Изображение войны в романе-эпопее М.Шолохова «Тихий Дон. Тема гражданской войны в творчестве шолохова
Серафимович, Маяковский, Фурманов, а за ними и молодые писатели выступили против изображения революции, гражданской войны как стихии, подчеркивали организующую роль партии в народном движении. Шолохов обратился к теме гражданской войны вслед за Фурмановым и Серафимовичем. Со стороны именно этих писателей он получил высокую оценку и признание. Можно полагать, произведения Шолохова о гражданской войне встретили одобрение Фурманова прежде всего потому, что они были близки его идейным позициям, потому что им была чужда идеализация стихийного начала в революционном движении. За жизненную правдивость ценил «Донские рассказы» и А. Серафимович. Он первый отметил особенности творческой манеры Шолохова; жизненную простоту, динамичность, образность языка рассказов, чувство меры в «острых моментах», «тонкий схватывающий глаз», «умение вырвать из многих признаков наихарактернейшее»,
В ранних рассказах Шолохов реалистически зримо, с идейных позиций писателя нового мира объясняет социальный смысл событий, происходивших на Дону в первые годы становления Русской власти. Первый сборник Шолохова «Донские рассказы» (1926) открывался рассказом «Родинка». Командир красного эскадрона Николай Кошевой ведет непримиримую борьбу с белыми бандами. Однажды его эскадрон сталкивается с одной из банд, во главе которой стоит отец Николая Кошевого. В бою отец убивает сына и случайно узнает его по родинке. Открывая сборник этим рассказом, Шолохов тем самым обращал внимание на одну из центральных мыслей всего сборника – острая классовая борьба размежевала не только Дон, станицу, хутор, но и казачьи семьи. Одна сторона защищает собственнические, сословные интересы, другая – завоевания революции. Коммунисты, комсомольцы, молодежь деревни смело порывают со старым миром, героически отстаивают в суровых схватках с ним интересы и права народа.
Второй сборник «Лазоревая степь» (1926) начинается одноименным рассказом, вступление к которому, написанное в 1927 году, носит откровенно полемический характер. Автор иронизирует над писателями, очень трогательно сюсюкающими «о пахучем седом ковыле», о крас-ноармейцах-«братишках», которые якобы умирали, «захлебываясь напыщенными словами». Шолохов утверждает, что красные бойцы гибли за революцию в степях донских и кубанских «безобразно просто». Решительно выступая против идеализации, ложной романтизации действительности, он изображает борьбу народа за Советскую власть как сложный социальный процесс, прослеживает рост революционных настроений в казачьей среде, преодоление трудностей и противоречий на путях к новой жизни.
Почти одновременно с Шолоховым такие писатели, как С. Подъячев, А. Неверов, Л. Сейфуллина и другие, раскрывали остроту жестокой классовой борьбы в деревне в годы гражданской войны, показывая то новое, что несла в деревню революция. Однако ряд писателей продолжал акцентировать внимание на «идиотизме» деревни, на якобы извечной косности «мужика», не замечая революционного обновления деревни и ее людей. Вс. Иванов в сборнике «Тайное тайных» искусственно изолировал крестьян от социальной борьбы, увлекся изображением их биологических инстинктов. К. Федин в повести «Трансвааль» и рассказах одноименного сборника не заметил торжества новых, социальных отношений в русской деревне. Преувеличивая роль кулака, он тем самым нарушал реальное соотношение сил, обращал преимущественное внимание на косность, застойность деревенской жизни.
В 1925 году вышел в свет роман Л. Леонова «Барсуки», в котором писатель, в отличие от ранних рассказов, утверждал победу организующего начала в революции над стихией старого мира. Однако автор еще не добился четкого показа расслоения деревни. Классовая борьба подменялась случайной тяжбой двух деревень за владение покосами. Этой тяжбой и определялось отношение крестьян к Русской власти. Рисуя двух братьев, Семена и Павла Рахлеевых, участвующих в борьбе на стороне двух враждебных лагерей, Л. Леонов руководствуется не столько необходимостью показа классовой борьбы, размежевавшей даже семьи, сколько стремлением положить в основу произведения психологически напряженный конфликт.
Шолохова же интересовала классовая, социальная борьба, обусловившая идейное размежевание членов одной и той же семьи. В рассказе «Червоточина» писатель изображает «разлом» богатой кулацкой семьи. Против отца и брата, враждебно настроенных к Русской власти, выступает младший сын, комсомолец Степан. Он не может молчать, зная,
что они обманывают Советскую власть, скрывают излишки хлеба. Вражда в семье доходит до того, что Яков Алексеевич и его старший сын Максим убивают ненавистного им Степана.
