Art & More: шесть фактов о Марке Шагале, или Новые панно художника в Третьяковке. В третьяковской галерее открывается зал театральных панно марка шагала Выставка шагала в третьяковской галерее
МОСКВА, 8 января. /Корр. РИА "Новости" Елена Титаренко/ . Очень ненадолго, только до марта 2003 года, свое законное место в экспозиции Государственной Третьяковской галереи /ГТГ/ заняли картины Василия Кандинского и Марка Шагала.
Несколько полотен, известных всему миру как шедевры русского авангарда, сделали краткую остановку дома в промежутке между заграничными турне. Сегодня работы этих мастеров - настоящие "звезды", почти непрестанно находящиеся "на гастролях" в разных концах света. Так, холсты Кандинского недавно вернулись из Японии, где с успехом прошла крупнейшая в последние годы его персональная выставка.
Как сообщила в интервью РИА "Новости" старший научный сотрудник ГТГ Светлана Маслова, в Стране Восходящего Солнца из наследия первого абстракциониста было "показано все, что есть в России". Уже весной картины отправятся на Запад - в Испанию. Все лето 2003 года выставка Василия Кандинского будет открыта в Барселоне, в октябре она переместится в Мадрид, где холсты из России останутся до конца января 2004 года.
А пока столичные зрители могут вновь на Крымском валу увидеть классику - прославленную "Композицию VII" /1913/, "Импровизацию холодных форм" /1914/, "Смутное" /1917/, "Белый овал" /1919/, а также работу Кандинского позднего периода - "Движение" /1935/.
Рядом в постоянной экспозиции "Искусство ХХ века" помещены картины Шагала витебского периода - поры выдающихся творческих открытий: "Над городом" /1914-1918/, "Ландыши" /1916/, "Венчание" /1918/ пронизаны трепетным, полным фантазии восприятием российской реальности. Три ранних работы ярко иллюстрируют становление Мастера, еще при жизни превратившегося в легенду искусства ХХ века. По сути, это знаковые произведения - проникнутые мощным темпераментом, они отмечены окончательно сложившейся к тому времени неповторимой манерой Шагала.
В марте персональная выставка Шагала откроется в Париже, в Национальной галерее Гран-Пале. В июле эта же обширная экспозиция развернется в музее Сан-Франциско /США/. Но некоторые полотна из собрания ГТГ уже уехали в Амстердам на выставку "Семь панно Марка Шагала", сказала Маслова.
Еврейский исторический музей показывает в своих стенах "ударные" экспонаты из Третьяковки - семь панно большого формата, написанных в 1920 году для оформления интерьера Еврейского камерного театра в Москве. "Введение в Еврейский театр", "Любовь на сцене" и фриз "Свадебная трапеза", а также знаменитые аллегории Музыки, Танца, Театра и Литературы - все эти холсты были созданы за два года до того, как художник навсегда покинул Россию.
Вскоре после закрытия театра панно тоже оказались "в изгнании": более полувека пролежав в запасниках, они вновь увидели свет лишь в 1991 году. Бригада реставраторов ГТГ под руководством Алексея Ковалева, проделав титанический труд, фактически спасла панно, и каждый раз их демонстрация становится праздником для Третьяковки.
И у самих художников - Василия Кандинского /1866-1944/ и Марка Шагала /1887-1985/, в начале 1920-х годов покинувших Россию, и у их работ судьба сложилась непросто. Два первооткрывателя в искусстве, стоящие в одном ряду с такими титанами ХХ века, как Казимир Малевич, Павел Филонов, Наталья Гончарова, Владимир Татлин, на родине долгое время были скорее легендой, чем реальностью. Их наследие, хранящееся в отечественных музеях, в СССР фактически было исключено из художественной жизни страны.
Напротив, за рубежом они были известны еще до Первой мировой войны, а в 1930-е годы к ним пришла настоящая слава. Познали оба и гонения: Кандинский в 1933 году был вынужден уехать из Германии, где преподавал в знаменитой школе Баухауз, активно выставлялся и даже принял гражданство. До конца дней он прожил в Париже, там же в 1923 году поселился и Шагал.
В 1937 году их заочно объединила в Германии выставка "Дегенеративное искусство", устроенная нацистами в Мюнхене. Вскоре Шагалу пришлось вообще покинуть Европу - в годы Холокоста он спасся в США.
Как и прочие лидеры новаторского искусства России ХХ века, оба художника подверглись на родине замалчиванию, что усугублял их отъезд в эмиграцию. Официальные идеологи СССР удерживали их картины под замком, подальше от зрительских глаз, до тех пор, пока не рухнула вся старая система ценностей. Хотя Третьяковка, Эрмитаж и Русский музей давно располагают великолепными собраниями работ Кандинского и Шагала, относящимися к наиболее ценимому раннему периоду, десятки лет они "лежали под спудом" - творчество эмигрантов не позволялось пропагандировать.
Лишь в 1973 году, когда слава Шагала была поистине всемирной, "пробили" его выставку в Третьяковке - тогда и сам автор впервые после 1922 года приехал в Россию. Кандинский же был выставлен широко только в 1989 году, хотя некоторые его работы мелькнули на прогремевшей выставке "Москва-Париж" /1981/.
