали скупать пачками, цены на них взлетели моментально - в итоге эти художники переоценены в десятки раз. Еще в начале нулевых Шишкина можно было купить за 10 000 долларов, а последние годы цены стремятся к миллиону или даже больше, если картина большого размера.
Картина: Иван Шишкин. Прогулка в лесу, 1869.
Откуда берутся подделки
В СССР антикварного рынка как такового не было - статья за спекуляцию запрещала продавать. Еще в довоенные годы был основан Центр Грабаря, но он делал заключения исключительно для музеев. Такого понятия, как коммерческая экспертиза, не существовало. Конечно, был черный рынок, но никто не мог по-настоящему проверить подлинность товаров. После перестройки появился легальный рынок антиквариата, и цены на живопись резко пошли вверх.
Вместе с легализацией рынка массово стали появляться и подделки. Бывает, что какая-нибудь семья вот уже 50 лет считает, что у них висит, допустим, Шишкин, они его берегут, ждут, когда подорожает, потом приносят к нам - и оказывается, что это подделка. Поскольку все русские художники XVIII–XIX веков учились у европейцев, то стиль письма у них был один. Тот же Шишкин учился у живописцев пейзажной Дюссельдорфской школы. Зачастую его вещи без подписи практически невозможно отличить от полотен немецких художников - а немецких художников уровня Шишкина в Германии десятки. Это у нас он такой один. В 90-е годы на европейских аукционах покупали картины третьесортных западных художников за 5000 долларов, смывали настоящую подпись, ставили подпись Шишкина. Наши эксперты, еще не знакомые с этой технологией, подтверждали подлинность. Кроме того, советские искусствоведы на тот момент плохо знали западное искусство и не понимали, насколько циничен антикварный рынок.
После серии громких скандалов нулевых все стало несколько цивилизованнее - сомнительных крупных сделок уже не совершалось, уровень ошибок тоже снизился - все стали аккуратнее. Но, опять же, в отличие от США, у нас нет материальной ответственности эксперта. В Штатах четко прописано: если ты подтверждаешь подлинность вещи, а потом другой эксперт выносит противоположное заключение, обычно дело доходит до суда. Если эксперту не удастся доказать свою правоту, то он в полном объеме несет материальную ответственность. У нас же нет никакой правовой базы и лицензирования. Что, конечно, не исключает других рисков - от просто рассерженных покупателей до проломленных голов.
Картина: Алексей Грицай. Первая зелень. Стадо. 1957.
Бывают случаи, когда продают подделку с подлинной экспертизой: делают экспертизу на настоящую вещь, саму вещь оставляют себе, а копию продают с этими бумагами. Есть еще один условный способ легализации подделок - включение их в каталоги. Делают выставки и выпускают каталог. Покупатели потом думают, что раз картина в каталоге, то, значит, настоящая - мало кто понимает, что любой может взять и составить каталог и никаких гарантий он не дает.
Количество фейка от общего количества экспертиз, которые я делаю, - примерно 50–60%. В Петербурге есть несколько мастерских по изготовлению подделок - там работают настоящие профессионалы, прекрасные художники, которые не могут реализоваться самостоятельно. Они работают так хорошо, что эксперты не могут отличить.
Некоторых художников подделывают особенно часто. Так случилось с Константином Горбатовым - подделок на него настолько много и они такие виртуозные, что специалисты отказываются брать его картины на экспертизу.
Многие также напуганы делом искусствоведа Елены Баснер (эксперта, работавшую в Русском музее, обвиняют в мошенничестве в связи с продажей известному петербургскому коллекционеру Андрею Васильеву поддельной картины авангардиста Бориса Григорьева «В ресторане» за 250 000 долларов. - Прим. ред.). История с Баснер была самым крупным потрясением после дела антикваров Преображенских. Я до сих пор не могу понять, виновата она или нет, - очень темное дело. Для себя я решил, что лучше максимально дистанцироваться от сделок - либо ты делаешь экспертизу, либо продаешь.
Где эксперты получают образование и сколько они зарабатывают
Я сам закончил факультет искусствоведения Свято-Тихоновского университета. Сначала работал в Научно-исследовательской независимой экспертизе имени Третьякова - компании, которая образовалась после того, как государственным музеям запретили заниматься экспертизой для частных лиц. Такое решение было принято после серии скандалов, связанных с подтверждением подделок. В частности, после дела антикваров Преображенских 2008 года: большинство их картин имели экспертизу Третьяковской галереи. После этого запрета рынок был под угрозой обвала - ни одна сделка не имела бы смысла без заключения. В итоге возникла компания, в которой работали те же самые эксперты-искусствоведы, только уже на частной основе.
Хороший московский специалист за одну экспертизу получает в среднем 500 долларов. За сложное дело можно и тысячу долларов запросить. С подписанными картинами, на которых видна рука художника, работа минимальная. Если же картина без подписи или стиль не характерен для художника, то приходится прикладывать больше усилий - ехать в архив или библиотеку, выяснять, был ли художник в это время в какой-то поездке - например, если художник из Москвы, а пейзаж среднеазиатский.
Зачастую покупают даже не картину, а просто заключения экспертов. Тем, кто рассматривает живопись как инвестиции, неважно качество картины - им важен бренд и наличие сертификата подлинности. Антиквары иногда шутят, что торгуют не картинами, а заключениями. Фамилия эксперта крайне важна: тех же Шишкиных и Айвазовских покупают только с заключениями определенных специалистов.
Картина: Георгий Артемов. Натюрморт с крабом, барабулькой, креветками, камбалой и лангустинами.
Москвичи не покупают кладбища, осень, закаты и деревню
Картины, где нарисованы кладбища, практически невозможно продать. В русской живописи есть такой популярный сюжет - старая церквушка, погост и кладбищенские кресты. Такое никто не покупает - все суеверные. Картины с бедняками и стариками тоже не очень любят.
Была одна история - покупателю понравилась картина, но там были нарисованы ступеньки, идущие вниз. Ему все в ней нравилось, кроме ступенек, - боялся, что дела в гору идти не будут. Однажды мне пришлось переделать название экспертного заключения. Покупатель был уже готов купить картину, но название «Кавказские горы» ему не понравилось: «Называйте как угодно, но чтоб никаких кавказцев не было - я их не люблю». Ну мы и написали в заключении: «Горный пейзаж».
Еще с картинами художника Клевера было много проблем из-за названий. Клевер писал много картин с закатами, но закаты совсем плохо продавались - в итоге очень много распродали под названием «Восход». Так же позднюю осень у Айвазовского продавали как раннюю весну. Ну и долгие годы была проблема с сельскими пейзажами. Многие покупатели имеют деревенское прошлое, о котором не любят вспоминать, - поэтому всякие деревенские пейзажи вечно переименовывают. Принесли как-то на экспертизу картину с тремя коровами на лугу, мы ее и назвали «Вечереет».
У антикваров и арт-дилеров тоже есть свои приметы. Например, картины нельзя ставить на мягкое, потому что засидится и не продастся. А вот если картина упадет и ударится об пол или обо что-то твердое, значит, точно купят.
Картина: Константин Горбатов. Ветряки, 1911.
