Что сближает вишневый сад и антоновские яблоки. «Потерянный рай» И.А. Бунина на примере рассказа «Антоновские яблоки. Главные герои и их характеристика
Тема разоряющихся дворянских гнёзд на рубеже XIX-XX веков была одной из самых популярных. (Вспомните, например, пьесу А.П. Чехова «Вишнёвый сад».) Для Бунина она очень близка, ведь его семья была среди тех, чьи «гнёзда» были разорены. Ещё в 1891 году он задумал рассказ «Антоновские яблоки», но написал и издал его только в 1900-м. Рассказ имел подзаголовок «Картины из книги “Эпитафии”». Почему? Что хотел подчеркнуть писатель этим подзаголовком? Возможно, горечь о милых его сердцу гибнущих «дворянских гнёздах»... О чём рассказ? Об осени, об антоновских яблоках - это хроника жизни природы, отмеченная по месяцам (с августа по ноябрь). Она состоит из четырёх небольших главок, и каждая посвящена определённому месяцу и работам, которые в этом месяце проводят в деревне.
Повествование ведётся от первого лица: «Вспоминается мне ранняя погожая осень», «Вспоминается мне урожайный год», «Вот я вижу себя снова в деревне...». Часто фраза начинается словом «помню». «Помню раннее, свежее, тихое утро... Помню большой, весь золотой, подсохший и поредевший сад, помню кленовые аллеи, тонкий аромат опавшей листвы и - запах антоновских яблок, запах мёда и осенней свежести». Тема памяти в рассказе - одна из главных. Память так остра, что повествование часто ведётся в настоящем времени: «Воздух так чист, точно его совсем нет, по всему саду раздаются голоса и скрип телег», «всюду сильно пахнет яблоками». Но острая тоска по прошедшему изменяет время, и о недавнем прошлом герои-рассказчик повествует как о далёком: «Эти дни были так недавно, а меж тем мне кажется, что с тех пор прошло чуть не целое столетие».
Бунин останавливается на привлекательных сторонах помещичьего быта: близости дворян и крестьян, сращённости жизни человека с природой, её естественности. Любовно описываются прочные избы, сады, домашний уют, сцены охоты, разгульные пирушки, крестьянский труд, трепетное общение с книгами, старинная мебель, гостеприимство с хлебосольными обедами. Патриархальная жизнь предстаёт в идиллическом свете, в очевидной её эстетизации и поэтизации. Автор сожалеет об ушедшей из жизни гармонии и красоте, о мирном течении дней, о прозаическом настоящем, где выветривается запах антоновских яблок, где нет гончих, нет дворни и самого хозяина - помещика-охотника. Часто вспоминаются не события и картины, а впечатления: «Народу много - все люди загорелые, с обветренными лицами... А на дворе трубит рог и завывают на разные голоса собаки... Я сейчас ещё чувствую, как жадно и ёмко дышала молодая грудь холодом ясного и сырого дня под вечер, когда, бывало, едешь с шумной ватагой Арсения Семёныча, возбуждённый музыкальным галопом собак, брошенных в чернолесье в какой-нибудь Красный Бугор или Гремячий Остров, уже одним своим названием волнующий охотника». Очевидны перемены в действительности - картина заброшенного кладбища и уход из жизни выселковских обитателей рождают грусть, чувство прощания, напоминают эпитафию, родственную тургеневским страницам о запустении дворянских гнёзд.
Рассказ не имеет чёткой сюжетной линии, он составлен из ряда «раздробленных» картин, впечатлений, воспоминаний. Их перемена отражает постепенное исчезновение старого быта. Каждый из этих фрагментов жизни имеет специфическую окраску: «Прохладный сад, наполненный лиловатым туманом»; «Иногда к вечеру между хмурыми низкими тучами пробивался на западе трепещущий золотистый свет низкого солнца».
Бунин как бы принимает эстафету от Л.Н. Толстого, идеализируя человека, живущего среди лесов и лугов. Он поэтизирует явления природы. Бог почему наряду с печалью в рассказе присутствует и мотив радости, светлого приятия и утверждения жизни. Вчитайтесь в описания природы. Лесной пейзаж в момент охоты, открытое поле, панорама степи, зарисовки яблоневого сада, бриллиантового созвездия Стожар. Пейзажи даны в динамике, в тонкой передаче красок и авторских настроений. Бунин воспроизводит смену времени суток, ритм времён года, обновление быта, борение эпох, неудержимый бег времени, с которым сопряжены бунинские персонажи и авторские раздумья. В «Антоновских яблоках» Бунин показал не только элегичность дворянской усадьбы, но и исчезнувшую поэзию старинного русского быта - дворянского и мужицкого, того уклада, на котором веками стояла Россия. Писатель раскрыл ценности, на которых этот быт держался, - привязанность к земле, способность слышать её и понимать: «Долго прислушиваемся и различаем дрожь в земле. Дрожь переходит в шум, растёт...»
Рассказ отличается особой лирической взволнованностью, переданной своеобразной лексикой, выразительными эпитетами, ритмом и синтаксисом бунинского текста. Критик Ю. Айхенвальд отмечал, что Бунин «не злорадно, а страдальчески изображает русскую деревенскую нищету... с печалью оглядывается на изжитую пору нашей истории, на все эти разорившиеся дворянские гнёзда». Если вспомнить начало рассказа, то оно полно радостной бодрости: «Как холодно, росисто и как хорошо жить на свете!» Постепенно интонация меняется, появляются ностальгические ноты: «За последние годы одно поддерживало угасающий дух помещиков - охота». В конце, в описании поздней осени звучит откровенная грусть.