Прорывом в неведомое пространство авангарда казался до 1985 года крохотный зал ГТГ, где работы крупнейших мастеров эпохи экспонировались не десятками, что было бы вполне реально при богатстве фондов, а по одной-две картинке.
При этом еще в 70-е годы музеи СССР начали предоставлять работы "запретных" живописцев на зарубежные выставки, носившие такие характерные названия: "Кандинский. Тридцать картин из советских музеев" /Париж, 1979/.
Подлинный масштаб этих художников показали персональные ретроспективы, прошедшие в Москве и Ленинграде на постперестроечной волне заполнения лакун в истории российского искусства. Тогда выставки авангарда становились событием, собирая огромные очереди.
Однако уже около 10 лет всерьез познакомиться с Шагалом или Кандинским в России не удается: даже после открытия экспозиции ХХ века Третьяковка чаще, чем в отечестве, показывает наследие "великих" за рубежом, где оно широко известно и востребовано. Вызывая все нарастающий пиетет, оба мастера выставлялись в Европе и США и в 10-е годы ХХ века, и в 20-е, а с начала 30-х художников из России охотно принимали лучшие музеи и галереи Старого и Нового света /не стали исключением даже военные годы/.
Тогда же работы Кандинского стали покупать крупные собиратели - Соломон Р.Гуггенхайм и Артур Дж. Эдди /США/, Митчел Т.Садлер /Великобритания/, Виллем Беффи /Дания/. И уже в 1937 году его холсты появились в коллекции Музея Соломона Р.Гуггенхайма /Нью-Йорк/, а затем и в других ведущих музеях современного искусства - Центре Жоржа Помпиду /Париж/, галерее Ленбаххауз /Мюнхен/. Не уступал Кандинскому и младший коллега - Шагал: его наследие хранят Музей Людвига /Кельн/ и Базельский музей искусств, музеи Лондона, Иерусалима, Парижа, Нью-Йорка, Монреаля и т.д., а в Ницце открыт Музей Шагала.
Количество частных коллекционеров, обладающих работами двух этих авторов, практически не поддается учету. В ранг национального достояния оба мастера возведены сразу в нескольких странах - от Германии и Франции до Израиля.
Выдающиеся представители русской культуры, Кандинский и Шагал принадлежат мировому искусству ХХ века, а их наследие - "золотому фонду" Третьяковки, Русского музея и целого ряда сокровищниц российской глубинки. Их работы регулярно показывают в крупнейших музеях разных стран. Недавние примеры - международные выставки "Кандинский и Россия" в Швейцарии, "Марк Шагал: Еврейские традиции" в Испании.
Номер журнала:
Специальный выпуск. Марк Шагал "ЗДРАВСТВУЙ, РОДИНА!"
«Здравствуй, Родина!» - самая полная на сегодняшний день выставка живописных работ Марка Шагала (1887-1985) в России. Название ей дала одна из работ художника. Речь идет не только об очередной долгожданной встрече произведений знаменитого мастера с российским зрителем (последняя крупная выставка Шагала состоялась в ГТГ в 1992 году). Родина - большая и малая, утраченная и обретенная вновь - постоянно присутствовала в искусстве Шагала, что придавало неповторимое своеобразие его творчеству.
На протяжении многих лет Марк Шагал остается одним из самых востребованных на Западе художников российского происхождения. Его персональные выставки регулярно проводятся в престижных музеях и галереях Европы, Америки, Азии. Третьяковская галерея многократно предоставляла работы Шагала из своего собрания для международных проектов. Но в нашей стране значительная часть произведений из зарубежных коллекций никогда не экспонировалась. Впервые московская публика получила уникальную возможность увидеть собранные вместе произведения художника, созданные в разные годы - от ранних витебских работ до известных шедевров французского периода.
Особенность выставки в том, что она включает значительное количество первоклассных произведений Шагала из зарубежных коллекций. Московская публика увидит 27 важнейших для понимания творчества художника полотен из парижского Музея современного искусства (Центр Жоржа Помпиду). Среди них - знаковые работы: «Свадьба» (1910), «России, ослам и другим» (1911), «Ангел с палитрой» (1927-1936). Как «историческую картину такого масштаба, который в искусстве ХХ века не часто встречается» охарактеризовал триптих «Сопротивление. Возрождение. Освобождение» (1937-1952) Жан-Мишель Форе, директор Национального музея «Библейское послание Марка Шагала» в Ницце. Из этого собрания на выставку поступило, помимо 8 первоклассных гуашей, уникальное трехметровое полотно «Авраам и три ангела», прежде ни разу не покидавшее его стен. Еще одна знаменитая, но неизвестная отечественной публике работа -«Желтая комната» из Фонда Бейелер в Швейцарии.
На выставке в Третьяковской галерее представлено более 180 экспонатов. В экспозицию вошли также работы из Государственной Третьяковской галереи, Государственного Русского музея, Государственного музея изобразительных искусств им. А.С.Пушкина и других российских и зарубежных музеев и частных коллекций.
Экспозиция дает возможность проследить за изменениями в художественном языке Шагала, но, главное, увидеть «константы» его неповторимого искусства, где смешались фантазия и реальность, мечта и гротеск, визионерские представления, собственная и народная память, национальное и ритуальное мышление, элементы фольклора и невероятная, предельная искренность Шагала. Его принято называть «художником-поэтом», а его искусство, вслед за Аполлинером, - «сверхреальным». В шагаловском мире уживаются фольклорные персонажи, странные коровы, ослы, музыканты, торговцы и парящие над городом влюбленные. Город, над которым они взлетают, - Витебск. По признанию Шагала, Париж стал для него «вторым Витебском». Свой третий дом в последние двадцать лет жизни мастер обрел на Лазурном берегу в городке Сен-Поль-де-Ванс.