Как все пытаются друг друга обмануть
Дилеры находят картины - у родственников, бабушек или еще у кого, - покупают их и потом перепродают. Они не могут совершать сделки без заключения, поэтому приходят к нам. Чаще всего рассказывают всякие небылицы. Раньше самая распространенная была - «На стене висела, только вчера сняли». Сейчас уже реже так говорят, потому что никто не верит. Однажды при мне подозрительного вида люди в спортивных костюмах принесли на экспертизу две картины. Одну из них, написанную в авангардном стиле, я узнал: недели две до этого к нам ее уже привозили другие люди. Мы тогда сделали химический анализ, который показал, что это вторая половина XX века - то есть никакой не авангард, а обычная подделка. Так вот один из этих типов рассказывал, что картина висела на стене у его тетушки, и уверял, что ее впервые вывозят из дома.
В антикварном мире все друг друга знают. Когда становится известно, что господин N ищет картину с батальной сценой, некоторые дилеры пытаются продать картину, которой у них даже нет в наличии. Дилер знает о происхождении картины от третьего человека. Если покупатель соглашается, то он звонит одному, тот звонит другому - каждый получает свой процент. Иногда цена приходит к конечному покупателю завышенная в столько раз, что тот просто отказывается. Случаются анекдотичные истории, когда звонят владельцу картины, который ее продает, и предлагают ему его же вещь дороже где-то на 50 000 долларов - она прошла всю цепочку, и самый последний дилер толком не знает, откуда ноги растут.
Последний покупатель - это человек, которого каждый антиквар и дилер бережет и никому не показывает, потому что, если ты засветишь его, в следующий раз люди пойдут к нему напрямую, и ты уже будешь не нужен. Последние крупные покупатели, о которых я слышал, - это топ-менеджеры «Лукойла» и «Роснефти». Чтобы не светиться, покупатели часто посылают на аукционы своих проверенных людей. Часто при олигархах работают личные консультанты-искусствоведы, которые либо сами формируют ему коллекцию, либо отбирают на западных аукционах то, что ему нужно.
Картина: Николай Терхов. За завтраком. 1906.
Кто подорожает в будущем
Еще можно относительно недорого купить советских художников. Сейчас на первый план выходят мастера второй половины XX века - соцреалисты. Среди них есть очень профессионалы с пока неизвестными именами - это хорошая инвестиция, так как их скоро раскупят, и они начнут быстро расти в цене. Где-то я читал, что сейчас китайские олигархи за очень приличные деньги скупают наш соцарт.
Полотна московского Союза русских художников - Василия Переплетчикова, Мануила Аладжалова, Аполлинария Васнецова, младшего брата Виктора Васнецова, - тоже хорошее вложение. Аполлинарий Васнецов делал очень красивые вещи, и стоит он пока не очень больших денег.
Сейчас популярность набирают русские художники-эмигранты, про которых в начале нулевых у нас вообще мало кто знал. Многие московские салоны стали закупать их картины за рубежом. В основном это художники, которые родились и выучились в России, а потом, после революции 1917 года, эмигрировали во Францию и Америку. Из хорошо известных и дорогих художников популярен Коровин. Из менее раскрученных - Тархов, Ланской и Артемов, которые стали знамениты уже в эмиграции. Их пока не подделывают - их дешевле купить за копеечные 3000–5000 евро на парижском аукционе, а потом продавать за 20 000, потому что это русский художник. А вот авангард стоит бешеных денег, и его очень тяжело продать - слишком много было подделок. Конечно, сейчас уже больше методов проверить подлинность, но покупатель все равно напуган скандалами.
История подделок насчитывает не одну тысячу лет. В сокращенном переложении статьи французского исследователя Адриана Дармона приводятся основные вехи развития ремесла, а порой и искусства мошенников и фальсификаторов с незапамятных времен до наших дней
История неподлинных предметов искусства насчитывает тысячи лет. Для соблюдения ритуалов и поклонения богам требовались статуэтки и священные предметы, причем в большом количестве. Оригинальных предметов на всех не хватало. Так появились копии. Если хотите - суть те же подделки. Сначала люди научились имитировать методы производства этих объектов, потом их стили… В эпоху древних цивилизаций спрос на искусство был очень большим. Египетские художники и ремесленники поставляли «источники вдохновения» различным копиистам из соседних стран, а позже – грекам. Искусство Месопотамии активно копировалось в странах Ближнего Востока и Средней Азии и даже в Китае.
В могущественной Римской империи главным вдохновителем для всех художников стало наследие древних греков. Некоторые шедевры греческого искусства легли в основу канонов красоты у римлян. Сначала с греческих статуй просто делались копии, но богатые патриции во что бы то ни стало хотели владеть оригиналами. Так некоторые торговцы открыли для себя возможность быстро обогатиться: в совершенстве овладев искусством фальсификации, они продавали богачам копии под видом настоящих древнегреческих скульптур.
Стоит разграничить понятия «копия» и «подделка». Создание копий может быть вполне себе невинным занятием - так, многие начинающие художники с самых древних времен копировали работы мастеров, дабы научиться так же хорошо создавать произведения искусства, как они. Судьба этих копий была разной: одни художники уничтожали их, считая за обычные штудии, другие честно продавали их как простые имитации подлинников. Третьи просто забывали о них и оставляли в мастерской (где их потом могли найти и принять/выдать за оригиналы знаменитых художников). А некоторые увидели в этом способ заработать деньги и стали создавать копии исключительно с целью продажи под видом каких-либо известных произведений. В общем, когда целью того, кто копирует произведение искусства, становится обман, то обычная копия становится подделкой, «фальшаком». Как мы видим, еще в эпоху античности многие уяснили, что на штамповке таких вот «обманок» можно очень неплохо заработать…
Индустрия подделок в Древнем Риме была подавлена с приходом варваров. Варвары не отличались веротерпимостью и толерантностью: они разрушали храмы (напомним, большая часть произведений искусства были религиозными), уничтожали античные статуи. С распространением ислама угроз для античных и христианских произведений стало еще больше: Коран запрещает всякое изображение человека и животных. Многие памятники античной, а позже и христианской культуры были потеряны навсегда.
Прочно утвердившееся в Европе христианство, в свою очередь, установило свои нерушимые каноны создания произведений искусства. Религиозным теперь стало все искусство. С VI по XIV век фальшивки почти не появлялись. Подделывали только мощи святых и различные христианские реликвии. Самым знаменитым примером такой религиозной подделки считается Туринская плащаница. Долгое время считалось, что эта реликвия - то самое полотно, в которое Иосиф из Аримафеи завернул тело Иисуса Христа после его страданий на кресте. Научный анализ плащаницы показал, что она была создана никак не ранее XIII века, но даже это не разубедило христиан, которые продолжают считать, что на этом полотне - действительно отпечаток тела Сына Божьего.