По словам современного литературоведа В.А. Келдыша, «подлинный герой рассказа - великолепная русская осень со всеми её красками, звучаниями и запахами. Соприкосновение с природой, дарующее чувство радости и полноты существования, - таков основной ракурс, художнический угол зрения».
И всё же... Читающая публика всё ещё воспринимала Бунина как поэта. В 1909 году он был избран почётным членом Российской академии наук: «Конечно, как поэта венчает И.А. Бунина академия, - отмечал критик А. Измайлов. - Как рассказчик, он сохраняет в своём письме ту же значительную нежность восприятия, ту же грусть души, переживающей раннюю осень».
В оценке первой русской революции 1905-1907 годов Бунин был сдержан. Подчеркивая свою аполитичность, в 1907 году он уехал путешествовать вместе с женой, Верой Николаевной Муромцевой, женщиной умной и образованной, которая стала его преданным и самоотверженным другом на всю жизнь. Они прожили вместе много лет, а после смерти Бунина она готовила к изданию его рукописи и писала биографию «Жизнь Бунина».
В творчестве писателя особое место занимают очерки - «путевые поэмы», родившиеся в результате странствий по Германии, Франции, Швейцарии, Италии, Цейлону, Индии, Турции, Греции, Северной Африке, Египту, Сирии, Палестине. «Тень птицы» (1907-1911) - так называется цикл произведений, в котором дневниковые записи, впечатления от увиденных мест, памятников культуры переплетаются с легендами древних народов. В литературной критике этот цикл называют по-разному - лирическими поэмами, рассказами, путевыми поэмами, путевыми заметками, путевыми очерками. (Читая эти произведения, поразмышляйте, какое жанровое определение наиболее полно характеризует произведения Бунина. Почему?)
В этом цикле писатель впервые взглянул на происходящее вокруг с точки зрения «гражданина мира», написал, что «обречён познать тоску всех стран и всех времён». Такая позиция позволила ему иначе оценить события начала века в России.
Лариса Васильевна ТОРОПЧИНА - учитель московской гимназия № 1549; заслуженный учитель России.
“Запах антоновских яблок исчезает из помещичьих усадеб...”
Вишнёвый сад продан, его уже нет, это правда…
Про меня забыли…
А.П. Чехов
Г оворя о сквозных темах в литературе, хотелось бы выделить тему угасания помещичьих гнёзд как одну из интересных и глубоких. Рассматривая её, ученики 10–11-х классов обращаются к произведениям XIX–XX веков.
В течение многих столетий русское дворянство было оплотом государственной власти, главенствующим классом в России, “цветом нации”, что, разумеется, нашло отражение в литературе. Конечно, персонажами литературных произведений становились не только честные и благородные Стародум и Правдин, открытый, нравственно чистый Чацкий, не удовлетворённые праздным существованием в свете Онегин и Печорин, прошедшие через многие испытания в поисках смысла жизни Андрей Болконский и Пьер Безухов, но и грубые и невежественные Простаковы и Скотинин, радеющий исключительно “родному человечку” Фамусов, прожектёр Манилов и бесшабашный “исторический человек” Ноздрёв (последних, кстати, значительно больше, как и в жизни).
Читая художественные произведения ХVIII - первой половины XIX века, мы видим героев-хозяев - будь то госпожа Простакова, привыкшая к слепому повиновению окружающих её воле, или супруга Дмитрия Ларина, единолично, “мужа не спросясь”, управлявшая имением, или “чёртов кулак” Собакевич, крепкий хозяин, знавший не только имена своих крепостных, но и особенности их характеров, их умения и ремёсла и с законной гордостью отца-помещика расхваливавший “мёртвые души”.
Однако к середине XIX века картина российской жизни изменилась: в обществе назрели реформы, и писатели не замедлили отразить эти перемены в своих произведениях. И вот перед читателем уже не уверенные в себе владетели крепостных душ, совсем ещё недавно с гордостью произносившие: “Закон - моё желание, кулак - моя полиция”, а растерянный владелец имения Марьино Николай Петрович Кирсанов, умный, добросердечный человек, оказавшийся накануне отмены крепостного права в тяжёлом положении, когда крестьяне почти перестают подчиняться своему господину, а ему остаётся лишь с горечью восклицать: “Сил моих больше нет!” Правда, в конце романа мы узнаём, что Аркадий Кирсанов, оставивший в прошлом поклонение идеям нигилизма, “сделался рьяным хозяином” и созданная им “«ферма» уже приносит довольно значительный доход”, а Николай Петрович “попал в мировые посредники и трудится изо всех сил”. Как говорит Тургенев, “дела их начинают поправляться” - но надолго ли? Пройдёт ещё три-четыре десятка лет - и на смену Кирсановым придут Раневские и Гаевы («Вишнёвый сад» А.П. Чехова), Арсеньевы и Хрущёвы («Жизнь Арсеньева» и «Суходол» И.А. Бунина). И вот об этих героях, об укладе их жизни, характерах, привычках, поступках можно говорить более подробно.
Прежде всего следует отобрать художественные произведения для разговора: это могут быть рассказ «Цветы запоздалые», пьесы «Вишнёвый сад», «Три сестры», «Дядя Ваня» А.П. Чехова, роман «Жизнь Арсеньева», повести «Суходол», «Антоновские яблоки», рассказы «Натали», «Подснежник», «Руся» И.А. Бунина. Из названных произведений можно выбрать для детального анализа два-три, к другим же обращаться фрагментарно.