Вечное по своей ценности произведение «Тихий Дон» Михаила Александровича Шолохова как безграничную панораму представляет перед нами трагические события первой четверти XX века российской истории. Умы читателей поражает страшная картина войн, обрушившихся на страну, её народ и каждого отдельного человека.
Затрагивая мотив Первой мировой войны, автор сильнейший акцент делает всё же не на такой, казалось бы, более всеобъемлющей военной арене, но на локализованной в одной стране Гражданкой войне 1917-1922 гг. Для писателя было делом всей жизни изобразить, отразить дух родного народа, родного края в тяжелейшие периоды жизни государства, в его переломные моменты. А Гражданская война, как это ни печально, самый показательный пример. Такая война необыкновенно страшна: это не просто жажда победы над сторонним противником, стремление к приобретению новых земель и трофеев, это - убийство близких, родных тебе людей тобой же самим, враги внутри твоей семьи, соседей, хутора и т.д. Это какая-то исковерканная карикатура, ломающая, разбивающая души, сердца, дома, узы людей. Всю эту драму Михаил Шолохов реалистично и без «цензуры» изобразил на примере семьи Мелеховых, их поначалу крепкого и, как бы сейчас сказали, успешного двора.
Дружная семья живёт мирно и складно, трудится, возделывает землю, хранит домашний очаг и нравственные устои «православного Тихого Дона». Конечно, и в ней случаются некоторые неурядицы, но это в корне ничего не меняет. И вот приходит и ударяет, будто обухом по голове, война, война братоубийственная, аморальная и беспощадная. Своими когтистыми лапами она забирает, коверкает жизни людей по очереди, оттягивая своё собственное удовольствие, главу семейства - Пантелея Прокофьевича, сына его Петра Мелехова, свата Мирона Коршунова; Аксинья Астахова, Дарья Мелехова, старики и детишки без разбора - всех забирает война. Крепкая семья Мелеховых, дружба с соседями, весь общественный уклад хутора, станицы, края и, в конце концов, целого государства рушится. Как в калейдоскопе, меняются друзья и враги, родные и чужие люди, да и внутри самого человека происходит духовный разрыв. Так, Григорий Мелехов, отягощённый своими любовными метаниями от законной жены к другой желанной женщине, стоит перед выбором между Красной армией и белогвардейцами, он отчаянно ищет правду в их рядах. Григорий - борец за справедливость, он не жаждет крови, как дикий зверь, не жаждет превосходства, власти. Он хочет возвращения мира и спокойствия на родную землю и желает этому способствовать, только не знает, как именно - война спутала все карты.
Несмотря на всю сложность и трагичность страшных событий, читателю в финале романа становится очевидна формула достижения мира и счастья: сохранение нравственности и семьи, забота о ближних и цветах этой жизни - детях.
Войны были разные, ими полна история народов с древности. По-разному они отражены и в литературе. После 1914 года тема войны становится одной из главных у нас и в других странах. Опаляющим гневом полны воспоминания о том времени, страшном по степени одичания и бесчеловечности, особенно тех, кто побывал в окопах, вырвался еле живым из пламени и черного пепла. Так писали о войне А. Серафимович, Д. Фурманов, К. Федин, А. Толстой и др. Поле смерти… перевязочные пункты… Полумертвые в лазаретах… Заживо погребенные… Сошедшие с ума… Писатели как бы подвели страшные итоги войны: разрушенные города, спаленные деревни, вытоптанные поля… Безногие, слепые, осиротевшие… первая мировая война мелехов
Воспроизведение войны и мира в органическом единстве и взаимной обусловленности, точная реальность, историзм, батальная живопись и в центре всего судьба человека - вот те традиции, которые были унаследованы русскими писателями в изображении войны. Шолохов, унаследовав эту традицию, обогатил новыми достижениями. «Тихий Дон» создавался двумя войнами, самыми большими в истории народов. Не успели подернуться пеплом костры Первой мировой войны, как империалисты начали подготовку второй. Первая мировая война изображена как всенародное бедствие, поэтому ее картинам соответствует мрачная символика: «По ночам на колокольне ревел сыч. Зыбкие и страшные висели над хутором крики, а сыч перелетел на кладбище, стонал над бурыми затравевшими могилами.
Худому быть, - пророчили старики. - Война пристигнет».
Резкими, экспрессивными мазками рисует писатель наступление войны - народного бедствия. В массовых сценах он дает высказаться многим людям - и война предстает в народном восприятии, в стихии чувств, переживаний, оценки народа. История врывается в повествование широко и свободно, во всех ее реалиях. Эпически динамично развернутые картины вступления России в мировую войну завершаются эмоциональной оценкой, в которой тревожно звучит голос самого писателя.
Война требовала все новых и новых жертв: «От Балтики смертельным жгутом растягивался фронт. В штабах разрабатывались планы широкого наступления, над картами корпели генералы, мчались, развозя боевые приказы, ординарцы, сотни тысяч солдат шли на смерть».