На заре эпохи Ренессанса наметилась новая тенденция: заказы художникам стали поступать не только от церкви. Короли и князья, так же как и римские патриции за много веков до них, стали собирать произведения искусства и покровительствовать их создателям. В конце XIII века было заново открыто искусство античности. Художники и скульпторы итальянского Возрождения принялись изображать в своих произведениях мифологических персонажей, обнаженную натуру… Античностью восхищались такие знаменитые творцы, как Донателло (Donatello), Андреа Верроккьо (Andrea Verrocchio), Антонио дель Поллайоло (Antonio del Pollaiolo), Андреа Риччо (Andrea Riccio), Якопо Сансовино (Jacopo Sansovino), Микеланджело (Michelangelo), Джамболонья (Giambologna), Стефано Мадерно (Stefano Maderno), Пьетро Такка (Pietro Tacca) и т. д. Копирование греческих и римских мастеров стало обычной практикой и обязательным элементом обучения молодых художников и скульпторов. Конечно же, увлечение мастерами античности привело к появлению множества подделок, изготовления которых не чурались и знаменитые художники. Микеланджело, например, использовал фальшивку, дабы проучить одного кардинала, обидевшего его словами, что его творчество «не дотягивает» до уровня античных творцов. Знаменитый художник создал скульптуру и презентовал ее кардиналу под видом римской. Узнав о том, что его обманули, прелат в ярости разбил статуэтку. Уже тогда подлиннику произведения искусства придавалось огромное значение. Но «баловаться» созданием подделок художники не прекратили. В XVII веке многие из них, желая добиться благосклонности монархов, дарили им свои копии произведений любимых художников. В начале карьеры этим занимались и такие творцы, как Веласкес (Diego Rodríguez de Silva y Velázquez) и Лебрен (Charles Le Brun).
Некоторые художники копировали работы знаменитостей, дабы эпатировать публику: так, например, титан Ренессанса Рафаэль (Raphael) создал несколько «картин Перуджино» (Pietro Perugino). Веком позже Ван Дейк (Anthony Van Dyck) забавлялся написанием «Рубенсов», а еще через два столетия картины в манере того же Рубенса (Peter Paul Rubens), а также Греза (Jean-Baptiste Greuze), Ватто (Jean-Antoine Watteau) и Веласкеса создавал французский романтик Эжен Делакруа (Eugène Delacroix).
В XIX веке индустрия подделок достигла приличного размаха. Коллекционирование произведений искусства перестало быть привилегией аристократов. Роль промышленников и коммерсантов в обществе становилась все более значительной, в их руках сосредоточились огромные богатства, и, соответственно, спрос на искусство возрос многократно.
В XVIII веке стали популярными произведения фламандских живописцев столетней давности, которые активно копировались художниками второго ранга. Многие из этих копий были позже обнаружены продавцами картин и продавались как оригиналы. Столетием позже возросла популярность XVIII века - Ватто, Фрагонара (Jean-Honoré Fragonard), Буше (François Boucher), Рейнолдса (Joshua Reynolds) и Гейнсборо (Thomas Gainsborough), - следовательно, появилось огромное количество имитаторов, чьи творения оседали в коллекциях богатых буржуа под видом картин великих мастеров.
На спрос повлиял и такой фактор, как мода на путешествия по Европе, введенная английскими аристократами в начале XVIII века. Нуворишу XIX века, решившему следовать этой моде и отправиться, например, в Италию, хотелось приобрести там полотно-другое какого-нибудь известного старого мастера. Конечно же, наивных туристов нередко одурачивали предприимчивые продавцы, подсовывая им подделки. Расцвет туризма в Италии привел к появлению целых артелей производителей «фальшаков», специализирующихся на изготовлении «картин итальянских примитивов», которые продавались как горячие пирожки. Фальсификаторы начали осваивать новые технологии: например, механическое производство уменьшенных копий скульптур, «благодаря» чему бронзовые статуи стали подделываться в промышленных размерах. Французский архитектор и теоретик Эжен Эмманюэль Виолле-ле-Дюк (Eugène Emmanuel Viollet-le-Duc) стал зачинателем моды на средневековье, и копиисты сразу же бросились производить фальшивую лиможскую эмаль. Тем не менее в XIX веке «масштаб» деятельности фальсификаторов все же был не столь огромен. Только один раз дело о фальшивке по-настоящему всколыхнуло общественность - когда Лувр купил золотую тиару, якобы созданную скифскими кочевниками, а на деле оказавшуюся работой одесского ювелира Израиля Рухомовского.
Знаменитый музей был обманут двумя жуликами, братьями Хохманами (Hochman). Они объявили, что тиара (на которой была выгравирована надпись «Царю великому и непобедимому Сайтафарну. Совет и народ ольвиополитов») была найдена на юге России, на территории древней Ольвии, и продали Лувру за миллион франков. Тиара была выставлена на обозрение зрителей 1 апреля 1897 года (какая симптоматичная дата!). Однако скоро специалисты засомневались в аутентичности драгоценного экспоната: очень уж хорошо сохранилась надпись на тиаре, как будто ее сделали совсем недавно, а не 23 века назад! Хранитель Мюнхенского музея объявил, что тиара была «слеплена» из античных элементов разного происхождения. Расследование привело в мастерскую братьев Хохманов в Очакове. Израиль Рухомовский заявил, что именно он создал тиару, но не знал, что она будет использоваться как подделка и попадет в Лувр под видом античного произведения. Чтобы французские специалисты поверили, что именно он изготовил тиару, Рухомовский приехал в Париж и на глазах у изумленных экспертов Лувра воссоздал часть драгоценного головного убора.
Похожий случай произошел в 1873 году, когда другие братья, по фамилии Пенелли (Penelli), изготовили «этрусский саркофаг» и продали его Британскому музею. Несколько десятков лет саркофаг находился в качестве главного экспоната в этрусском зале музея, пока один из братьев, мучимый угрызениями совести, не рассказал правду.
Одним из самых подделываемых живописцев в то время был знаменитый Жан-Батист Камиль Коро (Jean-Baptiste Camille Corot). Более того, он часто собирал в своей мастерской восторженных подражателей, чьи картины он иногда «подправлял». Для пущего шика он ставил на них свою подпись. Сейчас почти невозможно разобраться: какие из «Коро» подлинные, а какие нет… Возможно, то, что мы можем увидеть в некоторых музеях, - произведения талантливых имитаторов. Другим художником, чьи картины много подделывали при его жизни, был Адольф Монтичелли (Adolphe Monticelli), знаменитый своим виртуозным владением техникой импасто.
В конце 1870-х годов на художественную арену вышли импрессионисты. Прогрессивные и дальновидные арт-дилеры, такие как Поль Дюран-Рюэль (Paul Durand-Ruel), а также всемогущие американские коллекционеры-магнаты и некоторые русские аристократы первыми увидели неоспоримую художественную ценность работ Эдуара Мане (Edouard Manet), Клода Моне (Claude Monet), Камиля Писсарро (Camille Pissarro), Пьера-Огюста Ренуара (Pierre-Auguste Renoir) и других. Активно подделывать этих художников стали в годы Первой мировой войны. Тогда индустрия «фальшаков» достигла неведомого прежде расцвета: в конце войны брюссельские фальсификаторы продавали огромное количество подделок офицерам немецкой оккупационной армии. Одних только «Коро» было продано по меньшей мере 10 тысяч!.. Многие начали подделывать картины импрессионистов, а также произведения Сезанна (Paul Cézanne) и Ван Гога (Vincent van Gogh). Даже сам Морис де Вламинк (Maurice de Vlaminck) в начале своей карьеры занимался изготовлением «Коро» и «Сезаннов», чтобы было на что жить…
В 1920-х годах вырос спрос на произведения Винсента Ван Гога, ставшего известным лет через пятнадцать после смерти. Поскольку каталог-резоне художника еще не был опубликован, выдать за картину Ван Гога какую-нибудь искусно сделанную фальшивку было не очень сложно. В 1920-х годах число любителей искусства увеличилось, и многие продавцы художественных произведений (даже такие уважаемые, как знаменитый антиквар лорд Дювин (Lord Duveen)) не брезговали поставлять поддельных «Ван Гогов» не очень искушенным в живописи богачам.