«Вишнёвый сад» учащиеся анализируют на уроках, пьесе посвящено множество литературоведческих исследований. И всё же каждый - при внимательном прочтении текста - может открыть для себя в этой комедии что-то своё, новое. Так, говоря об угасании жизни дворянства в конце XIX века, учащиеся замечают, что герои «Вишнёвого сада» Раневская и Гаев, несмотря на продажу имения, где прошли лучшие годы их жизни, несмотря на боль и скорбь по прошлому, живы и в финале даже относительно благополучны. Любовь Андреевна, забрав пятнадцать тысяч, что прислала ярославская бабушка, уезжает за границу, хотя понимает, что денег этих - при её расточительности - хватит ненадолго. Гаев тоже не последний кусок хлеба доедает: место в банке ему обеспечено; другое дело - справится ли он, барин, аристократ, снисходительно говорящий преданному лакею: “Ты уходи, Фирс. Я уж, так и быть, сам разденусь”, - с должностью “банковского служаки”. Да и вечно хлопочущий о том, где бы занять денег, обедневший Симеонов-Пищик в конце пьесы воспрянет духом: к нему в имение “приехали… англичане и нашли в земле какую-то белую глину” и он “сдал им участок с глиной на двадцать четыре года”. Теперь этот суетливый, простодушный человек даже раздаёт часть долгов (“всем должен”) и надеется на лучшее.
А вот для преданного Фирса, который после отмены крепостного права “не согласился на волю, остался при господах” и который помнит благословенные времена, когда вишню из сада “сушили, мочили, мариновали, варенье варили”, жизнь кончена: он не сегодня-завтра умрёт - от старости, от безысходности, от ненужности никому. Горько звучат его слова: “Про меня забыли…” Бросили господа, как старика Фирса, и старый вишнёвый сад, оставили то, что, по признанию Раневской, было её “жизнью”, “молодостью”, “счастьем”. Уже “хватил топором по вишнёвому саду” бывший крепостной, а ныне новый хозяин жизни Ермолай Лопахин. Раневская плачет, но ничего не делает, чтобы спасти сад, имение, а Аня, юная представительница некогда богатой и знатной дворянской фамилии, покидает родные места даже с радостью: “Что вы со мной сделали, Петя, отчего я уже не люблю вишнёвого сада, как прежде?” Но ведь “не отрекаются любя”! Значит, не так уж сильно и любила. Горько, что так легко оставляют то, что некогда было смыслом жизни: после продажи вишнёвого сада “все успокоились, повеселели даже… в самом деле, теперь всё хорошо”. И только авторская ремарка в финале пьесы: “Среди тишины раздаётся глухой стук по дереву, звучащий одиноко и грустно ” (курсив мой. - Л.Т. ) - говорит, что грустно становится самому Чехову, словно предостерегающему своих героев от забвения прежней жизни.
Что же произошло с персонажами чеховской драмы? Анализируя их жизнь, характеры, поведение, учащиеся приходят к выводу: это вырождение, не нравственное (“недотёпы”-дворяне, в сущности, неплохие люди: добрые, некорыстолюбивые, готовые забыть плохое, чем-то помочь друг другу), не физическое (герои - все, кроме Фирса, - живы и здоровы), а скорее - психологическое , состоящее в абсолютном неумении и нежелании преодолевать трудности, посланные судьбой. Искреннее стремление Лопахина помочь “недотёпам” разбивается о полнейшую апатию Раневской и Гаева. “Таких легкомысленных людей, как вы, господа, таких неделовых, странных, я ещё не встречал”, - с горьким недоумением констатирует он. А в ответ слышит беспомощное: “Дачи и дачники - это так пошло, простите”. Что же касается Ани, то здесь, вероятно, уместнее говорить о перерождении , о добровольном отказе от прежних жизненных ценностей. Хорошо это или плохо? Чехов, тонко чувствующий, интеллигентный человек, не даёт ответа. Время покажет…
Ж
аль и других чеховских
героев, умных, порядочных, добрых, но совершенно
неспособных к активной творческой деятельности,
к выживанию в тяжёлых условиях. Ведь когда Иван
Петрович Войницкий, дворянин, сын тайного
советника, многие годы проведший, “как крот… в
четырёх стенах” и скрупулёзно собирающий доходы
с имения своей покойной сестры, чтобы отсылать
деньги её бывшему мужу - профессору
Серебрякову, в отчаянии восклицает: “Я
талантлив, умён, смел… Если бы я жил нормально, то
из меня мог бы выйти Шопенгауэр,
Достоевский…”, - то ему не очень веришь. Что
же мешало Войницкому жить полноценной жизнью?
Вероятно, боязнь окунуться в водоворот событий,
неспособность к борьбе с трудностями,
неадекватная оценка действительности. Ведь он,
по сути, сам сотворил себе кумира из профессора
Серебрякова (“все наши мысли и чувства
принадлежали тебе одному… мы с благоговением
произносили твоё имя”), а теперь упрекает зятя в
том, что тот загубил его жизнь. Соня же, дочь
профессора, которой после смерти матери формально
принадлежит имение, не может отстоять своих
прав на него и только умоляет отца: “Надо быть
милосердным, папа! Я и дядя Ваня так несчастны!”
Так что же не даёт возможности быть счастливыми?
Думается, всё та же душевная апатия
,
мягкотелость, которые помешали Раневской и Гаеву
спасти вишнёвый сад.