Для Шагала всегда была важна связь с Россией, остававшейся для художника неисчерпаемым источником тем, сюжетов и образов. На первом листе офортов - иллюстраций к «Мертвым душам» - в 1927 году автор надписал: «Дарю Третьяковской Галлерее со всей моей любовью русскаго художника к своей родине эту серию 96 гравюр...» 1 . Одно из последних писем он закончил словами: «...желаю Вам, всем и моей родине счастья...»
Специально к выставке подготовлен каталог на русском и английском языках. Он содержит статьи отечественных и зарубежных специалистов о творчестве художника, свыше 600 иллюстраций, а также хронограф, включающий в себя более 100 фотографий из архивов наследников живописца. Каталог значительно расширяет рамки экспозиции и является самым полным изданием о Марке Шагале, вышедшим в России.
Дамы и господа!
Вы пригласили нас, чтобы сегодня вместе с вами открыть крупнейшую из когда-либо проводившихся в России выставок, посвященную Марку Шагалу. Для меня это большая честь и огромная радость.
Мы воздаем сегодня должное самому яркому художнику XX века, родившемуся в России, великому мастеру, который был также очень привязан к Франции. Я рад приветствовать приехавшую по этому особенному случаю представительную делегацию, которая оказала содействие в предоставлении экспонатов. В нее входят члены семьи Марка Шагала - госпожа Белла Мейер и госпожа Мерет Мейер.
Я с большим удовольствием хотел бы отметить вклад Государственной Третьяковской галереи в этот необыкновенный проект. В нем также приняли участие и два крупнейших французских музея -Национальный музей современного искусства Центра Жоржа Помпиду и Национальный музей «Библейское послание Марка Шагала» в Ницце, директора которых оказали нам сегодня честь своим присутствием. Итак, позвольте мне еще раз высказать слова моей глубокой благодарности вам, господин Валентин Родионов и госпожа Екатерина Селезнева, за это прекрасное событие.
В действительности, Третьяковская галерея на протяжении вот уже нескольких лет стоит в авангарде нашего культурного сотрудничества. Благодаря ей становится возможным увидеть здесь произведения, привезенные из Франции. При этом сотрудники Галереи одновременно проводят сразу несколько крупномасштабных мероприятий с разными известнейшими музеями нашей страны. Париж совсем скоро сможет ответить ей беспрецедентным мероприятием: первая большая ретроспектива произведений русского искусства второй половины XIX - начала XX века откроется в Музее Орсе 20 сентября этого года. Она будет состоять из произведений, большая часть которых никогда не выставлялась за пределами России. Вслед за этим событием осенью 2006 г. планируется осуществить проект, который нам очень дорог, - Москва и Санкт-Петербург одновременно будут принимать коллекции, включающие наиболее характерные произведения французского искусства периода 1860-1910 гг. Мы надеемся, что ему будет оказана финансовая поддержка французскими и российскими частными фондами. Как вы и сами видите, Франция всеми силами старается упрочить привилегированные отношения в области искусства, которые соединяют ее с Россией, сделать так, чтобы каждый год стал годом России во Франции и годом Франции в России и чтобы в самых крупных музеях сменяли друг друга, как это было в последние месяцы в Москве, произведения Матисса и Пикассо (в Музее изобразительных искусств им. А.С.Пушкина), Болтански (в Музее архитектуры им. А.В.Щусева) и вот сегодня - Марка Шагала в Третьяковской галерее.
Следующая встреча во Франции пройдет меньше чем через три недели в рамках Книжного салона в Париже и будет посвящена литературе. Россия приглашена в качестве почетного гостя. И еще мы знаем, что Музей Лувра готовит большой проект к 2008 г.
Посольство Франции всегда стремится принять участие в осуществлении этих проектов. От его имени я рад поблагодарить всех тех, кто, как и вы сегодня, продолжает вносить свой вклад в развитие тесных творческих, человеческих и интеллектуальных связей между нашими двумя странами.
Посол Франции
в Российской Федерации
Когда возникла идея большой выставки Марка Шагала, она выглядела сначала абсолютной утопией. Во-первых, казалось невозможным собрать столько шедевров: владельцы обычно неохотно отдают лучшие произведения, составляющие гордость их коллекций, на выставки в другие города и страны. Во-вторых, это чрезвычайно дорогостоящий проект. Наконец, организация больших выставок с зарубежными участниками очень сложна. Однако желание реализовать проект было сильнее, чем наши опасения. Когда же мы приступили к его осуществлению, то с радостью обнаружили готовность многих партнеров — зарубежных и отечественных — пойти нам навстречу. И сегодня хочется поблагодарить тех, чей энтузиазм и добрая воля помогли разрешить все проблемы, сделав возможной долгожданную встречу художника с Россией.
Нашим главным союзником стало Федеральное агентство по культуре и кинематографии Министерства культуры Российской Федерации, без чьей организационной и финансовой поддержки проект вряд ли был бы воплощен. Эти усилия были подкреплены значительной финансовой помощью, оказанной Внешторгбанком.
