Довлатов офицерский ремень анализ. Сергей Довлатов Чемодан (сборник). Вступительное слово учителя
Сергей Довлатов
Чемодан (сборник)
…Но и такой, моя Россия,
ты всех краев дороже мне…
Александр Блок
Публикуется с любезного разрешения Елены и Екатерины Довлатовых
© С. Довлатов (наследники), 1986, 2012
© А. Арьев, послесловие, 2001
© М. Беломлинский, иллюстрация, 2013
© В. Пожидаев, оформление серии, 2012
© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус"», 2013
Издательство АЗБУКА®
Предисловие
В ОВИРе эта сука мне и говорит:
– Каждому отъезжающему полагается три чемодана. Такова установленная норма. Есть специальное распоряжение министерства.
Возражать не имело смысла. Но я, конечно, возразил:
– Всего три чемодана?! Как же быть с вещами?
– Например?
– Например, с моей коллекцией гоночных автомобилей?
– Продайте, – не вникая, откликнулась чиновница.
– Если вы чем-то недовольны, пишите заявление.
– Я доволен, – говорю.
После тюрьмы я был всем доволен.
– Ну, так и ведите себя поскромнее…
Через неделю я уже складывал вещи. И, как выяснилось, мне хватило одного-единственного чемодана.
Я чуть не зарыдал от жалости к себе. Ведь мне тридцать шесть лет. Восемнадцать из них я работаю. Что-то зарабатываю, покупаю. Владею, как мне представлялось, некоторой собственностью. И в результате – один чемодан. Причем довольно скромного размера. Выходит, я нищий? Как же это получилось?!
Книги? Но в основном у меня были запрещенные книги. Которые не пропускает таможня. Пришлось раздать их знакомым вместе с так называемым архивом.
Рукописи? Я давно отправил их на Запад тайными путями.
Мебель? Письменный стол я отвез в комиссионный магазин. Стулья забрал художник Чегин, который до этого обходился ящиками. Остальное я выбросил.
Так и уехал с одним чемоданом. Чемодан был фанерный, обтянутый тканью, с никелированными креплениями по углам. Замок бездействовал. Пришлось обвязать мой чемодан бельевой веревкой.
Когда-то я ездил с ним в пионерский лагерь. На крышке было чернилами выведено: «Младшая группа. Сережа Довлатов». Рядом кто-то дружелюбно нацарапал: «говночист». Ткань в нескольких местах прорвалась.
Изнутри крышка была заклеена фотографиями. Рокки Марчиано, Армстронг, Иосиф Бродский, Лоллобриджида в прозрачной одежде. Таможенник пытался оторвать Лоллобриджиду ногтями. В результате только поцарапал.
А Бродского не тронул. Всего лишь спросил – кто это? Я ответил, что дальний родственник…
Шестнадцатого мая я оказался в Италии. Жил в римской гостинице «Дина». Чемодан задвинул под кровать.
Вскоре получил какие-то гонорары из русских журналов. Приобрел голубые сандалии, фланелевые джинсы и четыре льняные рубашки. Чемодан я так и не раскрыл.
Через три месяца перебрался в Соединенные Штаты. В Нью-Йорк. Сначала жил в отеле «Рио». Затем у друзей во Флашинге. Наконец снял квартиру в приличном районе. Чемодан поставил в дальний угол стенного шкафа. Так и не развязал бельевую веревку.
Прошло четыре года. Восстановилась наша семья. Дочь стала юной американкой. Родился сынок. Подрос и начал шалить. Однажды моя жена, выведенная из терпения, крикнула:
– Иди сейчас же в шкаф!
Сынок провел в шкафу минуты три. Потом я выпустил его и спрашиваю:
– Тебе было страшно? Ты плакал/ А он говорит:
– Нет. Я сидел на чемодане.
Тогда я достал чемодан. И раскрыл его.
Сверху лежал приличный двубортный костюм. В расчете на интервью, симпозиумы, лекции, торжественные приемы. Полагаю, он сгодился бы и для Нобелевской церемонии. Дальше – поплиновая рубашка и туфли, завернутые в бумагу. Под ними – вельветовая куртка на искусственном меху. Слева – зимняя шапка из фальшивого котика. Три пары финских креповых носков. Шоферские перчатки. И наконец – кожаный офицерский ремень.