А сёстры Прозоровы, генеральские дочери, на протяжении всей пьесы («Три сестры»), как заклинание, повторяющие: “В Москву! В Москву! В Москву!”, своего желания покинуть унылый уездный город так и не осуществляют. Ирина собирается уезжать, но в финале пьесы она ещё здесь, в этой “обывательской, презренной жизни”. Уедет ли? Чехов ставит многоточие…
Если чеховские герои-дворяне пассивны, однако при этом добры, интеллигентны, благожелательны, то герои И.А. Бунина подвержены вырождению и нравственному, и физическому. Учащиеся, конечно, вспомнят персонажей пронзительно-трагичной повести «Суходол»: сумасшедшего деда Петра Кириллыча, который “был убит… незаконным сыном своим Герваськой, другом отца” молодых Хрущёвых; сошедшую с ума “от несчастной любви”, жалкую, истеричную тётю Тоню, “жившую в одной из старых дворовых изб возле оскудневшей суходольской усадьбы”; сына Петра Кириллыча - Петра Петровича, в которого беззаветно влюбилась дворовая Наталья и который сослал её за это “в ссылку, на хутор Со шки”; и саму Наталью, молочную сестру другого сына Петра Кириллыча - Аркадия Петровича, у которой “столбовые господа Хрущёвы” отца “загнали в солдаты”, а “мать в такой трепет, что у неё сердце разорвалось при виде погибших индюшат”. Поразительно, что при этом бывшая крепостная не держит обиды на хозяев, более того - считает, что “проще, добрей суходольских господ во всей вселенной не было”.
В качестве примера изуродованного крепостным правом сознания (ведь рабскую покорность несчастная женщина всосала буквально с молоком матери!) учащиеся приведут эпизод, когда полусумасшедшая барышня, к которой Наталья приставлена “состоять”, “жестоко и с наслаждением изорвала её волосы” только за то, что служанка “неумело дёрнула” с ноги госпожи чулок. Наталья смолчала, никак не воспротивилась приступу необоснованной ярости и только, улыбнувшись сквозь слёзы, определила для себя: “Трудно мне будет”. Как не вспомнить забытого всеми в суматохе отъезда Фирса («Вишнёвый сад»), как ребёнка, радующегося, что его “барыня… приехала” из-за границы, и на пороге смерти (в буквальном смысле этого слова!) сокрушающегося не о себе, а о том, что “Леонид Андреич… шубы не надел, в пальто поехал”, а он, старик-лакей, и “не поглядел”!
Р аботая с текстом повести, учащиеся отметят, что рассказчик, в котором, несомненно, есть черты самого Бунина, потомка некогда знатного и богатого, а к концу XIX века совершенно обедневшего дворянского рода, вспоминает о прежнем Суходоле с грустью, потому что для него и для всех Хрущёвых “Суходол был поэтическим памятником былого”. Однако молодой Хрущёв (а с ним, конечно, и сам автор) объективен: он рассказывает и о жестокости, с которой помещики обрушивали свой гнев не только на прислугу, но и друг на друга. Так, по воспоминаниям той же Натальи, в имении “за стол садились… с арапниками” и “дня не проходило без войны! Горячие все были - чистый порох”.
Да, с одной стороны, говорит рассказчик, “было очарование… в суходольской разорённой усадьбе”: пахло жасмином, бурно разрослись в саду бузина и бересклет, “ветер, пробегая по саду, доносил… шелковистый шелест берёз с атласно-белыми, испещрёнными чернью стволами… зелёно-золотая иволга вскрикивала резко и радостно” (вспомним некрасовское “нет безобразья в природе”), а с другой - “невзрачный” полуразрушенный дом вместо сгоревшего “дедовского дубового”, несколько старых берёз и тополей, оставшихся от сада, “заросшие полынью и подсвекольником” сарай и ледник. Во всём разруха, запустение. Печальное впечатление, а ведь когда-то, по преданию, замечает молодой Хрущёв, его прадед, “человек богатый, только под старость переселился из-под Курска в Суходол”, не любил суходольской глуши. И вот теперь его потомки обречены прозябать здесь почти в нищете, хотя раньше “денег, по словам Натальи, не знали куда девать”. “Толстая, маленькая, с седенькой бородкой” вдова Петра Петровича Клавдия Марковна проводит время за вязанием “нитяных носков”, а “тётя Тоня” в рваном халате, надетом прямо на голое тело, с высоким шлыком на голове, сооружённом “из какой-то грязной тряпки”, похожа на Бабу-Ягу и являет собой поистине жалкое зрелище.
Даже отец рассказчика, “беззаботный человек”, для которого, “казалось, не существовало никаких привязанностей”, тяжело переживает утрату былого богатства и могущества своего семейства, жалуясь до самой кончины: “Один, один Хрущёв остался теперь в свете. Да и тот не в Суходоле!” Конечно, “безмерно велика власть… древней семейственности”, тяжело говорить о кончине близких, но и рассказчик, и автор уверены: череда нелепых смертей в поместье предопределена. И конец “дедушки” от руки Гервасия (от удара старик поскользнулся, “взмахнул руками и как раз виском ударился об острый угол стола”), и загадочная, непонятная гибель хмельного Петра Петровича, возвращавшегося от любовницы из Лунёва (то ли действительно “лошадь убила… пристяжная”, то ли кто из дворни, озлобленной на барина за побои). Закончился род Хрущёвых, некогда поминаемый в хрониках и давший Отечеству “и стольников, и воевод, и мужей именитых”. Не осталось ничего: “ни портретов, ни писем, ни даже простых принадлежностей… обихода”.