Герои Шолохова оказываются в различных полках, разбросанных по разным участкам фронтов, что дает возможность писателю широко охватить начало боевых действий, сосредоточиться на изображении первых боев Юго-Западного и Северо-Западного фронтов, на событиях вторжения русских армий в Восточную Пруссию, на знаменитой Галицийской битве. Шолоховские страницы резко обличительны, их тон тревожен и не предвещает ничего, кроме страшного ожидания смерти: «Эшелоны… Эшелоны… Эшелоны несчетно! По артериям страны, по железным путям к западной границе гонит взбаламученная Россия серошинельную кровь». Передовая фронта изображается как сплошной ад. И всюду в произведениях Шолохова проступает боль за землю: «Вызревшие хлеба - топтала конница», «Там, где шли бои, хмурое лицо земли оспой взрыли снаряды: ржавели в ней, тоскуя по человеческой крови, осколки чугуна и стали». Но еще мучительнее была боль за людей. Война собирала свою страшную жатву: «Ложились родимые головами на все четыре стороны, лили рудую казачью кровь и, мертвоглазые, беспробудные, истлевали под артиллерийскую панихиду в Австрии, Польше, в Пруссии… Цвет казачий покинул курени и гибнул там в смерти, во вшах, в ужасе».
Всего лишь месяц войны, а как изменились люди: Егорка Жарков грязно ругался, все проклинал, Григорий Мелехов «весь как-то обуглился, почернел». Война калечит души, опустошает до самого дна: «Перемены вершились на каждом лице, каждый по-своему вынашивал в себе и растил семена посеянного войной».
На Владимиров-Волынском и Ковельском направлениях в сентябре 1916 года применили французский способ наступления - волнами. «Шестнадцать волн выплеснули русские окопы. Колыхаясь, редея, закипая у безобразных комьев смявшейся колючей проволоки, накатывались серые волны людского прибоя… Из шестнадцати волн докатились три…»
Такова была страшная правда войны. И каким кощунством над моралью, разумом, сущностью человечности казалось прославление подвига. Шолохов развенчивает такое представление о подвиге: «А было так: столкнулись на поле смерти люди… натыкались, сшибались, наносили слепые удары, уродовали себя и лошадей и разбежались, вспугнутые выстрелом, убившим человека, разъехались нравственно искалеченными. Это назвали подвигом».Народное восприятие империалистической войны как кровавой, навязанной народу бойни обусловило реализм Шолохова, открытую правду ее изображения. Полуфеодальный режим, существовавший в стране, за время войны еще больше усилился, особенно в армии. Дикое обращение с солдатами, зуботычины, слежка… Фронтовиков кормят чем придется. Грязь, вши… Бессилие генералов поправить дело. Стремление союзников выиграть кампанию за счет людских резервов России, на что охотно шло царское правительство. И за всем этим - бесчисленные человеческие жертвы.
С исключительной выразительностью нарисованы картины народного бедствия в «Тихом Доне». Осенью 1917 года казаки стали возвращаться с фронтов империалистической войны. Радостно встречали их в семьях. Но это ещё безжалостнее подчеркивало горе тех, кто потерял родных и близких. Надо было очень близко к сердцу принимать боль, муку всей русской земли, чтобы так торжественно-скорбно сказать об этом, как сказал Шолохов: «Многих недосчитывались казаков, - растеряли их на полях Галиции, Буковины, Восточной Пруссии, Прикарпатья, Румынии, трупами легли они и истлели под орудийную панихиду, и теперь позаросли бурьяном высокие холмы братских могил, придавило их дождями, позамело зыбучим снегом… Травой зарастают могилы - давностью зарастает боль. Ветер зализал следи ушедших, - время залижет и кровяную боль и память тех, кто не дождался, потому что коротка человеческая жизнь и не много всем нам суждено истоптать травы…»
Гуманизм Шолохова с особой силой звучит на тех страницах, где войне противопоставлены красота человеческих чувств, счастье земного бытия, победное шествие нарождающейся жизни. Когда Мелеховы получили известие о гибели Григория на войне, они были сражены горем. Но вот на двенадцатый день Дуняшка из письма Петра узнает, что Григорий жив. С радостной вестью бежит она домой: «Живой Гришка!.. Живой наш родненький! - рыдающим голосом вопила она еще издали. - Петр пишет!.. Раненый Гриша, а не убитый!.. Живой, живой!..» А как радуется Пантелей Прокофьевич рождению двух внуков: «Ишо не зараз переведется мелеховская порода! Казака с девкой подарила сноха. Вот сноха - так сноха!..» Так картины простого человеческого счастья оттеняют весь ужас кровопролитной бойни войны, несущей ужас, смерть, разорение. Такое видение войны сближает Шолохова с толстовской традицией изображения войны. Могучее дыхание толстовской традиции в «Тихом Доне» сказалось в изображении безумия войны, ее враждебности человеческому естеству, в срывании с нее героических «масок».