«Золотой век» фальсификаторов настал во второй половине 1920-х годов. Подделывали не только живопись - в Орлеане, например, существовал салон Андре Майфера (André Maifert), где изготовляли «мебель XVIII века». Копии были настолько хорошими, что никто и не думал усомниться в том, что это подлинники. Сам Андре Майфер не участвовал в сбыте своей продукции. Он никогда не опротестовывал «аутентичность» предметов, которые он поставлял в антикварные салоны, и очень гордился тем, что выпускает мебель такого превосходного качества.
В 1930-х годах нидерландский художник Хан ван Меегерен (Han van Meegeren), недовольный тем, что его живопись не пользовалась успехом у критиков, решил им отомстить и провернул грандиозную аферу. Ван Меегерен долго занимался реставрацией картин, а также преподавал живопись в Дельфте, что позволило ему получить глубокие знания о творчестве великого голландца Яна Вермеера (Jan Vermeer), чьих картин историки искусства знали не более сорока. Он загорелся идеей «дополнить» наследие знаменитого мастера из Дельфта: решил написать несколько картин на религиозные темы и выдать их за произведения Вермеера, для чего скрупулезно изучил все его живописные техники.
«Случайно обнаружить никому не известную картину Вермеера» было легко: произведения дельфтского мастера были открыты только в середине XIX века, а первая ретроспектива (в Роттердаме) была организована аж в 1935-м. Тремя годами ранее предприимчивый фальсификатор Ван Меегерен поселился в Провансе, где принялся изучать технику Вермеера и красочные пигменты, используемые им при создании своих шедевров. В 1934-м он приобрел картину XVII века, стер с нее красочный слой и написал на старинном холсте «Христос в Эммаусе». Под видом «случайно найденного Вермеера» он представил эту картину эксперту по истории искусства Абрахаму Бредиусу (Abraham Bredius), который, увидев сенсационную находку, чуть не потерял сознание от избытка чувств - так хороша была работа.
Фальшивка была куплена в 1937-м Королевской галереей Роттердама (за 500 тысяч флоринов). Воодушевленный Ван Меегерен принялся штамповать новых «Вермееров». Подделки появлялись одна за другой: сначала «Исаак, благословляющий Иакова», потом «Тайная вечеря», «Христос и грешница», «Страсти Христовы», «Прачка»… В 1943 году была написана картина «Омовение ног», которая была продана на аукционе за 1,25 миллиона флоринов.
Конечно, некоторые специалисты не могли не удивляться: с чего это на рынке стало появляться так много неизвестных Вермееров, да еще и с неясной историей бытования?.. Но в смутные военные годы мало кто имел желание серьезно заниматься этим вопросом, поэтому бизнес Ван Меегерена процветал. Только когда нацисты были побеждены, власти освобожденных стран всерьез занялись проблемой разграбленных шедевров. Ван Меегерен, не брезговавший продавать своих «Вермееров» врагу, тоже попал под подозрение. Во время войны он продал «Христа и грешницу» и еще четыре работы маршалу Герингу (Hermann Goering) и другим высокопоставленным немецким чиновникам. По окончании войны Ван Меегерен был обвинен в коллаборационизме за продажу национальных сокровищ приспешникам Гитлера. И он сделал шокирующее признание: оказывается, все шедевры, которыми он почти десять лет пичкал рынок искусства, были написаны не Яном Вермеером из Дельфта, а им самим… По словам Ван Меегерена, продажа Герингу «фальшаков» была на самом деле актом патриотизма - он просто желал одурачить нацистов.
Фальсификатор сообщил, как он приобретал холсты XVII века и какие пигменты использовал, подробно рассказал о своей технологии состаривания подделок… Но нидерландский суд Ван Меегерену не поверил, и он предложил написать еще одного «Вермеера» в присутствии двух экспертов. Картина «Молодой Христос, проповедующий в храме» получилась не очень хорошей, но, тем не менее, убедила судей в том, что Ван Меегерен не разбазаривал национальные сокровища, а всего лишь продавал свои подделки. В мастерской Ван Меегерена были найдены пигменты, похожие на те, которые использовал Вермеер, а также незаконченная картина, изображающая женщину, читающую письмо.
Ван Меегерен был приговорен всего к одному году тюрьмы. Но стресс, испытанный фальсификатором во время суда, привел к его преждевременной смерти. Ван Меегерен скончался от сердечного приступа 31 октября 1947 года, всего через две недели после заключения под стражу.
Однако можно сказать, что Ван Меегерен умер победителем: ему-таки удалось утереть нос всем критикам, когда-то называвшим его плохим художником. Благодаря этой истории живопись Яна Вермеера приобрела неслыханную ранее популярность, хотя хранители музеев по всему миру были в панике: оказалось, что многие «Вермееры» из их коллекций - фальшивки. Даже знаменитое полотно «Девушка за клавесином» было объявлено ненастоящим. В 1993 году эта картина была представлена на экспертизу аукционного дома Sotheby’s, и специалистам потребовалось десять лет, чтобы установить, что работа на самом деле подлинная. После реставрации «Девушка за клавесином» была продана в 2003 году за более чем 24 миллиона евро.
Сейчас Ван Меегерену, наверное, не удалось бы одурачить специалистов: методы химического анализа произведений искусства сейчас гораздо более совершенны, чем в 1930-х годах. Однако и в послевоенный период находились умельцы, которые смогли обмануть не только любителей искусства, но и профессионалов высокого класса. Например, в 1980-х годах английский аферист Джон Коккетт (John Cockett, он же Джон Дрю (John Drewe)) продавал фальшивые картины Бена Николсона (Ben Nicholson) и других известных живописцев, написанные его сообщником - непризнанным художником Джоном Майаттом (John Myatt). Коккетт подбил своих знакомых, имеющих влияние на арт-рынке, подписать документы, свидетельствующие о том, что картины принадлежат им, а также изготовил письма, якобы написанные подделанными художниками. Мало того, он также нашел способ проникнуть в архивы известных музеев (таких, как Галерея Тейт или Институт современного искусства в Лондоне) и внес названия своих подделок в официальные реестры работ! Коккетт был арестован Скотленд-Ярдом в 1999 году и приговорен к шести годам тюремного заключения, из которых провел в тюрьме два.
Одна из самых известных афер в мире искусства относится к концу 1960-х годов. Главными действующими лицами стали венгр Элмир де Хори (Elmyr de Hory) и его напарник, бывший танцор балета Фернан Легро (Fernand Legros), которым удалось реализовать на американском рынке множество подделок.
Элмир де Хори (он же Элмир фон Хоури, он же барон Элмир Хоффман, он же Жозеф Дори, он же Жозеф Дори-Бутен) родился в Венгрии в 1905 году, с 1961 года жил на острове Ибица, выдав себя за богатого аристократа в изгнании. На Ибице де Хори поселился в шикарном особняке, где устраивал светские вечера, отмеченные пристствием всей элиты острова. Согласно легенде, де Хори нажил себе огромное состояние на продаже произведений искусства и дружил со многими знаменитостями, включая Сальвадора Дали (Salvador Dali). Его безоблачная жизнь на Ибице продолжалась до того момента, как он узнал об аресте своего главного сообщника. Фернан Легро и его любовник Реаль Лессар (Réal Lessard) попались на продаже фальшивых картин модернистов техасскому нефтяному магнату и коллекционеру Элгеру Хертлу Медоусу (Algur Hurtle Meadows).