На дне чемодана лежала страница «Правды» за май восьмидесятого года. Крупный заголовок гласил: «Великому учению – жить!» В центре – портрет Карла Маркса.
Школьником я любил рисовать вождей мирового пролетариата. И особенно – Маркса. Обыкновенную кляксу размазал – уже похоже…
Я оглядел пустой чемодан. На дне – Карл Маркс. На крышке – Бродский. А между ними – пропащая, бесценная, единственная жизнь.
Я закрыл чемодан. Внутри гулко перекатывались шарики нафталина. Вещи пестрой грудой лежали на кухонном столе. Это было все, что я нажил за тридцать шесть лет. За всю мою жизнь на родине. Я подумал – неужели это все? И ответил – да, это все.
И тут, как говорится, нахлынули воспоминания. Наверное, они таились в складках этого убогого тряпья. И теперь вырвались наружу. Воспоминания, которые следовало бы назвать – «От Маркса к Бродскому». Или, допустим, – «Что я нажил». Или, скажем, просто – «Чемодан»…
Но, как всегда, предисловие затянулось.
Креповые финские носки
Э та история произошла восемнадцать лет тому назад. Я был в ту пору студентом Ленинградского университета.
Корпуса университета находились в старинной части города. Сочетание воды и камня порождает здесь особую, величественную атмосферу. В подобной обстановке трудно быть лентяем, но мне это удавалось.
Существуют в мире точные науки. А значит, существуют и неточные. Среди неточных, я думаю, первое место занимает филология. Так я превратился в студента филфака.
Через неделю меня полюбила стройная девушка в импортных туфлях. Звали ее Ася.
Ася познакомила меня с друзьями. Все они были старше нас – инженеры, журналисты, кинооператоры. Был среди них даже один заведующий магазином.
Эти люди хорошо одевались. Любили рестораны, путешествия. У некоторых были собственные автомашины.
Все они казались мне тогда загадочными, сильными и привлекательными. Я хотел быть в этом кругу своим человеком.
Позднее многие из них эмигрировали. Сейчас это нормальные пожилые евреи.
Жизнь, которую мы вели, требовала значительных расходов. Чаще всего они ложились на плечи Асиных друзей. Меня это чрезвычайно смущало.
Вспоминаю, как доктор Логовинский незаметно сунул мне четыре рубля, пока Ася заказывала такси…
Всех людей можно разделить на две категории. На тех, кто спрашивает. И на тех, кто отвечает. На тех, кто задает вопросы. И на тех, кто с раздражением хмурится в ответ.
Асины друзья не задавали ей вопросов. А я только и делал, что спрашивал:
– Где ты была? С кем поздоровалась в метро? Откуда у тебя французские духи?..
Большинство людей считает неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает. И они без конца задают вопросы, хотя правдивые ответы им совершенно не требуются…
Сергей Довлатов
Чемодан (сборник)
…Но и такой, моя Россия,
ты всех краев дороже мне…
Александр Блок
Публикуется с любезного разрешения Елены и Екатерины Довлатовых
© С. Довлатов (наследники), 1986, 2012
© А. Арьев, послесловие, 2001
© М. Беломлинский, иллюстрация, 2013
© В. Пожидаев, оформление серии, 2012
© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус"», 2013
Издательство АЗБУКА®
Предисловие
В ОВИРе эта сука мне и говорит:
– Каждому отъезжающему полагается три чемодана. Такова установленная норма. Есть специальное распоряжение министерства.
Возражать не имело смысла. Но я, конечно, возразил:
– Всего три чемодана?! Как же быть с вещами?
– Например?
– Например, с моей коллекцией гоночных автомобилей?
– Продайте, – не вникая, откликнулась чиновница.
– Если вы чем-то недовольны, пишите заявление.
– Я доволен, – говорю.
После тюрьмы я был всем доволен.
– Ну, так и ведите себя поскромнее…
Через неделю я уже складывал вещи. И, как выяснилось, мне хватило одного-единственного чемодана.