Первая мировая война, за которой последовали бурные революционные события, стала, как известно, предметом пристального внимания мировой литературы. Но впервые изобразить эту войну с подлинной эпической мощью и глубоким историзмом и с истинно народных позиций удалось Шолохову в «Тихом Доне».
Война - всенародное бедствие.
Не сохами - то славная землюшка наша распахана…
Распахана наша землюшка лошадиными копытами.
А засеяна славная землюшка казацкими головами,
Украшен - то наш тихий Дон молодыми вдовами,
Цветен наш батюшка тихий Дон сиротами,
Наполнена волна в тихом Дону отцовскими, материнскими слезами.
Изображение войны в литературе.
Войны были разные, ими полна история народов с древности. По-разному они отражены и в литературе, живописи. Картины войны и военной среды -- называем лишь некоторых писателей -- есть в «Капитанской дочке» А. Пушкина, в «Тарасе Бульбе» Н. Гоголя, в произведениях М. Лермонтова, Л. Толстого, в рассказах В. Гаршина и К. Станюковича, «Поединке» А. Куприна, «Красном смехе» Л. Андреева, в «Рассказах о войне» и записках «На войне» В. Вересаева и т. д.
После 1914 года тема войны становится одной из главных у нас и в других странах.
Войны, как известно, делятся на справедливые, оборонительные, поднимающие весь народ на защиту своей Родины, рождающие массовый героизм, и несправедливые, захватнические. По мере развития гуманистических идей агрессивные войны признавались как явление противочеловечное, несовместимое с нормами морали, как пережиток варварства. Они калечат и уничтожают людей, приносят неисчислимые беды и страдания, огрубляют нравы. Правдой подобных войн, их «апофеозом» стали не парады, марши, генералы, гарцующие на красивых нетерпеливых конях, трубные звуки, а кровь и муки истерзанных людей. К примеру, Л. Толстой, В. Верещагин, про патриотизм и доблесть русского солдата, в то же время развенчивали политику насильственного вторжения в чужие страны, стремление подчинить силой оружия волю народов, разоблачали культ величия, воздвигаемого на трупах, романтику истребления людей.
Поскольку именно это все больше выдвигалось па первый план, то произведения о войне становились резко разоблачительными и подводили к проблемам социальным. В них правдиво показывалось не только то, что творилось на полях сражения, в лазаретах, на операционных столах и в семьях, потерявших близких,-- но и то, что происходило в жизни общества, какие мощные катаклизмы созревали в его глубинах.
Толстовский метод-- воспроизведение войны и мира в органическом единстве и взаимной обусловленности, точная реальность, историзм, батальная живопись и в центре всего -- судьба человека -- воспринимается как новый прогрессивный шаг в развитии реализма. Шолохов, унаследовав эту традицию, развил ее, обогатил новыми достижениями.
Первая мировая война в «Тихом Доне» М. А. Шолохова.
У Шолохова концепция войны точна и определенна. Причины войны -- социальные. Война преступна от начала до конца, она растаптывает принципы гуманизма. Он смотрит на военные события глазами трудового народа, к нелегкой судьбе которого прибавились новые страдания.
Если героем военного романа был чаще всего интеллигент -- честный, страдающий, растерявший всего себя в боях, то у Шолохова миллионное население страны, которое обладает силой, способной решить свою судьбу, это сыны «всевыносящего русского племени» из станиц и хуторов. Война у Шолохова - всенародное бедствие, поэтому ее картинам соответствует мрачная символика: «По ночам на колокольне ревел сыч. Зыбкие и страшные висели над хутором крики, а сыч с колокольни перелетел на кладбище, ископыченное телятами, стонал над бурыми затравевшими могилами.
Худому быть, - пророчили старики, заслышав с кладбища сычиные выголоски...
Война пристигнет».
«Война пристигла» как раз как раз в то время, когда народ был занят уборкой хлеба и дорожил каждым часом. Но примчался вестовой, и пришлось выпрягать коней из косилок и мчаться в хутор. Надвигалось роковое.
«Хуторской атаман лил масло радостных слов толпившимся вокруг него казакам:
Война? Нет, не будет. Их благородие военный пристав говорил, что это для наглядности. Могите быть спокойными.
Добриша! Как возвернусь домой, зараз же на поля.
Да ить дело стоит!
Скажи на милость, что начальство думает?..»