Г орек и финал старого суходольского дома: он обречён на медленное умирание, а остатки некогда роскошного сада вырублены последним хозяином усадьбы, сыном Петра Петровича, покинувшим Суходол и поступившим кондуктором на железную дорогу. Как похоже на гибель вишнёвого сада, с той только разницей, что в Суходоле всё проще и страшнее. Навсегда исчез из помещичьих усадеб “запах антоновских яблок”, ушла жизнь. С горечью пишет Бунин: “И порою думаешь: да полно, жили ли и на свете-то они?”
Лариса Васильевна ТОРОПЧИНА - учитель московской гимназия № 1549; заслуженный учитель России.
“Запах антоновских яблок исчезает из помещичьих усадеб...”
Вишнёвый сад продан, его уже нет, это правда…
Про меня забыли…
А.П. Чехов
Г оворя о сквозных темах в литературе, хотелось бы выделить тему угасания помещичьих гнёзд как одну из интересных и глубоких. Рассматривая её, ученики 10–11-х классов обращаются к произведениям XIX–XX веков.
В течение многих столетий русское дворянство было оплотом государственной власти, главенствующим классом в России, “цветом нации”, что, разумеется, нашло отражение в литературе. Конечно, персонажами литературных произведений становились не только честные и благородные Стародум и Правдин, открытый, нравственно чистый Чацкий, не удовлетворённые праздным существованием в свете Онегин и Печорин, прошедшие через многие испытания в поисках смысла жизни Андрей Болконский и Пьер Безухов, но и грубые и невежественные Простаковы и Скотинин, радеющий исключительно “родному человечку” Фамусов, прожектёр Манилов и бесшабашный “исторический человек” Ноздрёв (последних, кстати, значительно больше, как и в жизни).
Читая художественные произведения ХVIII - первой половины XIX века, мы видим героев-хозяев - будь то госпожа Простакова, привыкшая к слепому повиновению окружающих её воле, или супруга Дмитрия Ларина, единолично, “мужа не спросясь”, управлявшая имением, или “чёртов кулак” Собакевич, крепкий хозяин, знавший не только имена своих крепостных, но и особенности их характеров, их умения и ремёсла и с законной гордостью отца-помещика расхваливавший “мёртвые души”.
Однако к середине XIX века картина российской жизни изменилась: в обществе назрели реформы, и писатели не замедлили отразить эти перемены в своих произведениях. И вот перед читателем уже не уверенные в себе владетели крепостных душ, совсем ещё недавно с гордостью произносившие: “Закон - моё желание, кулак - моя полиция”, а растерянный владелец имения Марьино Николай Петрович Кирсанов, умный, добросердечный человек, оказавшийся накануне отмены крепостного права в тяжёлом положении, когда крестьяне почти перестают подчиняться своему господину, а ему остаётся лишь с горечью восклицать: “Сил моих больше нет!” Правда, в конце романа мы узнаём, что Аркадий Кирсанов, оставивший в прошлом поклонение идеям нигилизма, “сделался рьяным хозяином” и созданная им “«ферма» уже приносит довольно значительный доход”, а Николай Петрович “попал в мировые посредники и трудится изо всех сил”. Как говорит Тургенев, “дела их начинают поправляться” - но надолго ли? Пройдёт ещё три-четыре десятка лет - и на смену Кирсановым придут Раневские и Гаевы («Вишнёвый сад» А.П. Чехова), Арсеньевы и Хрущёвы («Жизнь Арсеньева» и «Суходол» И.А. Бунина). И вот об этих героях, об укладе их жизни, характерах, привычках, поступках можно говорить более подробно.
Прежде всего следует отобрать художественные произведения для разговора: это могут быть рассказ «Цветы запоздалые», пьесы «Вишнёвый сад», «Три сестры», «Дядя Ваня» А.П. Чехова, роман «Жизнь Арсеньева», повести «Суходол», «Антоновские яблоки», рассказы «Натали», «Подснежник», «Руся» И.А. Бунина. Из названных произведений можно выбрать для детального анализа два-три, к другим же обращаться фрагментарно.
«Вишнёвый сад» учащиеся анализируют на уроках, пьесе посвящено множество литературоведческих исследований. И всё же каждый - при внимательном прочтении текста - может открыть для себя в этой комедии что-то своё, новое. Так, говоря об угасании жизни дворянства в конце XIX века, учащиеся замечают, что герои «Вишнёвого сада» Раневская и Гаев, несмотря на продажу имения, где прошли лучшие годы их жизни, несмотря на боль и скорбь по прошлому, живы и в финале даже относительно благополучны. Любовь Андреевна, забрав пятнадцать тысяч, что прислала ярославская бабушка, уезжает за границу, хотя понимает, что денег этих - при её расточительности - хватит ненадолго. Гаев тоже не последний кусок хлеба доедает: место в банке ему обеспечено; другое дело - справится ли он, барин, аристократ, снисходительно говорящий преданному лакею: “Ты уходи, Фирс. Я уж, так и быть, сам разденусь”, - с должностью “банковского служаки”. Да и вечно хлопочущий о том, где бы занять денег, обедневший Симеонов-Пищик в конце пьесы воспрянет духом: к нему в имение “приехали… англичане и нашли в земле какую-то белую глину” и он “сдал им участок с глиной на двадцать четыре года”. Теперь этот суетливый, простодушный человек даже раздаёт часть долгов (“всем должен”) и надеется на лучшее.