Я чуть не зарыдал от жалости к себе. Ведь мне тридцать шесть лет. Восемнадцать из них я работаю. Что-то зарабатываю, покупаю. Владею, как мне представлялось, некоторой собственностью. И в результате – один чемодан. Причем довольно скромного размера. Выходит, я нищий? Как же это получилось?!
Книги? Но в основном у меня были запрещенные книги. Которые не пропускает таможня. Пришлось раздать их знакомым вместе с так называемым архивом.
Рукописи? Я давно отправил их на Запад тайными путями.
Мебель? Письменный стол я отвез в комиссионный магазин. Стулья забрал художник Чегин, который до этого обходился ящиками. Остальное я выбросил.
Так и уехал с одним чемоданом. Чемодан был фанерный, обтянутый тканью, с никелированными креплениями по углам. Замок бездействовал. Пришлось обвязать мой чемодан бельевой веревкой.
Когда-то я ездил с ним в пионерский лагерь. На крышке было чернилами выведено: «Младшая группа. Сережа Довлатов». Рядом кто-то дружелюбно нацарапал: «говночист». Ткань в нескольких местах прорвалась.
Изнутри крышка была заклеена фотографиями. Рокки Марчиано, Армстронг, Иосиф Бродский, Лоллобриджида в прозрачной одежде. Таможенник пытался оторвать Лоллобриджиду ногтями. В результате только поцарапал.
А Бродского не тронул. Всего лишь спросил – кто это? Я ответил, что дальний родственник…
Шестнадцатого мая я оказался в Италии. Жил в римской гостинице «Дина». Чемодан задвинул под кровать.
Вскоре получил какие-то гонорары из русских журналов. Приобрел голубые сандалии, фланелевые джинсы и четыре льняные рубашки. Чемодан я так и не раскрыл.
Через три месяца перебрался в Соединенные Штаты. В Нью-Йорк. Сначала жил в отеле «Рио». Затем у друзей во Флашинге. Наконец снял квартиру в приличном районе. Чемодан поставил в дальний угол стенного шкафа. Так и не развязал бельевую веревку.
Прошло четыре года. Восстановилась наша семья. Дочь стала юной американкой. Родился сынок. Подрос и начал шалить. Однажды моя жена, выведенная из терпения, крикнула:
– Иди сейчас же в шкаф!
Сынок провел в шкафу минуты три. Потом я выпустил его и спрашиваю:
– Тебе было страшно? Ты плакал/ А он говорит:
– Нет. Я сидел на чемодане.
Тогда я достал чемодан. И раскрыл его.
Сверху лежал приличный двубортный костюм. В расчете на интервью, симпозиумы, лекции, торжественные приемы. Полагаю, он сгодился бы и для Нобелевской церемонии. Дальше – поплиновая рубашка и туфли, завернутые в бумагу. Под ними – вельветовая куртка на искусственном меху. Слева – зимняя шапка из фальшивого котика. Три пары финских креповых носков. Шоферские перчатки. И наконец – кожаный офицерский ремень.
На дне чемодана лежала страница «Правды» за май восьмидесятого года. Крупный заголовок гласил: «Великому учению – жить!» В центре – портрет Карла Маркса.
Школьником я любил рисовать вождей мирового пролетариата. И особенно – Маркса. Обыкновенную кляксу размазал – уже похоже…
Я оглядел пустой чемодан. На дне – Карл Маркс. На крышке – Бродский. А между ними – пропащая, бесценная, единственная жизнь.
Я закрыл чемодан. Внутри гулко перекатывались шарики нафталина. Вещи пестрой грудой лежали на кухонном столе. Это было все, что я нажил за тридцать шесть лет. За всю мою жизнь на родине. Я подумал – неужели это все? И ответил – да, это все.
И тут, как говорится, нахлынули воспоминания. Наверное, они таились в складках этого убогого тряпья. И теперь вырвались наружу. Воспоминания, которые следовало бы назвать – «От Маркса к Бродскому». Или, допустим, – «Что я нажил». Или, скажем, просто – «Чемодан»…
Но, как всегда, предисловие затянулось.
Креповые финские носки
Э та история произошла восемнадцать лет тому назад. Я был в ту пору студентом Ленинградского университета.