Элмир де Хори рано увлекся искусством. В 18 лет молодой человек, представитель будапештской «золотой молодежи» решил изучать живопись и поехал в Мюнхен. Позже он переехал в Париж, где с 1926 по 1932 годы занимался в мастерской великого Фернана Леже (Fernand Léger). Но известным художником де Хори так и не стал. В конце Второй мировой войны де Хори оказался без гроша: коммунистические власти Венгрии отобрали всю собственность у его состоятельных родителей. Эстет, сибарит и приверженец гомосексуальных отношений, он оказался перед необходимостью самостоятельно обеспечивать себе пропитание. Но обычным конторским служащим де Хори становиться не захотел. Без гроша в кармане он принялся создавать имитации работ знаменитых художников - Пабло Пикассо (Pablo Picasso), Анри Матисса (Henri Matisse), Амедео Модильяни (Amedeo Modigliani). Вскоре несколько не очень хорошо разбирающихся в искусстве богачей стали покупать у него работы. Так де Хори нашел способ выжить в разодранном войной Париже и даже нашел себе заграничных клиентов. Он продолжал обманывать коллекционеров и галеристов до 1952 года, когда один лос-анджелесский дилер разоблачил его и пригрозил обратиться в полицию.
Де Хори был очень напуган перспективой ареста и тюремного заключения, и даже предпринял попытку самоубийства. Но в 1958 году, познакомившись с 27-летним «арт-дилером» Фернаном Легро, он снова решил встать на неправедный путь. Легро, который в ту пору был уже отцом семейства, но не отказывал себе в удовольствии поразвлечься с юными аполлонами, был вхож в высшие круги общества. По слухам, кумиром Легро был Отто Ваккер (Otto Wacker, он же Олиндо Ловаэль (Olindo Lovael)), тоже бывший танцор, ставший торговцем произведениями искусства. В середине 1920-х годов в Берлине Ваккер провернул несколько очень удачных афер с тридцатью картинами Ван Гога. Известный эксперт Берт де ла Фай (Bert de la Faille) сначала признал их подлинными, но потом догадался, что его обманули. В 1932 году Ваккера судили, и де ла Фай объявил, что пять из его «Ван Гогов» - все-таки настоящие.
Де Хори сначала чувствовал себя очень неловко перед молодым эксцентричным Легро. Тот вел себя как ковбой с Дикого Запада, при этом носил хипповскую бороду, огромное количество украшений, черные очки, меховое манто и сапоги из крокодиловой кожи. Но именно этот светский оригинал помог де Хори вновь обрести вкус к жизни. Он убедил его поехать с ним в Соединенные Штаты, где фальсификатор снова принялся штамповать подделки картин модернистов.
Задачей стареющего венгерского афериста стало исключительно написание картин, а его молодой напарник взял на себя поиск богатых клиентов. Он также очень любил дурить головы американским таможенникам. При перевозке фальшивок, выполненных де Хори, на вопрос таможенников «Что в чемодане?» Легро неизменно отвечал: «Копии». Труженики таможни отказывались ему верить и приглашали экспертов, которые заключали, что картины на самом деле подлинные, - столь хорошим было качество работы де Хори. Легро приходилось платить немалые штрафы, но на руках все же оставались экспертные заключения, что позволяло ему продавать свои подделки за огромные суммы.
Несмотря на успех, де Хори не нравилось работать с Легро. Молодой подельник был ему невероятно противен. Поэтому, прожив всего год в Соединенных Штатах, фальсификатор отправился на Ибицу. Легро тем временем познакомился с 19-летним художником Реалем Лессаром, которого сначала соблазнил, а потом привлек к своему бизнесу. Позже он нанял еще одного художника-плагиатора, Алена Мартуре (Alin Marthouret).
Тем не менее де Хори продолжал время от времени присылать Легро фальшивки. А тот, долго искавший идеального клиента, в конце концов нашел его в лице Элгера Хертла Медоуса. Ему удалось сбыть магнату около сорока картин, главным образом подделки Пикассо, Модильяни, Андре Дерена (André Derain) и Рауля Дюфи (Raoul Dufy). Подделки были такими хорошими, что французские эксперты не моргнув глазом подписывали сертификаты о подлинности работ.
Поняв, что был обманут, Медоус подал в суд на Легро. Его арестовали после долгого расследования, ставшего любимой темой журналистов. Лессар и де Хори тоже попали под огонь. А на рынке произведений искусства началась форменная паника: стало ясно, что по Америке циркулировали сотни, если не тысячи фальшивок. А американские коллекционеры хоть и любили искусство, но были не так натренированы в определении поддельных работ, как наученные горьким опытом европейцы. Из страха потерять лицо мало кто из собирателей признался в том, что покупал произведения искусства у Легро.
Элмир де Хори погрузился в пучину депрессии. В 1976 году он покончил жизнь самоубийством. Но до этого он успел написать мемуары и стать главным героем фильма, снятого знаменитым Орсоном Уэллсом (Orson Welles). Уэллс был большим поклонником де Хори и считал его одним из главных фальсификаторов XX века. «Мне оказали большую честь - мою подпись подделал сам Элмир де Хори!» - говорил режиссер.
А Легро в 1979 году приговорили к двум годам тюрьмы. Но этот срок был полностью покрыт тем временем, что он провел в камере предварительного заключения во Франции и за границей, и поэтому афериста отпустили. Легро, заядлый курильщик, недолго наслаждался свободой (и поддержкой дочери миллиардера Аристотеля Онассиса (Aristotle Onassis)) и в апреле 1983 года умер от рака горла. Его подельник Реаль Лессар поселился в Марокко и написал мемуары. А Ален Мартуре очень боялся наказания за пособничество Легро, поэтому он решился опубликовать свои воспоминания гораздо позже, в 2003 году.
Другим фальсификатором, обманывавшим преимущественно американских коллекционеров, был Дэвид Штайн (David Stein). Но его вывел на чистую воду Марк Шагал . Знаменитый художник увидел якобы свою работу в витрине одной галереи, и заявил, что она является подделкой. Штайн был арестован, его имя появилось на страницах всех газет. Но его талант фальсификатора помог ему и дальше зарабатывать на жизнь: многие желали купить его теперь уже официальные имитации картин знаменитых живописцев.