Захлебываются газеты. Торжественно говорят ораторы, а у мобилизованных казаков на митинге - «округленные глаза и квадратная чернота раскрытых ртов». Слова до них не доходят. Их думы - о другом:
«Полковник говорил еще, расстанавливая в необходимом порядке слова, пытался подпалить чувство национальной гордости, но перед глазами тысячи казаков - не шик чужих знамен, шурша, клонился к ногам, а свое буднее, кровное, разметавшись, кликало, голосило: жены, дети, любушки, не убранные хлеба, осиротелые хутора, станицы…»
«Через два часа погрузка в эшелоны. Единственное, что ворвалось в память каждому».
Шолоховские страницы резко обличены, их тон тревожен и не предвещает ничего, кроме страшного ожидания смерти: «Эшелоны…Эшелоны…Эшелоны несчетно! По артериям страны, по железным путям к западной границе гонит взбаламученная Россия серо-шинельную кровь».
Передовая фронта - сплошной ад. И всюду в произведении Шолохова проступает боль за землю: «вызревшие хлеба - топтала конница», «Там, где шли бои, хмурое лицо земли оспой взрыли снаряды: ржавели в ней, тоскуя по человеческой крови, осколки чугуна и стали». А еще мучительнее была боль за людей. Русские волны трупами повисают на проволочных заграждениях. Немецкая артиллерия до корня выкашивает целые полка. Раненные ползают по жнивью. Глухо охает земля, «распятая множеством копыт», когда обезумевшие люди устремляются в кавалерийские атаки и плашмя падают вместе с конями. Не помогает казаку ни молитва от ружья, ни молитва при набеге. «Крепили их к гайтанам, к материнским благословениям, к узелкам со щепотью родимой земли, но смерть пятнила и тех, кто возил с собой молитвы».
Первые удары шашки, первые выстрелы - все это остается в памяти у тех, кто совершал убийства.
Всего лишь месяц войны, а как изменились люди: Егорка Жарков грязно ругался, похабничал, все проклинал, Григорий Мелехов «весь как-то обуглился, почернел». Война калечит души, опустошает до самого дна. Фронтовики грубеют, опускаются. «В головной колонне наяривали похабную песню; толстозадый, похожий на бабу солдат шел сбочь колонны задом, щелкая ладонями по куцым голенищам. Офицеры посмеивались».
Жители прифронтовых мест мечутся, бегут с домашним скарбом. «Беженцы, беженцы, беженцы…»
Казаки познают ту самую черту неизвестности между двумя неприятельскими войсками, о которой говорил Толстой и вспоминает в романе Шолохов, - черту, отделявшую живых от мертвых. Один из казаков записывает в своем дневнике, как он в то мгновение «слышал отчетливый хрипловатый шлепок немецких пулеметов, перерабатывающих этих живых людей в трупы. Два полка были сметены и бежали, бросая оружие. На плечах их шел полк немецких гусар».
Поле недавней сечи. На прогалине в лесу - длинная стежка трупов. «Лежали в накат, плечом к плечу, в различных позах, зачастую непристойных».
Пролетел самолет - сбросил бомбу. Из-под развороченного крыльца выползает Егорка Жарков - «дымились, отливая нежно розовым и голубым, выпущенные кишки».
На Владимиро-Волынском и Ковельском направлениях в сентябре 1916 года применили французский способ наступления -- волнами. «Шестнадцать волн выплеснули русские окопы. Колыхаясь, редея, закипая у безобразных комьев смявшейся колючей проволоки, накатывались серые волны людского прибоя... Из шестнадцати волн докатились три…».
Такова страшная правда о войне. И каким кощунством над моралью, разумом, сущностью человечности казалось прославление подвига. Потребовался герой -- и он появился. Кузьма Крючков якобы один убил одиннадцать немцев.
Герой нужен штабу дивизии, влиятельным дама и господам офицерам, императору. О Крючкове писали газеты и журналы. Его портрет был на пачке папирос.
Шолохов пишет:
«А было так: столкнулись на поле смерти люди, еще не успевшие наломать рук на уничтожении себе подобных, в объявшем их животном ужасе натыкались, сшибались, наносили слепые удары, уродовали себя и лошадей и разбежались, вспугнутые выстрелом, убившим человека, разъехались нравственно искалеченные.
Это назвали подвигом».
Критики говорили, что здесь подражание Толстому по мысли (антитеза) и синтаксису («разоблачительная» фраза, оформленная как периодическая речь). Да, сходство, несомненно, но шло оно не от внешнего подражания, а от совпадения во взглядах на ужасы, ложь, маскировку, парадные представления о войне. Но в то же время нельзя дело представлять себе так, будто, по мысли писателя, в той войне вообще не было подвигов. Они были. Значительной части народа казалось, что дело идет действительно о спасении Родины, славянства, что цель России -- оказать помощь Сербии, укротить притязания германских милитаристов. Это вдохновляло фронтовиков и ставило их в очень противоречивое положение.