Корпуса университета находились в старинной части города. Сочетание воды и камня порождает здесь особую, величественную атмосферу. В подобной обстановке трудно быть лентяем, но мне это удавалось.
Существуют в мире точные науки. А значит, существуют и неточные. Среди неточных, я думаю, первое место занимает филология. Так я превратился в студента филфака.
Через неделю меня полюбила стройная девушка в импортных туфлях. Звали ее Ася.
Ася познакомила меня с друзьями. Все они были старше нас – инженеры, журналисты, кинооператоры. Был среди них даже один заведующий магазином.
Эти люди хорошо одевались. Любили рестораны, путешествия. У некоторых были собственные автомашины.
Все они казались мне тогда загадочными, сильными и привлекательными. Я хотел быть в этом кругу своим человеком.
Позднее многие из них эмигрировали. Сейчас это нормальные пожилые евреи.
Жизнь, которую мы вели, требовала значительных расходов. Чаще всего они ложились на плечи Асиных друзей. Меня это чрезвычайно смущало.
Вспоминаю, как доктор Логовинский незаметно сунул мне четыре рубля, пока Ася заказывала такси…
Всех людей можно разделить на две категории. На тех, кто спрашивает. И на тех, кто отвечает. На тех, кто задает вопросы. И на тех, кто с раздражением хмурится в ответ.
Асины друзья не задавали ей вопросов. А я только и делал, что спрашивал:
– Где ты была? С кем поздоровалась в метро? Откуда у тебя французские духи?..
Большинство людей считает неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает. И они без конца задают вопросы, хотя правдивые ответы им совершенно не требуются…
Короче, я вел себя назойливо и глупо.
У меня появились долги. Они росли в геометрической прогрессии. К ноябрю они достигли восьмидесяти рублей – цифры, по тем временам чудовищной.
Я узнал, что такое ломбард, с его квитанциями, очередями, атмосферой печали и бедности.
Пока Ася была рядом, я мог не думать об этом. Стоило нам проститься, и мысль о долгах наплывала, как туча.
Я просыпался с ощущением беды. Часами не мог заставить себя одеться. Всерьез планировал ограбление ювелирного магазина.
Я убедился, что любая мысль влюбленного бедняка – преступна.
К тому времени моя академическая успеваемость заметно снизилась. Ася же и раньше была неуспевающей. В деканате заговорили про наш моральный облик.
Я заметил – когда человек влюблен и у него долги, то предметом разговоров становится его моральный облик.
Короче, все было ужасно.
Однажды я бродил по городу в поисках шести рублей. Мне необходимо было выкупить зимнее пальто из ломбарда. И я повстречал Фреда Колесникова.
Фред курил, облокотясь на латунный поручень Елисеевского магазина. Я знал, что он фарцовщик. Когда-то нас познакомила Ася.
Это был высокий парень лет двадцати трех с нездоровым оттенком кожи. Разговаривая, он нервно приглаживал волосы.
Я, не раздумывая, подошел:
– Нельзя ли попросить у вас до завтра шесть рублей?
Занимая деньги, я всегда сохранял немного развязный тон, чтобы людям проще было мне отказать.
– Элементарно, – сказал Фред, доставая небольшой квадратный бумажник.
Мне стало жаль, что я не попросил больше.
– Возьмите больше, – сказал Фред.
Но я, как дурак, запротестовал.
Фред посмотрел на меня с любопытством.
– Давайте пообедаем, – сказал он. – Хочу вас угостить.
Он держался просто и естественно. Я всегда завидовал тем, кому это удается.
Мы прошли три квартала до ресторана «Чайка». В зале было пустынно. Официанты курили за одним из боковых столиков.
Окна были распахнуты. Занавески покачивались от ветра.
Мы решили пройти в дальний угол. Но тут Фреда остановил юноша в серебристой дакроновой куртке. Состоялся несколько загадочный разговор:
– Приветствую вас.
– Мое почтение, – ответил Фред.