Среди постоянных партнеров и друзей музея первым, как всегда, откликнулся Леонард Джанадда. В 1990 году именно Фонд Джанад-да помог Третьяковской галерее в реставрации бесценных панно Шагала для Еврейского театра; в Фонде Джанадда в Мартини они были впервые экспонированы. Эта выставка послужила началом их триумфального турне по всему миру.
В последние годы ни один крупный проект Галереи не обходится без поддержки компании «Бритиш Американ Тобакко Россия», и на этот раз оказавшей содействие в финансировании нашей выставки.
Из почти двухсот работ Шагала, экспонирующихся на выставке, 27 произведений предоставил Национальный музей современного искусства Центра Жоржа Помпиду; легендарное полотно «Авраам и три ангела» и гуаши «Библейского цикла» привез Национальный музей «Библейское послание Марка Шагала» в Ницце; около четырех десятков замечательных работ пришли из собраний семьи. Наконец, в последний момент решился вопрос приезда на выставку знаменитой «Желтой комнаты» из Фонда Бейелер в Швейцарии — благодаря содействию владельцев и помощи парижской галереи Булакиа.
Выставка не была бы столь масштабной без тех важнейших произведений, которые предоставили нам Государственный Русский музей в Санкт-Петербурге, Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина в Москве и ряд российских музеев и частных коллекций.
Я хочу поблагодарить всех сотрудников Третьяковской галереи за высокий профессионализм и увлеченность, с которыми они работали над осуществлением этого многотрудного проекта.
Мы с волнением представляем вам итог совместных усилий многих участников - выставку Марка Шагала «Здравствуй, Родина!». Российская публика сможет увидеть и по достоинству оценить собрание произведений признанного классика ХХвека — от ранних витебских работ до шедевров французского периода, многие из которых экспонируются в России впервые.
К выставке был подготовлен каталог. В нем опубликованы статьи российских, французских, американских искусствоведов, которые представляют серьезный итог современных исследований творчества Шагала. Мы полагаем, что эта книга станет фундаментальным научным и справочным изданием для многих специалистов и ценителей искусства Шагала. Приятно сообщить, что издание английской версии каталога стало возможным только благодаря финансовой помощи Международного фонда Марка Шагала, куда обратилась за поддержкой проекта внучка Шагала Мерет Мейер. Эта удивительная женщина на протяжении трех лет самоотверженно помогала Третьяковской галерее в подготовке выставки. Мы выражаем искреннюю признательность и Жану-Луи Прату, президенту Комитета Марка Шагала, за неоценимые консультации.
Генеральный директор Государственной Третьяковской галереи
Уважаемые друзья!
Я очень рад, что выставкой произведений Марка Шагала открывается новый, восьмой по счету год сотрудничества «Бритиш Американ Тобакко Россия» и Государственной Третьяковской галереи. Мы гордимся тем, что продолжаем вносить свой вклад в реализацию масштабных выставочных проектов, в пополнение коллекции музея новыми произведениями искусства и в техническое перевооружение Галереи.
Прожив большую часть своей жизни за границей, Марк Шагал считал себя русским художником. Сегодня при поддержке российских меценатов, и в том числе «БАТ Россия», Шагал вернулся на родину. Родной город Шагала, Витебск, я сам считаю очень близким мне городом - ведь в доме, расположенном на той же улице, где жил Шагал, родился мой отец. Папа хорошо помнил и много рассказывал мне о времени, когда Марк Захарович, вернувшись после революции в Витебск, возглавлял Комиссариат по культуре.
Приятно осознавать, что теперь российская публика сможет насладиться полным лиризма творчеством этого выдающегося художника, который, по словам Маяковского, «писал красками своего сердца стихи и поэмы».
Я благодарю всех сотрудников Третьяковской галереи, и особенно Екатерину Леонидовну Селезневу, куратора выставки Марка Шагала «Здравствуй, Родина!», за этот замечательный праздник. Уверен, что столь грандиозная выставка станет ярким событием в культурной жизни российской столицы в 2005 году.
Председатель Совета директоров ОАО «БАТ-Ява», член Попечительского Совета Государственной Третьяковской галереи
Может показаться удивительным и даже невероятным, но огромная часть произведений Марка Шагала на родине, в России, никогда представлена не была. И это несмотря на то, что творчество великого художника давно признано во всем мире, в том числе и дома, а времени, чтобы заполнить этот пробел, у нас, его соотечественников, было более чем достаточно.
Мне могут напомнить, что Марк Шагал родился и начал творить в Витебске, то есть в Белоруссии, — однако в сказанном нет противоречия. Сам художник считал своей родиной Россию и страдал из-за того, что она от него демонстративно отворачивалась. Какой грустной поэзией звучит письмо в Россию, написанное в 1927 году одному из адресатов Шагала: «... я почти оторван от России. Никто мне не пишет, и мне некому писать. Как будто и не в России родился... И кажется: ни к чему я там. А я не раз вспоминаю свой Витебск, свои поля... и особенно небо».
Сегодня справедливость восстанавливается, и в отечественной культуре Марк Шагал занимает место, которого по праву достоин. Еще одним шагом на этом пути станет выставка «Здравствуй, Родина!», озаглавленная так по названию одной из шагаловских работ. Благодаря Третьяковской галерее, показавшей творчество Шагала с такой впечатляющей полнотой, российские зрители смогут расширить свое представление об одном из самых выдающихся мастеров ХХ века.