А вот для преданного Фирса, который после отмены крепостного права “не согласился на волю, остался при господах” и который помнит благословенные времена, когда вишню из сада “сушили, мочили, мариновали, варенье варили”, жизнь кончена: он не сегодня-завтра умрёт - от старости, от безысходности, от ненужности никому. Горько звучат его слова: “Про меня забыли…” Бросили господа, как старика Фирса, и старый вишнёвый сад, оставили то, что, по признанию Раневской, было её “жизнью”, “молодостью”, “счастьем”. Уже “хватил топором по вишнёвому саду” бывший крепостной, а ныне новый хозяин жизни Ермолай Лопахин. Раневская плачет, но ничего не делает, чтобы спасти сад, имение, а Аня, юная представительница некогда богатой и знатной дворянской фамилии, покидает родные места даже с радостью: “Что вы со мной сделали, Петя, отчего я уже не люблю вишнёвого сада, как прежде?” Но ведь “не отрекаются любя”! Значит, не так уж сильно и любила. Горько, что так легко оставляют то, что некогда было смыслом жизни: после продажи вишнёвого сада “все успокоились, повеселели даже… в самом деле, теперь всё хорошо”. И только авторская ремарка в финале пьесы: “Среди тишины раздаётся глухой стук по дереву, звучащий одиноко и грустно ” (курсив мой. - Л.Т. ) - говорит, что грустно становится самому Чехову, словно предостерегающему своих героев от забвения прежней жизни.
Что же произошло с персонажами чеховской драмы? Анализируя их жизнь, характеры, поведение, учащиеся приходят к выводу: это вырождение, не нравственное (“недотёпы”-дворяне, в сущности, неплохие люди: добрые, некорыстолюбивые, готовые забыть плохое, чем-то помочь друг другу), не физическое (герои - все, кроме Фирса, - живы и здоровы), а скорее - психологическое , состоящее в абсолютном неумении и нежелании преодолевать трудности, посланные судьбой. Искреннее стремление Лопахина помочь “недотёпам” разбивается о полнейшую апатию Раневской и Гаева. “Таких легкомысленных людей, как вы, господа, таких неделовых, странных, я ещё не встречал”, - с горьким недоумением констатирует он. А в ответ слышит беспомощное: “Дачи и дачники - это так пошло, простите”. Что же касается Ани, то здесь, вероятно, уместнее говорить о перерождении , о добровольном отказе от прежних жизненных ценностей. Хорошо это или плохо? Чехов, тонко чувствующий, интеллигентный человек, не даёт ответа. Время покажет…
Ж
аль и других чеховских
героев, умных, порядочных, добрых, но совершенно
неспособных к активной творческой деятельности,
к выживанию в тяжёлых условиях. Ведь когда Иван
Петрович Войницкий, дворянин, сын тайного
советника, многие годы проведший, “как крот… в
четырёх стенах” и скрупулёзно собирающий доходы
с имения своей покойной сестры, чтобы отсылать
деньги её бывшему мужу - профессору
Серебрякову, в отчаянии восклицает: “Я
талантлив, умён, смел… Если бы я жил нормально, то
из меня мог бы выйти Шопенгауэр,
Достоевский…”, - то ему не очень веришь. Что
же мешало Войницкому жить полноценной жизнью?
Вероятно, боязнь окунуться в водоворот событий,
неспособность к борьбе с трудностями,
неадекватная оценка действительности. Ведь он,
по сути, сам сотворил себе кумира из профессора
Серебрякова (“все наши мысли и чувства
принадлежали тебе одному… мы с благоговением
произносили твоё имя”), а теперь упрекает зятя в
том, что тот загубил его жизнь. Соня же, дочь
профессора, которой после смерти матери формально
принадлежит имение, не может отстоять своих
прав на него и только умоляет отца: “Надо быть
милосердным, папа! Я и дядя Ваня так несчастны!”
Так что же не даёт возможности быть счастливыми?
Думается, всё та же душевная апатия
,
мягкотелость, которые помешали Раневской и Гаеву
спасти вишнёвый сад.
А сёстры Прозоровы, генеральские дочери, на протяжении всей пьесы («Три сестры»), как заклинание, повторяющие: “В Москву! В Москву! В Москву!”, своего желания покинуть унылый уездный город так и не осуществляют. Ирина собирается уезжать, но в финале пьесы она ещё здесь, в этой “обывательской, презренной жизни”. Уедет ли? Чехов ставит многоточие…
Если чеховские герои-дворяне пассивны, однако при этом добры, интеллигентны, благожелательны, то герои И.А. Бунина подвержены вырождению и нравственному, и физическому. Учащиеся, конечно, вспомнят персонажей пронзительно-трагичной повести «Суходол»: сумасшедшего деда Петра Кириллыча, который “был убит… незаконным сыном своим Герваськой, другом отца” молодых Хрущёвых; сошедшую с ума “от несчастной любви”, жалкую, истеричную тётю Тоню, “жившую в одной из старых дворовых изб возле оскудневшей суходольской усадьбы”; сына Петра Кириллыча - Петра Петровича, в которого беззаветно влюбилась дворовая Наталья и который сослал её за это “в ссылку, на хутор Со шки”; и саму Наталью, молочную сестру другого сына Петра Кириллыча - Аркадия Петровича, у которой “столбовые господа Хрущёвы” отца “загнали в солдаты”, а “мать в такой трепет, что у неё сердце разорвалось при виде погибших индюшат”. Поразительно, что при этом бывшая крепостная не держит обиды на хозяев, более того - считает, что “проще, добрей суходольских господ во всей вселенной не было”.