Маруся Татарович - девушка из хорошей советской семьи. Ее родители не были карьеристами: исторические обстоятельства советской системы, уничтожающей лучших людей, заставляли отца с матерью занимать вакантные места, и к концу трудовой биографии они прочно утвердились в номенклатуре среднего звена. У Маруси было все для счастья: рояль, цветной телевизор, дежурный милиционер у дома. Окончив школу, она легко поступила в Институт культуры, была окружена соответствующими рангу поклонниками. Расплата за семейное счастье обрушилась на Татаровичей в лице еврея с безнадёжной фамилией Цехновицер, которого Маруся полюбила на девятнадцатом году. Родители не считали себя антисемитами, но представить внуков евреями для них было катастрофой. Неимоверными усилиями они «переключили» Марусю на сына генерала Федорова, которого она тоже полюбила. Молодые люди поженились. Дима Федоров был педантом и быстро надоел Марусе. От скуки она стала ему изменять неразборчиво и беспрерывно. Вскоре молодые супруги развелись. Маруся опять стала невестой, девушкой из хорошей семьи. Она полюбила знаменитого дирижёра Каждана, затем - известного художника Шарафутдинова, затем - прославленного иллюзиониста Мабиса. Все они покинули Марусю. При этом лишь один Каждан ушёл из её жизни деликатно: отравившись миногами, он умер. Поведение остальных чем-то напоминало бегство.
К этому времени Марусе было под тридцать. Она забеспокоилась, понимая, что ещё два-три года, и родить будет поздно. И тут на её горизонте возник знаменитый эстрадный певец Бронислав Разудалов. У Маруси с ним получилось что-то вроде гражданского брака. Они вместе ездили на гастроли, Маруся вела концерты. Вскоре она не без оснований стала подозревать Разудалова в супружеских изменах. Друзья шутили: «Разудалов хочет трахнуть все, что движется...» Маруся впервые задумалась: как жить дальше? Удовольствия порождали чувство вины. Бескорыстные поступки вознаграждались унижениями. Получался замкнутый круг... Через год у неё родился мальчик. Разудалов ездил на гастроли. Уличённый в очередных изменах, он оправдывался: «Пойми, мне как артисту нужен импульс...» Маруся испытывала полное отчаяние.
Тут как в сказке появился Цехновицер. Он дал Марусе почитать «Архипелаг ГУЛАГ» и настоятельно советовал ей эмигрировать. В это время уезжали многие. Пережив драматическое объяснение с родителями, Маруся фиктивно зарегистрировалась с Цехновицером. Через три месяца они были в Австрии. «Супруг» уехал в Израиль. Дождавшись американской визы, уже через шестнадцать дней Маруся приземлилась в аэропорту имени Кеннеди. Сын Левушка, увидев двух негров, громко расплакался. Марусю встречали двоюродная сестра по матери Лора с мужем Фимой. У них и поселилась Маруся с сыном. Левушку определили в детский сад. Сначала он плакал. Через неделю заговорил по-английски. Маруся стала искать работу. Ее внимание привлекла реклама ювелирных курсов - знание английского языка при этом не было необходимым условием. А в драгоценностях Маруся разбиралась.
Нью-Йорк внушал Марусе чувство раздражения и страха. Ей хотелось быть уверенной в себе, как все окружающие, но она лишь завидовала детям, нищим, полисменам - всем, кто ощущал себя частью этого города. Занятия на курсах прекратились скоро. Маруся уронила в сапог раскалённую латунную пластинку, после чего уехала домой и решила не возвращаться. Так она стала домохозяйкой.
К ней потянулась, как мухи на мёд, мужская часть русской колонии. Диссидент Караваев предложил ей сообща вести борьбу за новую Россию. Маруся отказалась. Издатель Друкер тоже призывал к борьбе - за единство эмиграции. Таксисты действовали более решительно: Перцович призывал закатиться куда-нибудь во Флориду. Еселевский предлагал более дешёвый вариант - мотель. Будучи отвергнутыми, они, кажется, вздыхали с облегчением... Лучше всех повёл себя Баранов. Зарабатывая семьсот долларов в неделю, сто из них он предложил отдавать Марусе просто так. Ему это было даже выгодно: пил бы меньше. Религиозный деятель Лемкус подарил Библию на английском языке, пообещав хорошие условия в загробной жизни. Хозяин магазина «Днепр» Зяма Пивоваров шептал: «Получены свежие булочки. Точная копия - вы...» Дни тянулись одинаковые, как мешки из супермаркета...