Разоблачить фальсификатора - дело невероятно сложное. Существует множество причин, по которым люди изготовляют подделки. Трудно понять, что творится у них в душе. Одни создают «фальшаки» только потому, что это легкий способ заработать деньги, другие, как Хан ван Меегерен, хотят проучить критиков и экспертов, третьи делают это просто ради развлечения…
Кто больше всех поразвлекся, так это таинственный фальсификатор по прозвищу «Факсимиле», сумевший в 1980-х годах обвести вокруг пальца самых искушенных парижских экспертов. Он специализировался на натюрмортах XVII века. Проработав изрядное время реставратором Государственной службы по сохранению памятников истории и искусства, «Факсимиле» приобрел исчерпывающие знания пигментов, которые использовали художники XVII века. К тому же его работа позволила ему досконально изучить живописные произведения, хранящиеся в музейных коллекциях. Чтобы создавать имитации, невероятно близкие к оригиналу, ему оставалось только найти адекватную основу, холст или медную доску нужной эпохи. Он принялся продавать свои произведения (сначала просто как копии) любителям. Но в один прекрасный момент картины увидели дилеры и решили, что они просто не могут не быть подлинниками! Некоторые копии были признаны оригиналами, и галеристы закидали их изготовителя заказами на натюрморты, которые можно было бы потом приписать великим французским, голландским и фламандским живописцам. Около сорока работ фальсификатора получили сертификаты подлинности, и «Факсимиле», почувствовав, что вступает на опасную тропу, решил уехать из Парижа - от греха подальше.
В конце 1970-х на арт-рынке начался бум, и для фальсификаторов наступило настоящее раздолье. До этого их деятельность все-таки не имела настоящего размаха - главным образом потому, что большинство аукционных продаж совершались в Париже, где эксперты уже «набили руку» на отслеживании подделок. Но постепенно аукционные дома в Великобритании и США освоили новые маркетинговые стратегии, и деньги потекли в их страны. Экономика США продолжала развиваться, и все больше появлялось богачей, жаждущих обладать большими коллекциями произведений искусства. Цены на работы импрессионистов и модернистов поползли вверх. В Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе, Далласе и Сан-Франциско чуть ли не каждую неделю появлялись новые галереи.
Главная проблема была в том, что большинство экспертов, способных отличить подлинную картину от «фальшака», были французами, а не американцами. Неопытные покупатели приобретали картины пачками, не принимая даже самых элементарных мер предосторожности, - например, не проверяя достоверность сертификата подлинности. Многие сертификаты были выданы экспертами, совершенно не разбирающимися в творчестве художников. А некоторые покупали работы вообще без всяких документов.
Многочисленные владельцы маленьких галерей воспользовались ситуацией, и начали сбывать сомнительные произведения. Некоторые не гнушались выдавать собственные сертификаты, которые, понятное дело, не имели никакой ценности. Появилось также множество предприимчивых дельцов, подобно Фернану Легро, строивших свой бизнес на продаже подделок.
Конечно, не только американских коллекционеров обманывали почем зря. Европа тоже знавала «смутные» времена. Стоит только вспомнить, как несколькими десятилетиями ранее жертвой фальсификаторов оказался знаменитый парижский коллекционер Дюре (Théodore Duret). После его смерти наследники узнали жестокую правду: множество картин импрессионистов и других художников, купленных Дюре, оказались подделками.
Рынок искусства достиг невиданных высот, но не смог уберечься от неизбежного: от краж и «фальшаков». Число преступлений, связанных с искусством, росло с каждым годом. Хитрецы из стран Восточного блока быстро смекнули, что на возросшей любви к высокому можно хорошо заработать. Произведения Марка Шагала, Эля Лисицкого , супрематистов, конструктивистов и других представителей русского авангарда становились все более популярными, и на Запад «потекли» подделки их работ. В советские времена существовала целая преступная сеть, поставлявшая в Европу и США фальшивые работы Казимира Малевича , Наталии Гончаровой , Николая Суетина , Любови Поповой .
Число художников, котирующихся на рынке, росло не переставая, и индустрия фальшивой живописи превратилась в гигантскую махину, уступающую только индустрии подделок дизайнерской одежды и парфюмерии. Когда колумбийский художник Фернандо Ботеро (Fernando Botero) стал знаменитым, появилась целая армия плагиаторов, копирующих его полотна и скульптуры. Американский рынок наводнили поддельные скульптуры Эрте , Генри Мура (Henry Moore), Огюста Родена (Auguste Rodin), Александра Архипенко , Анри Матисса. Явление достигло пика с появлением онлайн-аукциона eBay, где каждую неделю продаются сотни копий и фальшивок, атрибутированных Пикассо, Матиссу, Поповой, Ботеро, Дали, Ренуару, Писсарро, Модильяни, Коро, Моне, Родену, Генри Муру, Диего Ривере (Diego Rivera), Фриде Кало (Frida Kahlo), Наталии Гончаровой, Чайлду Хэссэму (Childe Hassam), Францу Марку (Franz Marc), Августу Макке (August Macke), Тамаре де Лемпицка (Tamara de Lempicka) и многим другим. Настоящая эпидемия! Неизвестно, убьет ли ее мировой экономический кризис…
Таковы законы рынка: если возникает спрос на произведения какого-то художника, то сразу появляются и подделки. Так было с Микеланджело, Рембрандтом, Ватто, позже с Морисом де Вламинком, Андре Дереном, Джорджо де Кирико (Giorgio de Chirico), Цугухару Фудзита (Tsuguharu Fujita), Энди Уорхолом (Andy Warhol), Джексоном Поллоком (Jackson Pollock), Жаном-Мишелем Баскиа (Jean-Michel Basquiat), а сейчас происходит с Робером Комба (Robert Combas) и другими современными художниками. Помимо «фальшаков», появляются еще и обычные копии. Но, как мы уже поняли, от копии до фальшивки - один шаг. И многие преступники быстро соображают, что гораздо легче подделывать картины, чем купюры.
Мы не можем называть фальшивками копии, сделанные начинающими живописцами в ходе обучения. Нельзя также принимать за подделки работы, начатые самими художниками и завершенные их учениками или ассистентами. Картины многих знаменитых мастеров, например Рубенса и Рембрандта, были созданы именно так. Вообще копия - это точное воспроизведение картины, в то время как подделка -самостоятельная работа, имитация стиля художника. То есть «фальшак» легче выдать за оригинал, чем за копию: больше вероятность обмануть специалиста.
Для того чтобы легко и быстро заработать, фальсификатору следует прежде всего выбрать художника, которого он будет подделывать. Конечно же, это должен быть известный живописец или скульптор, хорошо котирующийся на рынке. Кроме того, изготовитель фальшивок должен обладать талантом, быть знакомым со старинными техниками и красочными пигментами, «дружить» с химией, досконально изучить композиционные приемы подделываемого художника и придумать правдоподобную историю бытования работы - чтобы было чем объяснить внезапное появление «чудесно найденного» шедевра. Дабы избежать каверзных вопросов экспертов, аферист также должен хорошо знать биографию художника и все обстоятельства его жизни.
Да, быть фальсификатором дано далеко не каждому. После изготовления «фальшака» наступает следующий сложный этап: нужно найти простофилю, которому можно его сбыть. Но многие создатели подделок не обладают деловой хваткой (ведь они прежде всего художники), и поэтому им необходим какой-нибудь предприимчивый Легро, который может с успехом вести их бизнес. А без помощи прожженных дельцов многие, даже самые талантливые, имитаторы попадают впросак: продают первым встречным свои «потом и кровью» написанные подделки, да еще и за маленькую цену. Без знания технологий маркетинга и пиара здесь делать нечего.
Нужно заметить, что созданием подделок и использованием их в своих целях не брезговали даже очень известные исторические персонажи. Например, папа Климент VII заказал копию рафаэлевского портрета другого папы, Льва X, и подарил ее Фредерику II Гонзага, уверив его, что это подлинник. Индустрия «фальшаков» не разрослась бы до таких размеров, если бы не персонажи, хорошо умеющие обманывать наивных людей. К таким можно отнести человека с говорящими инициалами P. R. - очень обаятельного афериста.