Главное внимание Шолохова сосредоточено на изображении неурядиц, которые принесла война России. Полуфеодальный режим, существовавший в стране, за время войны еще больше усилился, особенно в армии. Дикое обращение с солдатом, зуботычины, слежка... Фронтовиков кормят, чем придется. Грязь, вши... Бессилие генералов поправить дело. Бездарность и безответственность многих из командования. Стремление союзников выиграть кампанию за счет людских резервов России, на что охотно шло царское правительство.
Разваливался тыл. «Вместе со второй очередью ушла и третья. Станицы и хутора обезлюдели, будто на покое, на страду вышла вся Донщина».
Не лень, якобы свойственна русским, не анархизм, не безразличие к судьбе Родины, а более чуткое восприятие интернационалистических лозунгов, недоверие к правительству, протест против внутренней анархии, порожденной господствующими классами, вот что руководило русскими, когда они шли на братание, отказывались воевать.
«Близкий дыбился фронт. Армия дышала смертной лихорадкой, не хватало боевых припасов, продовольствия; армии многоруко тянулись к призрачному слову «мир»; армии по-разному встречали временного правителя республики Керенского и, понукаемые его истерическими криками, спотыкались в июньском наступление; в армиях вызревший гнев плавился и вскипал как вода в роднике, выметываемая глубинными ключами...»
С исключительной выразительностью нарисованы картины народного бедствия в «Тихом Доне». Осенью 1917 года казаки стали возвращаться с фронтов империалистической войны. Радостно встречали их в семьях. Но это еще безжалостнее подчеркивало горе тех, кто потерял родных.
Надо было очень близко к сердцу принимать боль, муку мученическую всей земли русской, чтоб вот так торжественно-скорбно об этом:
«Многих недосчитывались казаков,-- растеряли их на полях Галиции, Буковины, Восточной Пруссии, Прикарпатья, Румынии, трупами легли они и истлели под орудийную панихиду, и теперь позаросли бурьяном высокие холмы братских могил, придавило их дождями, позамело сыпучим снегом. И сколько ни будут простоволосые казачки выбегать на проулки и глядеть из-под ладоней,-- не дождаться милых сердцу! Сколько ни будут из опухших и выцветших глаз ручьиться слез,-- не замыть тоски! Сколько ни голосить в дни годовщины и поминок,-- не донесет восточный ветер криков их до Галиции и Восточной Пруссии, до осевших холмиков братских могил!..
Травой зарастают могилы -- давностью зарастает боль. Ветер зализал следы ушедших,-- время залижет и кровяную боль и память тех, кто не дождался родимых и не дождется, потому что коротка человеческая жизнь и не много всем нам суждено истоптать травы...
Билась головой о жесткую землю жена Прохора Шамиля, грызла земляной пол зубами, наглядевшись, как ласкает вернувшийся брат покойного мужа, Мартин Шамиль, свою беременную жену, нянчит детей и раздает им подарки. Билась баба и ползала в корчах по земле, а около в овечью кучу гуртились дети, выли, глядя на мать захлебнувшимися в страхе глазами.
Рви, родимая, на себе ворот последней рубахи! Рви жидкие от безрадостной, тяжкой жизни волосы, кусай свои в кровь покусанные губы, ломай изуродованные работой руки и бейся на земле у порога пустого куреня! Нет у твоего куреня хозяина, нет у тебя мужа, у детишек твоих -- отца, помни, что никто не приласкает ни тебя, ни твоих сирот, никто не избавит тебя от непосильной работы и нищеты, никто не прижмет к груди твою голову ночью, когда упадешь ты, раздавленная усталью, и ни кто не скажет тебе, как когда-то говорил он: «Не горюй, Аниська! Проживем!»
Строгие параллелизмы с единоначатием («И сколько ни будут...»), с нагнетанием отрицаний («не дождаться», «не замыть тоски») и идущие следом поэтические сопоставления («Травой зарастают могилы -- давностью зарастает боль») придают повествованию траурную величавость. Это реквием.
Подчеркнуты интонационно глаголы («билась головой», «билась баба», «ползала в корчах», «гуртились детишки», «выли») которые сменяются потом рядом экспрессивных обращений («Рви ворот... Рви волосы... кусай свои в кровь искусанные губы...») и снова повторы с этими беспощадными «нет» и «никто» -- все это возвышает тон повествования до трагического пафоса. В каждом слове-- жестокая обнаженность правды: «простоволосые казачки», «ворот последней рубахи», «жидкие от безрадостной, тяжкой жизни волосы...», «раздавленные уста лью...». Только писатель, переболевший болью за трудовой люд, мог так вот просто и выразительно сказать о страшном.