Президент-Председатель
Правления
ОАО «Внешторгбанк»
Невозможно описать словами то волнение, которое мы чувствуем сегодня, присутствуя на открытии выставки «Здравствуй, Родина!», те эмоции, которые нас захлестывают, когда мы ощущаем это напряженное разглядывание произведений Марка Шагала, видим внимательные глаза русской публики, погружаемся в эту особую атмосферу, насыщенную мгновениями многих волшебных открытий.
Но мы не можем даже представить себе то волнение, которое испытал бы наш дед, если бы ему довелось пережить вместе с нами эти мгновения счастья. Если бы нашему взгляду удалось воспарить над этими крышами и устремиться ввысь, это приблизило бы нас к ощущениям Шагала, сегодня, без сомнения, окрашенным в живые, яркие, поэтические цвета. Тем более что он навсегда сохранил сильные впечатления от того, как вдумчиво и углубленно русская публика рассматривает произведения искусства, пытаясь проникнуть в суть замысла художника.
Когда в 1973 году наш дед возвратился из путешествия в Россию, ставшего после его окончательного отъезда первым и последним свиданием с Родиной, я помню, как он вспоминал об этом русском взгляде - он много не говорил, он просто надолго замолкал, а спустя некоторое время, произносил: «Ах, вот ведь какая штука!»
Сегодня и нам выпала честь многое понять про этот «взгляд». Он аналогичен тому подлинному волшебству, которое в тишине исходит от собранных здесь вместе произведений мастера.
Мерет Мейер
,
внучка художника
Мне довольно трудно выступать после сестры, сумевшей найти верные слова для выражения тех чувств, которые мы испытываем, находясь в Москве. Сегодня мы действительно чувствуем огромную благодарность, для нас большая честь вместе с вами открывать эту прекрасную выставку Шагала.
Я не знаю, смогу ли я сполна отблагодарить вас за то, что вы пришли - после стольких лет терпеливого ожидания этого дня, - для того чтобы вновь увидеть, а для некоторых, возможно, и в первые открыть для себя живопись Шагала.
Он всегда много работал. Это было дня него самым важным. Как он говорил, без труда ничего не добьешься. Это был его способ борьбы за свои идеалы. Он часто спрашивал нас, своих внуков, нашли ли мы любовь, есть ли у нас идеалы? Когда тебе немного лет, то довольно сложно понять суть этого вопроса. И только когда я выросла, я поняла и услышала то послание, которое он хотел нам передать. Писать картины было для него своеобразной молитвой, осознанием собственного «Я», борьбой за художественную свободу.
Благодарю вас за то, что вы пришли, чтобы принять участие в открытии этой замечательной, наполненной любовью выставки, прославляющей Шагала.
Белла Мейер
,
внучка художника
- Цитата приводится в авторской орфографии
Ну что же? Должен сознаться — c"est captivant. [Это чарующе (франц.).] Ничего не поделаешь. Это то искусство, которое как раз мне должно претить в чрезвычайной степени. Это то, что во всех других сферах жизни я ненавижу (я еще не разучился ненавидеть), с чем я, несмотря на всю свою душевную усталость, еще не могу примириться — и все же это пленит, я бы даже сказал — чарует, если держаться точного смысла этого слова. В искусстве Шагала заложены какие-то тайные чары, какое-то волшебство, которое, как гашиш, действует не только помимо сознания, но и наперекор ему <...>
Шагал удостоился премии Карнеги. Это уже своего рода мировая consecration. [Признание (франц.).] Но и до того он вот уже десятки лет принадлежит к тем художникам, имена которых получили всесветную известность, про которых критики не пишут иначе, как пользуясь готовыми штампованными формулами, а это является выражением величайшего почитания. Шагал настоящая ведетта, вроде, ну скажем, Чаплина. И эта признанность может считаться вполне заслуженной. Он действительно подошел к эпохе, он шевелит в людях такие чувства, которые почему-то тянет испытывать. Можно еще найти в этом искусстве элементы бесовского наваждения или действия сил нечистых, однако об этом говорить не позволяется, а если разрешается, то не иначе как в ироническом тоне, или как о некоей “аллегории”. Несомненно есть что-то общее между творчеством Шагала и творчеством всяких художников — демониаков средневековья, часть которых упражнялась в “украшении” священнейших соборов всякой скульптурной чертовщиной, другая окружала миниатюры молитвенников самыми безрассудными и столь ехидными гримасами. Той же чертовщиной увлекались такие великие мастера живописи, как Босх или старший Брейгель, как Шонгауэр и как Грюневальд, — и со всеми ими у Шагала есть по крайней мере то общее, что он всецело подчиняется произволу своей фантазии; что он пишет то, что в голову взбредет; что он вообще во власти чего-то такого, что не поддается какому-либо разумному определению. Однако просто от вздора и шалости и от бредового творчества сумасшедших творения Шагала отличаются именно своими подлинными чарами.