В качестве примера изуродованного крепостным правом сознания (ведь рабскую покорность несчастная женщина всосала буквально с молоком матери!) учащиеся приведут эпизод, когда полусумасшедшая барышня, к которой Наталья приставлена “состоять”, “жестоко и с наслаждением изорвала её волосы” только за то, что служанка “неумело дёрнула” с ноги госпожи чулок. Наталья смолчала, никак не воспротивилась приступу необоснованной ярости и только, улыбнувшись сквозь слёзы, определила для себя: “Трудно мне будет”. Как не вспомнить забытого всеми в суматохе отъезда Фирса («Вишнёвый сад»), как ребёнка, радующегося, что его “барыня… приехала” из-за границы, и на пороге смерти (в буквальном смысле этого слова!) сокрушающегося не о себе, а о том, что “Леонид Андреич… шубы не надел, в пальто поехал”, а он, старик-лакей, и “не поглядел”!
Р аботая с текстом повести, учащиеся отметят, что рассказчик, в котором, несомненно, есть черты самого Бунина, потомка некогда знатного и богатого, а к концу XIX века совершенно обедневшего дворянского рода, вспоминает о прежнем Суходоле с грустью, потому что для него и для всех Хрущёвых “Суходол был поэтическим памятником былого”. Однако молодой Хрущёв (а с ним, конечно, и сам автор) объективен: он рассказывает и о жестокости, с которой помещики обрушивали свой гнев не только на прислугу, но и друг на друга. Так, по воспоминаниям той же Натальи, в имении “за стол садились… с арапниками” и “дня не проходило без войны! Горячие все были - чистый порох”.
Да, с одной стороны, говорит рассказчик, “было очарование… в суходольской разорённой усадьбе”: пахло жасмином, бурно разрослись в саду бузина и бересклет, “ветер, пробегая по саду, доносил… шелковистый шелест берёз с атласно-белыми, испещрёнными чернью стволами… зелёно-золотая иволга вскрикивала резко и радостно” (вспомним некрасовское “нет безобразья в природе”), а с другой - “невзрачный” полуразрушенный дом вместо сгоревшего “дедовского дубового”, несколько старых берёз и тополей, оставшихся от сада, “заросшие полынью и подсвекольником” сарай и ледник. Во всём разруха, запустение. Печальное впечатление, а ведь когда-то, по преданию, замечает молодой Хрущёв, его прадед, “человек богатый, только под старость переселился из-под Курска в Суходол”, не любил суходольской глуши. И вот теперь его потомки обречены прозябать здесь почти в нищете, хотя раньше “денег, по словам Натальи, не знали куда девать”. “Толстая, маленькая, с седенькой бородкой” вдова Петра Петровича Клавдия Марковна проводит время за вязанием “нитяных носков”, а “тётя Тоня” в рваном халате, надетом прямо на голое тело, с высоким шлыком на голове, сооружённом “из какой-то грязной тряпки”, похожа на Бабу-Ягу и являет собой поистине жалкое зрелище.
Даже отец рассказчика, “беззаботный человек”, для которого, “казалось, не существовало никаких привязанностей”, тяжело переживает утрату былого богатства и могущества своего семейства, жалуясь до самой кончины: “Один, один Хрущёв остался теперь в свете. Да и тот не в Суходоле!” Конечно, “безмерно велика власть… древней семейственности”, тяжело говорить о кончине близких, но и рассказчик, и автор уверены: череда нелепых смертей в поместье предопределена. И конец “дедушки” от руки Гервасия (от удара старик поскользнулся, “взмахнул руками и как раз виском ударился об острый угол стола”), и загадочная, непонятная гибель хмельного Петра Петровича, возвращавшегося от любовницы из Лунёва (то ли действительно “лошадь убила… пристяжная”, то ли кто из дворни, озлобленной на барина за побои). Закончился род Хрущёвых, некогда поминаемый в хрониках и давший Отечеству “и стольников, и воевод, и мужей именитых”. Не осталось ничего: “ни портретов, ни писем, ни даже простых принадлежностей… обихода”.
Г орек и финал старого суходольского дома: он обречён на медленное умирание, а остатки некогда роскошного сада вырублены последним хозяином усадьбы, сыном Петра Петровича, покинувшим Суходол и поступившим кондуктором на железную дорогу. Как похоже на гибель вишнёвого сада, с той только разницей, что в Суходоле всё проще и страшнее. Навсегда исчез из помещичьих усадеб “запах антоновских яблок”, ушла жизнь. С горечью пишет Бунин: “И порою думаешь: да полно, жили ли и на свете-то они?”
Тема уходящей России и смены времен в рассказе И. Бунина «Антоновские яблоки»
Выньте Бунина из русской литературы, и она потускнеет, лишится живого радужного блеска и звездного сияния его одинокой страннической души.
М. Горький
И. А. Бунин - продолжатель традиций критического реализма в литературе XX века. Его имя стоит в одном ряду с именами Л. Н. Толстого и А. П. Чехова. В произведениях Бунина удивительным образом сочетаются прекрасная, благоуханная проза и реализм событий, отражающий переживания русского общества. Вклад Бунина в литературу огромен. Он действительно принес в нее, как справедливо заметил М. Горький, «живой радужный блеск и звездное сияние». Писатель в полной мере достоин присужденной ему Нобелевской премии.