Войны обычно связаны в памяти народа с именами городов, сел, полей, рек. В древности были Дон, Куликово поле. Потом Бородино, Шипка, Цусима. Мировая война -- это обагренные кровью трудового люда поля Галиции, Буковины, Восточной Пруссии, Прикарпатья, Румынии. Все эти географические обозначения обросли новым страшным смыслом.
Галиция -- символ неисчислимых народных бед, бессмысленно пролитой крови, это осевшие холмы могил, простоволосые казачка, выбегающие на проулки, раздирающий вопль матерей и детишек.
«Трупами легли». Из каких же далеких времен пришли эти слова! «Полегоша на землю русскую». Но тогда клали головы за свою землю, и утрата переносилась легче. А тут за что?..
Шолохов создал величественный скорбный плач о погибших под орудийный гул, проклял преступные войны. Всем памятен эпический образ: «Позаросли бурьяном высокие холмы братских могил, придавало их дождями, позамело сыпучим снегом...»
Разоблачая карьеристов, а авантюристов, привыкших распоряжаться чужими судьбами, всех тех, кто во имя грабежа гонит свой народ на другие народы -- прямо на минные поля и колючие заграждения, в сырые окопы, под пулеметный огонь, и страшные кавалерийские и штыковые атаки, решительно протестуя против любого посягательства на право человека жить свободно и радостно, Шолохов противопоставил преступлениям перед народом красоту человеческих чувств, счастье земного бытия, гуманизм, победное шествие нарождающейся жизни. Страницы романа, посвященные дружбе, родственным чувствам, любви, состраданию всему истинно человеческому, поразительны.
…Мелеховы получили известие с фронта, что Григорий «пал смертью храбрых». Эта весть сразила всю семью. Но вот на двенадцатый день после этого получили два письма от Петра. «Дуняшка еще на почте прочитала их и понеслась к дому, как былинка, захваченная вихрем, то, качаясь, прислонялась к плетням. Немало переполоху наделала она по хутору, и неописуемое волнение внесла в дом.
Живой Гришка!.. Живой наш родненький!..-- рыдающим голосом вопила она еще издали.-- Петр пишет!.. Раненый Гриша, а не убитый!.. Живой, живой!..»
И трудно сказать, где Шолохов добивается большей художественной силы: в описаниях фронтовых зрелищ ила этих эмоций, волнующих своей искренностью и человечностью.
Убивают друг друга люди на фронте. И что с Григорием -- никто не знает. А в доме Мелеховых берет свои права неискоренимая жизнь. «Пантелей Прокофьевич, услышав на базу о том, что сноха разрешилась двойней, вначале руками развел, потом обрадовано, потурсучив бороду, заплакал и ни с того ни с сего накричал на подоспевшую бабку-повитуху:
Брешешь, канунница! - он тряс перед носом старухи когтистым пальцем.-- Брешешь! II не зараз переведется мелеховская порода! Казака с девкой подарила сноха. Вот сноха -- так сноха! Господи, бож-же мой! За такую-то милость, чем я ей, душечке, отхвитаю?»
Неудержимо зрели в народе внутренние силы протеста, которые умножались со дня на день и нависли над царским строем грозовой тучей. Народ не хотел войны.
Гаранжа разъясняет: «Трэба, нэ лякаясь, повернуть винтовки. Трэба у того загнать пулю, кто посылае людэй" у пекло».
Фронтовики стали смелее разговаривать с офицерами. Накалялся гнев. К концу 1916 года «коренным образом изменились казаки по сравнению с прошлыми годами»,-- пишет Шолохов.
Когда есаул Листницкий запретил солдатам разводить костры, «во влажном взгляде бородатого дрожали огневые светлячки.
Обидел, сука!
Э-э-эх!..-- протяжно вздохнул один, вскидывая на плечо ремень винтовки».
Валет отпускает пленного: «Беги, немец, у меня к тебе злобы нету». Дозорные на дорогах, вместо того чтоб задерживать беглецов, отпускают их.
Война обнажила классовые противоречия, еще больше отделила солдат от реакционных офицеров, а в деревне -- трудовой народ от верхушки.
В «Тихом Доне» показан процесс постепенного пробуждения и роста народного сознания, движение масс, определившее весь ход истории. Царизм свергнут. События развиваются дальше. Разгорается классовая борьба. Идея мира, свободы, равенства овладевает всеми трудящимися, их невозможно повернуть назад. «Раз превзошла революция, к всему народу дадена свобода,-- говорит казак Манжулов,-- значится, должны войну прикончить, затем что народ и мы войну не хотим!» И станичники дружно поддерживают его.
Идея революции выношена и выстрадана «низами». Лагутин говорит Листницкому, что у его отца четыре тысячи десятины земли, а у других -- нет ничего. Есаул озлился:
«-- Вот чем начиняют тебя большевики из совдепа... Оказывается, недаром ты с ними якшаешься.