К этому времени автор повествования уже знаком с Марусей Татарович. Она живёт в снимаемой пустой квартире, почти всегда без денег. Однажды Маруся звонит автору и просит приехать, жалуясь на то, что её избил новый поклонник, латиноамериканец Рафаэль, Рафа. Они стали жить странной и бурной жизнью: Рафа то исчезал, то появлялся, откуда он брал деньги, было непонятно, потому что все его проекты обогащения были чистым бредом. Маруся считала его полным дураком, у которого на уме только койка. Правда, он обожал её сына Левушку, с которым чувствовал себя на равных. Когда автор приезжает к Марусе, то застаёт её с синяком под глазом и разбитой губой. Маруся жалуется на своего ухажёра, вскоре приходит и он сам - весь перебинтованный, пропахший йодом. Обстоятельства ссоры вырисовываются наглядно: Рафа защищался от разгневанной Маруси. Вызывая если не жалость, то сочувствие, он смотрит на Марусю преданными и блестящими глазами. За бутылкой рома, в присутствии автора и по его совету, Маруся и Рафа мирятся.
Женщины русской колонии считали, что в Марусином положении необходимо быть жалкой и зависимой. Тогда они сочувствовали бы ей. Но Маруся не производила впечатления забитой и униженной: она водила джип, тратила деньги в дорогих магазинах. На день рождения Рафа подарил ей попугая Лоло, который питался сардинами. «Сто раз я убеждался - бедность качество врождённое. Богатство тоже. Каждый выбирает то, что ему больше нравится. И как ни странно, многие предпочитают бедность. Рафаэль и Муся предпочли богатство».
Маруся вдруг решает вернуться на Родину. Но общение с чиновниками советского консульства охлаждает её пыл. Окончательную точку в её сомнениях ставит приезд в Америку на гастроли Разудалова: этот посланник прошлого боится встретиться с собственным сыном.
На свадьбу Маруси и Рафы собирается вся русская колония. Многочисленные родственники Рафы прикатывают на лимузине, предназначенном жениху в подарок. Невесте приготовлена серенада. В числе подарков - белая двуспальная кровать и сварная чугунная клетка для Лоло. Все ждут живого автора, при виде которого Маруся плачет...
Пересказал
Случилось так, что Сергей Довлатов обнаружил старый чемодан, о существовании которого он давным-давно забыл. Стоило его открыть, как на писателя нахлынули воспоминания. Когда-то он привёз с собой из Советского Союза в США только этот чемодан, куда уместилось всё самое ценное: креповые финские носки, номенклатурные полуботинки, приличный двубортный костюм, офицерский ремень, куртка Фернана Леже, поплиновая рубашка, зимняя шапка и шофёрские перчатки. Что-то из этих вещей ему подарили, а что-то он украл, либо получил в результате самых разных злоключений.
Короткий сборник из восьми рассказов — отражение советской действительности. Со стороны Довлатова всё воспринималось именно таким образом. Он не склонен был видеть позитивное, поскольку старался оставаться на плаву, вынужденно подчиняясь обстоятельствам. Его мысли подвергались цензуре, а сам он не мог себя никак выразить, оставаясь вне системы ценностей государства, в котором жил. Сомнительно, чтобы жизнь в другой стране значительно отличалась, родись Довлатов именно там. Его взгляд также бы оставался легковесным, понимающим действительность под толстым слоем сатиры.
Безусловно, больно осознавать никчёмность, когда ты пытаешься поступать на благо общества, и вместо этого служишь ковриком при входе, позволяя вытирать ноги. Если желаешь больше денег — начинаешь заниматься спекуляцией, а коли душит жаба — тыришь чужую обувь. Главное данные обстоятельства обставить так, чтобы читатель так и не понял, насколько дурными были поступки самого писателя. Конечно, рвать на себе волосы не выход, но и поливать грязью то, что сложилось в результате долгих лет существования нескольких поколений — неправильно.