P. R. с блеском исполнял роль успешного топ-менеджера, живущего с обворожительной молодой женой и очаровательными детьми на роскошной вилле в фешенебельном предместье. Все это было частью его стратегии по обману доверчивых любителей искусства. Он размещал в газетах и журналах, посвященных искусству, объявления, где предлагал купить некоторые произведения из его большого художественного собрания. Он придумывал различные причины, по которым он «вынужден» продать картины и скульптуры: то бассейн нужно построить, то профинансировать какую-то срочную работу. Нашедшим его по объявлению покупателям P. R. продавал подлинные работы по небольшой цене, не забывая показать им другие предметы из его коллекции, которые он «в случае нужды» также собирался продавать. Естественно, окрыленные клиенты приходили к P. R. снова, но на этот раз получали уже «фальшаки». Он даже пользовался доверием парижских дилеров, которым иногда давал взаймы шедевры из своего собрания. Картины некоторое время висели на стенах галерей, но желающим их купить P. R. недвусмысленно давал понять, что расставаться с ними не собирается. Естественно, работы приобретали славу очень редких и недоступных произведений, то есть «лакомых кусочков» для коллекционеров. P. R. также нередко посещал парижские аукционы в Отеле Друо, где время от времени делал ставки и беседовал с оценщиками. Так предприимчивый делец создал себе славу серьезного коллекционера и очень важной персоны на рынке искусства. За десять с лишним лет, что развивалась афера, он сумел обвести вокруг пальца десятки человек. Даже после появления в еженедельнике Le Point разоблачительной статьи P. R. продолжал появляться на антикварных салонах и торговать фальшивками на своей вилле! Он предлагал гостям шампанское, в то время как его милая жена с ребенком на руках развлекала их разговорами. Но руки правосудия все-таки дотянулись до фальсификатора. В начале июля 2005 года он был осужден на пять лет тюрьмы. А у его обаятельной супруги взяли подписку о невыезде.
Интересно, сколько еще таких аферистов бродит по свету? Совершенно точно можно сказать, что фальсификаторы будут существовать, пока существуют любители искусства, желающие купить какое-нибудь качественное произведение по выгодной цене. Когда бриллиант стал считаться драгоценным камнем, то сразу же появились подделки. То же самое и с искусством.
Фальшивки, как и кражи, - настоящее проклятие для коллекционера. От обеих напастей можно защититься. Но если можно избежать кражи, усилив меры безопасности в своем доме или квартире, то от подделки уберечься куда как сложнее. Обнаружить неизвестное произведение искусства и определить его подлинность не одно и то же. Последнее гораздо сложнее, тем более что чаще всего вердикт экспертов бывает отрицательным или неоднозначным. Узнав, что модель статуэтки Джамболонья, сделанная во Флоренции около 1660 года, недавно была выставлена на торгах в Отеле Друо по неслыханной цене в 1,2 миллиона евро, некий коллекционер, который 20 лет назад приобрел похожую, обратился к эксперту, думая, что и его статуэтка достигнет соответствующей цены. Однако эксперт разъяснил ему, что его статуэтка была сделана на полвека позже, в мастерской Гобеленов, и что, по его мнению, ее цена не превысит 50 тысяч евро. Впрочем, тот же эксперт оценил лишь в 30 тысяч модель, проданную позднее по умопомрачительной цене, на том основании, что инвентарный номер, указывающий на принадлежность к коллекции Ришелье, был выгравирован под патиной, что, по мнению эксперта, указывало на подделку. Однако если этот номер находился под патиной, то это означало, что на бронзовую статуэтку был позже нанесен еще один слой патины, что теоретически должно было снизить ее цену.
То есть то, что считается подлинником, далеко не всегда им является. Иногда происходит и наоборот - эксперт принимает за фальшивку самый настоящий оригинал. Можно сказать, все зависит от сертификата.
Все знают, что художники часто копировали своих учителей в ходе обучения, но часто забывают, что плагиат может быть бессознательным. При поиске собственного стиля живописцы часто используют чужие находки, не отдавая себе в этом отчета. А критики это подмечают… или закрывают на это глаза.
В начале 1950-х годов знаменитый американский критик и теоретик искусства Клемент Гринберг (Clement Greenberg) возносил до небес некоторых художников, главным образом абстрактных экспрессионистов (например, Кеннета Ноланда (Kenneth Noland)). Если бы не энтузиазм Гринберга, история искусства была бы совершенно другой. Критик утверждал, что работы Ноланда не имеют ничего общего с произведениями Робера Делоне (Robert Delaunay) 1910-х годов, а также доказывал, что другой американский экспрессионист, Барнетт Ньюман (Barnett Newman), ничем не обязан одному из «отцов абстракции» Питу Мондриану (Piet Mondrian).
В книге «Как я стал продавцом картин» Сами Тарика (Sami Tarica) цитирует французского психоаналитика Даниэля Сибони (Daniel Sibony), который пишет о комплексе «первого-второго»: «эта стратегия, примерами которой изобилует история… заключается в том, что тот, кто идет вторым, не признает, что он что-то заимствовал у первого, не говорит о своих намерениях его превзойти или что-нибудь еще, но делает все возможное, чтобы быть первым, несмотря на то, что им не является. И из-за этого насилия над хронологией событий происходят различные безумства». То есть прямые вертикальные линии Барнетта Ньюмана, благодаря которым он стал знаменитым, имеют своих предшественников, причем очень знаменитых.
Клемент Гринберг причислял к художникам-абстракционистам и знаменитого представителя французского «неформального искусства» (Art Informel) Жана Фотрье (Jean Fautrier), хотя тот с горячностью отрицал его утверждения. Путь к успеху Фотрье был тернистым. Его игнорировали галереи и коллекционеры. В 1955 году, после очередной неудачной выставки, он написал Жану Полану (Jean Paulhan): «Вы мне всегда говорили, что великим художникам в начале карьеры никогда не удается продавать свои картины. Можете порадоваться за меня: ни одной моей работы на выставке продано не было!» Только благодаря Сами Тарика, продавцу ковров, переквалифицировавшемуся в арт-дилера, картины Фотрье наконец нашли покупателей. Однажды Тарика показал художнику дюжину работ Сержа Полякова , которыми очень гордился. Фотрье сказал ему, что из всех посткубистов Поляков, наверное, самый лучший. Под этими словами он подразумевал то, что между «пост-» и «подлинным» существует фундаментальная разница. В другой раз Тарика привел к Фотрье клиента-американца, у которого художник запросил 1 000 франков за картину. Американец сказал, что это слишком дорого. Тогда Фотрье достал из шкафа шесть похожих полотен и объявил, что они продаются по цене 10 франков за штуку. На вопрос ошарашенного клиента, почему одна картина продается так дорого, а остальные так дешево, Фотрье с пафосом ответил: «Потому что вот эти [за 10 франков. - Ред.] написала моя домработница». Американец ушел, так ничего и не купив. А зря: на самом деле речь шла о серии «Множественные оригиналы», которая позже стала знаменитой.