Нынешняя выставка (открытая в галерее Май, 12, рю Бонапарт) лишний раз подтвердила во мне мое отношение к искусству Шагала (я был одним из первых, кто четверть века назад оценил это искусство), и в то же время она рассеяла прокравшееся в меня сомнение; не снобичен ли Шагал; не стал ли он шарлатанить, не превратился ли он, толкаемый к тому успехом, в банального трюкиста, который торгует тем, что когда-то давало ему подлинное вдохновение? Такие вопросы могли вполне естественно закрасться в душу, так как репертуар Шагала все такой же ограниченный, и он только и делает, что повторяет одни и те же темы.
Так и на данной выставке мы снова увидели все тех же летающих бородатых иудеев, возлежащих на диване любовников, белых невест, акробатов, нежных эфебов с букетами, порхающих ангелочков, согбенных жалких скрипачей, и все это вперемежку с какими-то музицирующими козлами, с гигантскими курицами, с телятами и апокалиптическими конями. Да и в смысле фона это опять то же черное небо с разноцветными ореолами светила, те же домишки грязной дыры из ужасного захолустья, тот же талый снег, или же рамы окон, зеленеющие кусты, стенные часы, семисвечники, торы. Меняется лишь расположение этих разнообразных элементов, и меняется формат картины. Видно, без иных из этих обязательных деталей художник просто не может обойтись, и они нет-нет да и пролезут в его композицию, которая ему кажется незаконченной, пока именно какой-либо такой козел-скрипач или крылатый вестник не нашли себе места.
Я шел на выставку без большой охоты, в предвидении именно этих повторений, успевших за годы моего знакомства с творчеством Шагала сильно приесться. Но вот эта новая демонстрация “упражнения с ограниченным количеством реквизитов” не только меня не огорчила, но она пленила меня, а, главное, не получилось от этого сеанса впечатления трюкажа или хотя бы до полного бесчувствия зазубренного фокуса. В каждой картине, в каждом рисунке Шагала все же имеется своя жизнь, а, следовательно, свой raison d"etre. Каким-то образом все это, даже самое знакомое, трогает; не является и сожаление вроде того, что “вот такой замечательный талант, а так себя разменивает, так себя ограничивает”. Шагал просто остался верен себе, а иначе он творить не может. Но когда он берется за кисти и краски, на него что-то накатывается, и он делает то, что ему велит распоряжающееся им божество — так что выходит, что вина божества, если получается все одно и то же.
Но только божество это, разумеется, не Аполлон. Самое прельстительное и безусловно прельстительное в Шагале, это — краски, и не только их сочетание, но самые колеры, каждый колер, взятый сам по себе. Прелестна эта манера класть краски, то, что называется фактурой. Но и эти красочные прелести отнюдь не аполлонического происхождения. Нет в них ни стройной мелодичности, ни налаженной гармонии, нет и какой-либо задачи, проведения какой-либо идеи. Все возникает как попало, и невозможно найти в этой сплошной импровизации каких-либо намерений и законов. Вдохновения — хоть отбавляй, но вдохновение это того порядка, к которому художники, вполне владеющие своим творчеством, относятся несколько свысока. Почему не быть и такому искусству, почему не тешиться им? Тешимся же мы рисунками детей или любителей, наслаждаемся же мы часто беспомощными изделиями народного творчества — всем тем, в чем действует непосредственный инстинкт и в чем отсутствует регулирующее сознание. Мало того, этим наслаждаться даже полезно, это действует освежающе, это дает новые импульсы. Но аполлоническое начало начинается лишь с того момента, когда инстинкт уступает место воле, знанию, известной системе идей и, наконец, воздействию целой традиционной культуры.
Это все и почиталось до начала XX века настоящим искусством; с историей этого искусства знакомят нас музеи, и из-за такого искусства эти музеи приобрели в современной жизни значение бесценных хранилищ, чуть ли не храмов. Мы общаемся в них с высочайшими и глубочайшими умами (хотя бы эти умы и выражались подчас в очень несуразных, странных формах, а то и просто снисходили до шутки, до балагурства). Но странное впечатление будут производить в этих же музеях картины Шагала и других художников, рожденные нашей растерянной, не знающей, a quel saint se vouer [Какому святому поклониться (франц.).] эпохой. Выражать свою эпоху они, разумеется, будут и будут даже делать это лучше, нежели всякие картины более разумного и трезвого характера, или же такие картины, которые выдают большую вышколенность. Однако я сомневаюсь, что будущие поколения преисполнятся уважения к нашей эпохе после такого ознакомления с ней, и станут на нас оглядываться так, как мы оглядываемся на разные пройденные фазисы человеческого прошлого — с нежностью, с умилением, а то и завистью. Люди благочестивые среди этих будущих (сколь загадочных!) поколений, вычитывая душу нашего времени из этих типичнейших для него произведений (из живописи Шагала, среди многого другого), скорее почтут за счастье, что подобный кошмар рассеялся, и обратятся к небесам с мольбой, чтобы он не повторялся.