Творчество Бунина нельзя рассматривать вне исторического контекста. Писатель не принял ни Февральской, ни Октябрьской революций, был противником изменений, которые приносил с собой зарождающийся капитализм. По мнению интеллигента Бунина, человека дворянской культуры, буржуазное общество несет бесчеловечность, лицемерие, жажду наживы, вносит жестокость в отношения между людьми. Идеальной для писателя является прошлая жизнь девятнадцатого столетия, которую он воспевает в рассказе «Антоновские яблоки» (1900).
В прозу Бунина органично входит тема воспроизведения жизни поместного дворянства, а именно мотив оскудения старых помещичьих усадеб. Рассказы такого рода окрашены нотами печали, сожаления. Они отличаются лирической манерой повествования и нередко носят автобиографический характер.
Автор с горечью осознает, что рушится привычный жизненный уклад; старому, идеализированному в его сознании помещичьему быту приходит конец. Жизнь разбилась, будто чашка. И чтобы еще раз подчеркнуть эту грустную мысль, писатель использует художественный прием, который можно назвать «мозаичностью изображения». Рассказы Бунина часто представляют собой кадры, зарисовки отдельных картин действительности. Одним из лучших произведений такого рода является рассказ «Антоновские яблоки».
Он построен на повествовании от первого лица, как воспоминание рассказчика о детстве и юности, проведенных в дворянской усадьбе. Автор останавливается на привлекательных сторонах прежнего помещичьего быта - это изобилие, достаток, единство человека и природы, дворянства и крестьянства. Запах антоновских яблок служит отправной точкой повествования.
Именно антоновские яблоки становятся символом идиллической патриархальной жизни, которая и поэтизируется Буниным. Главы, посвященные старинной жизни, во многом напоминают стихотворения в прозе. Они музыкальны и поэтичны. Мажорные картины природы занимают особое место: зарисовки яблоневого сада, описание «бриллиантового созвездия Стожар», панорама степи, момент охоты.
Автор делает основной акцент именно на раскрытии красоты, гармонии жизни, ее мирного течения. Из прошлого рассказчик вспоминает только самые светлые и привлекательные моменты. «Вспоминается урожайный год…» - так начинается одна из глав рассказа. И в этом вся суть позиции автора. Прошлая Россия для него становится олицетворением счастливого края, где не было нужды и голода, где крестьяне ходили в чистых белых рубахах, а урожай яблок превосходил все ожидания.
«Крепостного права я не помню», - говорит рассказчик, намеренно уходя от социальных проблем; он убежден, что в далекие времена его детства помещики и крестьяне не противостояли друг другу, все они жили в гармонии и единстве с природой и друг с другом.
Поэтическое прошлое сопоставляется в рассказе с прозаическим настоящим, где исчезает запах антоновских яблок, где нет троек, гончих и борзых собак, нет и самого помещика-охотника. В рассказе о настоящем воспроизводится целая череда смертей могучих стариков, красивых женщин, шурина Арсения Семеновича, Анны Герасимовны.
Картины кладбища, уход из жизни красивых и сильных людей рождают элегические мотивы и ассоциируются с переменами жизни.
Многие критики отмечают, что рассказ «Антоновские яблоки» напоминает эпитафию ушедшей жизни, родственную тургеневским страницам о запустении «дворянских гнезд».
Но противопоставление старой дворянской и новой жизни, тоска по уходящему патриархальному быту - это только поверхностный пласт романа. Автор поэтизирует не только прошлую жизнь дворян, но и простую деревенскую жизнь вообще. Она прекрасна своим единством с природой. Здесь Бунин, по всей видимости, придерживаясь точки зрения французского философа и писателя Ж.-Ж. Руссо, восхищается человеком, живущим в естественных условиях - среди лесов и полей, дышащего чистым воздухом, а потому и ведущего здоровый и простой образ жизни.
Центральный мотив рассказа - мотив антоновских яблок - становится почти символом. Он несет здесь важную сюжетообразующую роль. Запах яблок ассоциируется у рассказчика с ароматом самой жизни. Это нечто прекрасное само по себе. Даже форма яблок совершенна, как совершенна и гармонична сама естественная жизнь. Вот почему наряду с печалью, вызванной картинами разрушения старого уклада, в рассказе присутствует и мотив радости, утверждения жизни. И здесь воплощается надежда автора на всеисцеляющую силу природы, в которой, по его мнению, и заключается спасение мира и человека.
Есть в рассказе и еще более глубинный, философский пласт. Писатель описывает не просто смену укладов в России, он воспроизводит череду суток, затем смену сезонов и, наконец, сам ритм времени, бег истории. Он угадал и отразил в «Антоновских яблоках» время перелома, перехода бытия. И в этом отношении «Антоновские яблоки» немного предвосхищают «Вишневый сад» А. П. Чехова. Возможно, бунинский рассказ имел впоследствии и отклик в есенинских строках «Все пройдет, как с белых яблонь дым».
Таким образом, в «Антоновских яблоках» Бунин обратился к широкому осмыслению исторических судеб России и ее народа, к раскрытию наиболее существенных, как ему казалось, свойств и черт русского национального характера, к выявлению связей прошлого и современного, к закономерности смены эпох.
Бунин правдиво отразил закат старой помещичьей России. Он ясно видит теперешнее положение дворянства, обреченного самой историей на «непоправимое разложение». Но, осознавая неизбежность смены эпох, все же свои симпатии Бунин отдает прошлому.