Когда Сами Тарика приехал в Нью-Йорк, его потрясло то значение, которое американцы придают творчеству абстрактных экспрессионистов. Для него картины Бена Шана (Ben Shahn), Джека Творкова (Jack Tworkov), Филипа Гастона (Philip Guston), Роберта Мазеруэлла (Robert Motherwell), Франца Клайна (Franz Kline), Марка Ротко (Mark Rothko) , Барнетта Ньюмана и других были всего лишь «повторением пройденного», эксплуатацией идей, выдвинутых тридцатью годами ранее Василием Кандинским , Казимиром Малевичем и Питом Мондрианом. Это «сверхраскрученное» искусство напоминало ему грандиозные статуи Римской империи, которыми восхищались ровно до тех пор, пока не обнаружили их поразительное сходство с «архаическими» скульптурами, созданными несколькими веками ранее в маленьком государстве Греция.
А его подопечный Жан Фотрье, глядя на полотна абстрактных экспрессионистов, спрашивал себя, как художник может сохранить целостность своего «я», принеся всего себя в жертву моде. В то время как американский экспрессионизм набирал популярность, на его произведения никто не обращал внимания. Даже когда Фотрье передал одну из своих картин в дар парижскому Музею современного искусства, музей отказался принять ее по причине того, что «это не живопись». Тогда Сами Тарика и задумался о том, что, может быть, тем, кто говорит правду раньше времени, сложнее всего быть услышанными.
В 1959 году Фотрье пригласили на биеннале в Венецию - к вящему неудовольствию Гильдо Капуто (Gildo Caputo), тогдашнего президента французского Профессионального союза продавцов картин. Он хотел, чтобы на биеннале от Франции поехал Альфред Манессье (Alfred Manessier), но члены профсоюза предпочли ему франко-немецкого художника Ханса Хартунга (Hans Hartung). С последним Фотрье и разделил Гран-при. Жюри хотело отдать большинство голосов Хартунгу, но Сами Тарика удалось убедить многих его членов (в частности, тех, кто приехал из Польши) в том, что чем голосовать за «выдвиженца капиталистов», лучше поддержать бедного художника, у которого даже нет галериста.
Как-то Сами Тарика попытался уговорить миллионера Гюнтера Закса (Gunter Sachs) поддержать деньгами другого знаменитого художника, Ива Кляйна (Yves Klein). Закс согласился, но за обедом Тарика рассказал ему о перформансе Кляйна под названием «Зоны нематериальной живописной чувствительности», в котором тот обменивал пустые пространства в городе на золото, то есть фактически продавал «ничто». Миллионер рассердился: «Как, вы хотите, чтобы я покупал ничто?.. Все, я больше в этом не участвую». Не каждому дано понять разницу между жестом в искусстве и потраченными «в пустоту» деньгами.
Кроме Фотрье, Кляйна и некоторых других, большинство современных художников бессознательно экспроприировали элементы стилей своих предшественников. Даже такой мэтр, как Пабло Пикассо, вдохновлялся творчеством других художников и многое у них позаимствовал. Можно сказать, что Пикассо был самым главным плагиатором в истории живописи - он ведь ничего своего не придумал, даже кубизм и тот основал Жорж Брак (Georges Braque). А у истоков этого стиля стоял Поль Сезанн. Тем не менее приверженность Пикассо к заимствованиям ничуть не умаляет его гения, и испанско-французский художник по праву считается самым великим живописцем XX века.
Многие художники впитывали в себя идеи и стиль других, что делало их творчество более привлекательным для крупных коллекционеров. Почему Альфред Манессье, которого превозносили в 1959 году, не обрел такой славы, как Серж Поляков и Николя де Сталь ? Да просто потому, что последние были гораздо более «раскручены» на рынке. Все любители искусства знают Бернара Бюффе (Bernard Buffet), но никто уже не помнит тех, чьи работы в середине 1940-х годов были очень похожи на творения Бюффе. В конце 1950-х многие дилеры издевались над Фотрье и Кляйном, которые немного позже стали гораздо более почитаемыми художниками, чем те, чьи произведения они продавали в своих галереях. Фотрье называл таких художников «посткубистами», а себя считал творцом «подлинной» живописи.
Заимствование - это не совсем копирование или плагиат, но демонстрация (чаще всего бессознательная) какого-то влияния. Когда мы смотрим на картину одного художника, мы часто ловим себя на мысли о том, что она напоминает произведения кого-то другого. Можно совершить эксперимент: пойти в музей, встать на расстоянии десяти метров от картины и постараться угадать автора. На таком расстоянии Себастьяна Бурдона (Sébastien Bourdon) можно спутать с Николя Пуссеном (Nicolas Poussin), Антуана Ватто - с Николя Ланкре (Nicolas Lancret), Йохана Бартольда Йонгкинда (Johan Barthold Jongkind) - с Эженом Буденом (Eugène Boudin), Поля Гогена (Paul Gauguin) - с Полем Серюзье (Paul Sérusier), Анри-Эдмона Кросса (Henri-Edmond Cross) - с Полем Синьяком (Paul Signac). До того как вдохновить Ланкре и Жана-Батиста Патера (Jean-Baptiste Pater), Пуссен многое позаимствовал у Клода Жилло (Claude Gillot). Джон Констебл многим обязан Клоду Желе (Claude Gelée), Констеблу в свою очередь обязан Жан-Батист Камиль Коро, живописью Коро вдохновлялся Эжен Буден, а Буденом - Клод Моне. А уже упомянутый Пикассо, до того как стать отцом кубизма, прошел через увлечение академизмом, а позже при создании скульптур вдохновлялся творчеством Хулио Гонсалеса (Julio González).
В общем, искусство на заимствованиях держится. Они необходимы для его эволюции. Когда появляются новые течения искусства, художники постоянно заимствуют идеи друг у друга и у своих предшественников. Некоторым из них везет - они находят себе дилера с хорошим маркетинговым чутьем. Конечно, некоторые будут считать их обманщиками (как Фотрье абстрактных экспрессионистов), но это не помешает их восхождению на Олимп. Многим это покажется несправедливым, но успех в мире искусства зависит главным образом от удачи. Называть того же Сержа Полякова плагиатором было бы по меньшей мере неуважительно, но нельзя отрицать того факта, что он, как и множество других известных художников, подсознательно «воровал» у своих коллег.
А можно ли называть плагиат тенденцией?.. Например, фовизм стал наследником дивизионизма: дело, начатое Жоржем Сера (Georges Seurat), было продолжено Андре Дереном и Морисом де Вламинком, а у них эстафету перехватили Жорж Брак, Анри Матисс, Анри Манген (Henri Manguin), Отон Фриез (Othon Friesz), Кеес ван Донген (Kees van Dongen), Жан Пюи (Jean Puy) и другие. То же самое с кубизмом: зачинателями выступили Брак и Пикассо, «подхватили» Хуан Грис (Juan Gris), Анри Эйдан (Henri Hayden) и Луи Маркусси (Louis Marcoussis), а развили их идеи художники-абстракционисты. Принципы, провозглашенные инициаторами различных движений (кубизма, супрематизма, конструктивизма, футуризма, сюрреализма, абстракционизма, музыкализма и многих других), были основаны на сознательных и бессознательных заимствованиях. Но их работы, конечно же, нельзя назвать подделками. Фальсификаторы - вот кто настоящие арт-террористы. Это вам скажет любой эксперт.