Мне хочется выделить одну из картин на настоящей выставке Шагала. Если она не менее кошмарна, нежели прочие, если она и очень характерна для Шагала, если и в ней доминирует импровизационное начало, то все же она, как мне кажется, серьезнее всего прочего, она, несомненно, выстрадана, и чувствуется, что, создавая ее, художник, вместо того, чтобы прибегать к привычному творческому возбуждению, имеющему общее с кисловато-сладостной дремотой, был чем-то разбужен, не на шутку напуган и возмущен. Несомненно и то, что поводом к созданию этого видения были реальные события <…> Однако самый смысл представленного символа мне непонятен. Почему именно бледный труп пригвожденного к кресту Христа перерезает в белом сиянии наискось мрак, разлитый по картине?! Непонятны и разные другие символы (непонятны именно в качестве символов), что разбросаны по картине. Однако в целом это “видение” поражает и подчиняет внимание. Следует ли толковать присутствие Христа, как луч надежды? Или перед нами искупительная жертва? Или же сделана попытка обличения виновника бесчисленных бед? Считали же иные что все беды, обрушившиеся на человечество за долгие века христианской эры, — прямые плоды того учения, которое, проповедуя милость и любовь, на реальном опыте повлекло за собой более жестокие и злобные последствия, нежели все, ему предшествовавшее.
Как решить задачу, я не знаю. Картина сама по себе не содержит ответа, а обращаться за изустными комментариями к самому творцу (если бы он пожелал их дать) я не намерен. Но одно, во всяком случае, остается бесспорным. В картине “Христос” представлено нечто в высшей степени трагическое и такое, что вполне соответствует мерзости переживаемой эпохи. Это — документ души нашего времени. И это — какой-то вопль, какой-то клич, в этом и есть подлинный пафос! Быть может, эта картина означает и поворот в самом творчестве Шагала, желание его отойти от прежних “соблазнительных потех”, и в таком случае можно ожидать от него в дальнейшем других подобных же откровений. Шагал — художник подлинный, и то, что он со всей искренностью еще скажет, будет всегда значительно и интересно.
В Третьяковской галерее открылась выставка «Марк Шагал. Истоки творческого языка художника», приуроченная к его 125-летию. Упор в экспозиции сделан на малоизвестную графику, также в нее включены образчики еврейского народного искусства и русские лубки.
Отправляясь в 1922 году в эмиграцию, Марк Шагал написал: «Ни царской, ни советской России я не нужен. Меня не понимают, я здесь чужой. Зато Рембрандт уж точно меня любит. И может быть, вслед за Европой меня полюбит моя Россия». Прогноз полностью оправдался, хотя дожидаться признания на родине художнику пришлось полвека. В 1973 году он приезжал в Москву, чтобы открыть свою персональную выставку в Третьяковке. Впрочем полноценное признание, сопровождаемое любовью широкой публики, случилось уже после смерти Шагала – в перестроечные времена. Пушкинский музей устроил в 1987 году большую ретроспективу мастера, получившую бешеную популярность: очередь в музей занимали с ночи. Да и относительно недавний, 2005 года, проект Третьяковской галереи под названием «Здравствуй, Родина!» пользовался немалым успехом
Нынешнюю экспозицию в Инженерном корпусе можно считать своего рода набором сносок и комментариев к предыдущему «фолианту».
Здесь нет всенародно любимых хитов вроде «Прогулки над Витебском» или «Скрипача на крыше», зато имеются полторы сотни экспонатов с более камерным звучанием. Большинство из них нашим зрителям не знакомы. По словам куратора выставки Екатерины Селезневой (в свободное от кураторства время она работает директором департамента международных связей Минкульта РФ), почти все эти материалы номинировались семь лет назад на участие в проекте «Здравствуй, Родина!», но в окончательный состав не попали. Надо полагать, в первую очередь из-за того, что меркли на фоне масштабных полотен. Тогда же и решено было устроить в неопределенном будущем отдельную выставку графики и малоформатной живописи, чтобы сосредоточиться на корнях и истоках шагаловского творчества. Как пошутила на пресс-конференции внучка художника Мерет Мейер, «если уподобить выставку ребенку, то семь лет вынашивания могли бы привести к появлению на свет некоего монстра». Однако представленный публике «младенец» вышел довольно симпатичным – по крайней мере, без отклонений в развитии. Хотя вундеркиндом его тоже не назовешь.
Ни для кого не секрет, что искусство Марка Шагала стало результатом мощного синтеза сразу нескольких стилей, манер и визуальных культур. Свой персональный миф художник складывал по наитию и вдохновению, заимствуя вокруг не столько идеи и образы, сколько «плацдармы» для собственных эмоций. Но задним числом можно выявить изрядное число параллелей, зачастую совершенно бессознательных.
Если бы устроители выставки действительно преследовали цель исследовать «истоки творческого языка художника», они бы не ограничилась включением в экспозицию бронзовых менор, ритуальных бокалов, ханукальных светильников и прочих примет местечкового быта.
Такого рода предметы, одолженные в Российском этнографическом музее и в Музее истории евреев в России, здесь чрезвычайно уместны, но явно недостаточны. И даже небольшая коллекция русских лубков тему «истоков» все равно не закрывает. Для полной убедительности потребовались бы и православные иконы (их Шагал чрезвычайно ценил), и произведения кубистов с сюрреалистами, и даже избранные работы отечественных классиков – от Александра Иванова до Михаила Врубеля. В каталоге выставки подобные связи прослежены, а в экспозиционной реальности их не видно. Легко понять почему: такое исследование не только потребовало бы дополнительных (причем немалых) организационных усилий, но еще и выбило бы из колеи так называемых «обычных» зрителей. Фигура Марка Шагала перестала бы играть главную и исключительную роль; публике пришлось бы пробираться к его работам через лабиринты смыслов. С точки зрения демократичности проекта такой подход наверняка показался устроителям неприемлемым, хотя с искусствоведческих позиций выглядел весьма соблазнительным.