Гнилой продукт рано или поздно всё равно будет выброшен, либо заменён на новый. Советский Союз скрипел, утратив первоначальные идеалы. Была извращена сама суть его возникновения. Не все это понимали, но Довлатов прочувствовал на себе полностью. Сергей не просто ведёт повествование, он чуть ли не рассказывает анекдоты. Понятен его сарказм, выставляющий дураками действующих лиц. В смешных историях адекватным выглядит только главный герой или рассказчик — так и у Довлатова: он умнее окружающих.
Опять же, созданный писателем образ отлично вписывается в обыденность Советского Союза. Этот человек является идеальным представителем данной страны. Он не передовик и не рвётся в бой, а просто созерцает действительность, смиренно принимая происходящее за должное. Ему хочется жить лучше и он старается. Только трудно выпрыгнуть из штанов, если у тебя их нет и ты не можешь их нигде раздобыть.
Всё складывалось закономерно. Довлатову было тесно в большой стране. Он желал перемен. И вот перед ним чемодан со старыми вещами. Многое ли изменилось в его жизни и насколько это сильно теперь заметно? Основное, что понимает читатель — Довлатов наконец-то почувствовал себя свободным человеком, который может идти куда хочется, поступать — как считает нужным, и жить — вдыхая полной грудью.
Своеобразная ностальгия вышла под пером Сергея Довлатова. Он точно не желал вернуться домой, но вспомнить ему всё-таки было приятно. Замечательно, если человек способен с улыбкой говорить о прошлом, каким бы неудачным оно лично для него не было. Для каждого из нас уготована своя судьба — мало кто о ней потом расскажет потомкам. Довлатов умел находить ладные слова. Остальное же — предания старины глубокой.
«Чемодан» Сергея Довлатова - это сборник литературных зарисовок, созданный автором в 1986-м году, в то время, когда он сам уже находился в эмиграции. В этом сборнике автор разбирает содержимое своего чемодана, окидывая мысленным взором всю свою жизнь на родине. Каждая вещь в чемодане - отдельная история, комичная и грустная одновременно, связанная с непростыми обстоятельствами и целыми пластами воспоминаний.
Многие поклонники творчества Довлатова говорят о том, что именно с «Чемодана» необходимо начинать знакомство с этим автором. Действительно, с самых первых строк это произведение увлекает читателя в круговорот воспоминаний, калейдоскоп лиц и событий, анекдотичных ситуаций и маленьких трагедий.
В каждом рассказе главный герой, который одновременно является и единственным рассказчиком и самим автором «Чемодана» знакомит читателя с той или иной вещью, проделавшей вместе с ним непростой путь за границу. Каждая из этих вещей может быть дорога только тем участком памяти, что просыпается при виде ее - автор сам, с горькой усмешкой дает понять, что кроме как для того, чтобы разжечь небольшой костер ностальгии, они ни на что не пригодны. Постепенно рассказывая о каждой из них, герой рассказывает и о своей жизни, становясь в конечном итоге близким другом читателю.
«Чемодан» - одно из тех произведений Довлатова, в котором наиболее ярко проявляется его способность писать иронично и легко, заставляя читателя улыбаться даже в самые грустные моменты. Несмотря на то, что сам Довлатов никогда не считал себя «настоящим писателем», в «Чемодане» четко виден именно писательский талант - автор держит внимание читателя, не отпускает его от себя ни на минуту, дает ему возможность не только провести время за безусловно интересным чтением, но и задуматься в том числе и о своей собственной жизни.
Для Довлатова «Чемодан» - это автобиографичное произведение. В этой книге он пишет в первую очередь о себе и о том, что происходило с ним до эмиграции. Несмотря на то, что порой судьба автора преподносила ему массу неприятных сюрпризов, Довлатов умудряется сохранять неиссякаемый оптимизм, который чувствуется в каждой строке и благодаря которому вся книга оставляет легкое, приятное впечатление. Возможно, именно поэтому «Чемодан» стал одним из самых популярных произведений автора - переведенное на ряд иностранных языков, оно привлекает внимание новых и новых представителей обширной читательской аудитории, причем многие из них не ограничиваются однократным прочтением книги, периодически возвращаясь к ней снова и снова.