Эх, господин есаул, пас, терпеливых, сама жизня начинила, а большевики только фитиль подожгут...»
Так народ искал и находил выход из трагического тупика истории, вставая под большевистское знамя. «Тихий Дон» резко отличается от тех книг о мировой войне, герои которых, проклиная действительность, не в силах найти выход и впадают в отчаяние или примиряются. Роман и по сей день остается непревзойденной книгой о той страшной мировой катастрофе.
Гражданская война в Тихом Доне описана автором романа Шолоховым трагично.
Роман-эпопея « » - одно из самых выдающихся произведений советской литературы.
Несмотря на то, что Шолохов был ревностным коммунистом, в 20-е годы участвовал в продразвёрстке и в 1965 году шумно осудил писателей Даниэля и Синявского на знаменитом процессе, его главный роман не вполне отвечает строгой идеологической линии.
Революционеры в «Тихом Доне» не идеализированы, они показаны жестокими и зачастую несправедливыми, а неуверенный и мятущийся Григорий Мелехов - подлинным искателем правды.
Семья Мелеховых
В центре внимания - благополучная семья Мелеховых, зажиточных донских казаков. Жили Мелеховы дружно, занимались хозяйством, рожали детей, однако вскоре двух сыновей Пантелея Прокофьевича забирают на фронт: идёт Первая мировая война. Затем она «плавно» перерастает в революцию и , и семейные устои рушатся.
Мелеховы оказались по разные стороны противостояния. Пётр и совсем разные. Первый - человек простой и бесхитростный, он мечтает стать офицером, чтобы побеждать врага и отнимать у него всякое добро. А Григорий - личность очень сложная; он постоянно ищет правды и справедливости, пытается сохранить духовную чистоту в мире, где это невозможно.
Так огромное событие - Гражданская война - отразилось в судьбе отдельного казачьего куреня. Григорий не может ужиться ни с белогвардейцами, ни с большевиками, потому что видит, что тех и других интересует только классовая борьба. Красные и белые, можно сказать, позабыли, ради чего они воюют, или вовсе не ставили себе какой-то благородной цели - желали лишь придумать себе врага, уничтожить его и захватить власть.
Несмотря на отличную военную карьеру, которая довела Григория едва ли не до генеральского звания, он желает мирной жизни, свободной от насилия и крови. Он способен по-настоящему любить, пылко и страстно, но война отнимает у него единственную любовь - получает вражескую пулю; после этого герой, опустошённый, окончательно теряет смысл жизни.
Безумная сущность гражданской войны видна, например, из эпизода с большевиком Бунчуком, устроившим самосуд над Калмыковым. Оба героя - казаки, члены когда-то единой общности, однако Калмыков - дворянин, а Бунчук - рабочий. Теперь, когда оба принадлежат к противоборствующим группировкам, ни о какой казачьей общности не может быть и речи - бывшие «соплеменники» убивают друг друга. Зачем - им самим непонятно, Бунчук объясняет свои действия так: «Если не мы их, то они нас, - серёдки нет!».
Красный командир Иван Малкин просто издевается над населением захваченной станицы. Малкин - реальное историческое лицо, известный деятель НКВД, пытавшийся свататься к будущей жене Шолохова. Наводя ужас на жителей советской страны и пользуясь расположением сталинского руководства, он тем не менее был расстрелян в 1939 году по приказу тех, кому «верой и правдой» служил.
Но Григорий мечется не только между политическими лагерями, сближаясь то с красными, то с белыми. Такой же непостоянный он и в личной жизни. Он любит двух женщин, одна из которых его законная жена () и мать его ребёнка. Но ни ту, ни другую он в конечном итоге не смог сохранить.
Так где же правда?
Мелехов, а вместе с ним и автор приходят к выводу, что правды не было в обоих лагерях. Правда не бывает «белой» или «красной», её нет там, где творятся бессмысленные убийства, беззаконие, исчезают воинская и человеческая честь. Он возвращается в свой хутор, чтобы пожить нормальной жизнью, однако полноценной такую жизнь уже не назовёшь: война как бы выжгла всю душу Мелехова, превратила его, молодого ещё человека, практически в старика.
Исторические лица в романе
Подсчитано, что в «Тихом Доне» более 800 персонажей, из которых не менее 250 - реальные исторические лица. Вот некоторые из них:
- Иван Малкин - упоминавшийся выше красный командир с тремя классами образования, виновный в массовых убийствах и издевательствах;
- - главнокомандующий Добровольческой армией, командующий Русской Армии в 1917 году;
- А. М. Каледин - атаман Войска Донского;
- П. Н. - также донской атаман;
- Х. В. Ермаков - командир повстанческой армии во время Вёшенского восстания на Дону.