Но нет худа без добра. Минимизация привлеченных аллюзий позволяет прильнуть к творчеству Шагала напрямую, без посредников.
Хотя ставка сделана на графику, в том числе печатную, найдется здесь и живопись, так что любители узнаваемых шагаловских эффектов внакладе не останутся. Особенно драматичным должно стать воздействие полотна «Обнаженная над Витебском»: стоит иметь в виду, что написано оно в 1933 году, когда художник получил сразу две моральные травмы.
Нацисты тогда сожгли ряд шагаловских работ после выставки «Большевизм в искусстве», а французские власти отказались предоставить ему гражданство, припомнив период комиссарства в Витебске. В определенном смысле эту картину можно расценивать как сеанс душевного самолечения.
Впрочем у Шагала почти все автобиографично, даже фантасмагории. Скажем, гравированные иллюстрации для книги «Моя жизнь» (любопытно, что мемуарный том художник закончил писать в возрасте всего-то 37 лет) исполнены сюрреалистическими подробностями – и все же воспринимаются почти как документальные свидетельства. Тем более достоверными выглядят портреты членов семьи – матери, жены Беллы и дочери Иды, кузенов, дальних родственников. По этому поводу вспоминается фраза Шагала: «Если мое искусство не играло никакой роли в жизни моих родных, то их жизни и их поступки, напротив, сильно повлияли на мое искусство».
Чем не еще один «исток творческого языка»? Семейную тему на выставке несколько неожиданно продолжают фрагменты «Свадебного сервиза» – керамической посуды, расписанной художником в честь замужества дочери.
Мерет Мейер утверждает, что этим сервизом при дедушкиной жизни они частенько пользовались в быту.
Выставка принципиально не следует никаким хронологиям, так что по соседству в едином пространстве можно встретить и юношеские зарисовки, и знаменитые офортные серии иллюстраций к Библии и к «Мертвым душам» (это работы 1920-х – 1930-х годов), и поздние подкрашенные коллажи, которые вообще-то не предназначались для публики, а служили эскизами к монументальным работам, например к панно «Триумф музыки» для нью-йоркской Метрополитен-оперы. Понятно, что смешение разных периодов творчества тоже не способствует аналитическому восприятию. Хотя в случае именно с Шагалом такой экспозиционный прием себя частично оправдывает. Всю свою долгую жизнь он словно намывал круги возле собственных эмоций, среди которых одной из важнейших была тоска по утраченному Витебску. Так что разрывы в десятки лет между работами кажутся не столь уж и критичными.
Тeги: Марк Шагал, Третьяковская галерея
Целый зал Третьяковской галереи на Крымском Валу отныне отведен Марку Шагалу - легенде русского авангарда, одному из самых значимых художников мирового искусства XX века. Впервые после реставрации можно будет увидеть весь цикл панно, созданный мастером для Еврейского театра, и не только.
В собрании Третьяковки - большая коллекция графики Марка Шагала, в том числе иллюстрации к «Мёртвым душам», которые галерее автор подарил лично, а вот живописных работ не так много - всего 12. Зато какие - настоящие хиты. Одна из них - «Над городом» - чего стоит. Серия панно, созданная Шагалом для Еврейского театра, - нарасхват. Их увидели в сорока пяти городах мира, а вот в родных стенах, в рамках постоянной экспозиции, вместе покажут впервые. Эта серия была создана Шагалом в 20-х годах, когда он покинул родной Витебск и созданное им училище после разногласий с Казимиром Малевичем, переехал в Москву и тут же получил крупный заказ.
«Шагал сразу сказал, что будет писать большое панно и будет писать эти вещи для того, чтобы сделать некий камертон, введение в театр, и что он своей живописью хочет бороться с фальшивыми бородами, натурализмом, который существовал в театре», - рассказывает хранитель отдела живописи конца XIX - начала XX века Третьяковской галереи Людмила Бобровская.
Художник работал над декорациями два месяца, создал девять панно, сохранилось, правда, семь. Самое большое - «Введение в еврейский театр». Судьба этих работ Марка Шагала трудна, как и самого Еврейского театра, который переезжал, а в 1949-м был и вовсе закрыт. Тогда работы попали в Третьяковскую галерею и очень долго ждали реставрации.
«В 73-м, когда Шагал приезжал в Москву, он к нам приходил, и ему раскатывали эти вещи в зале Серова. Он был безумно счастлив - не надеялся, что они живы, и даже на каких-то вещах поставил подпись, их не было. Он же не воспринимал свои произведения как станковые вещи», - объясняет Людмила Бобровская.
Марк Шагал часто подчеркивал свою национальность - писал стихи на идише, создавал витражи для синагоги, но назвать его еврейским художником трудно, он всё же - космополит, его художественный язык понятен на всех континентах. Например, его очень любят японцы, причём давно. В Стране восходящего солнца на его выставки выстраиваются очереди.
Шагал принципиально не вступал ни в какие группы, его трудно назвать адептом какого-то определённого направления, хотя сам про себя он говорил: « Я реалист, я землю люблю». Шагала можно назвать сказочным художником, истоки его творчества - в детстве, когда кажется, что всё возможно. И коза может быть зелёной, и люди могут парить в облаках.
