Самое известное детское произведение тендрякова. Чтобы помнили. тендряков владимир федорович. Нравственное воспитание человека, чьё это дело
Фрагмент из повести В.ф.Тендрякова «Ночь после выпуска»Вера: - Скоро разлетимся. Знали друг друга до донышка, сроднились - и вдруг...
Игорь: - А до донышка ли мы знали друг друга? - усомнился.
Вера: - Ты что? Десять лет вместе - и не до донышка.
Игорь: - Ты все знаешь, что я о тебе думаю?
Вера: - Неужели плохое? Обо мне? Ты что?
Игорь: - А тебе не случалось обо мне плохо подумать?.. Десять же лет вместе.
Вера: - Не случалось. Я ни о ком плохо...
Игорь: - Завидую твоей святости, мадонна. Генка, ты мне друг,- я всегда был хорош для тебя?
Генка: - Не всегда.
Игорь: - То-то и оно. В минуты жизни трудные чего не случается.
Генка: - В минуты трудные... А они были у нас?
Игорь: - Верно! Даже трудных минут не было, а мысли бывали всякие.
Юлечка: - Ребята! Девочки!.. Я очень, очень хочу знать... Я чувствовала, что вы все меня... Да, не любили в классе... Говорите прямо, прошу. И не надо жалеть и не стесняйтесь.
Генка: - А что, друзья мы или нет? Давайте расстанемся, чтоб ничего не было скрытого.
Игорь: - Не выйдет,- заявил Игорь.
Генка: - Не выйдет, не додружили до откровенности?
Игорь: - А если откровенность не понравится?..
Генка: - Ну, тогда грош цена нашей дружбе.
Натка : - Я, может, не захочу говорить, что думаю. Например, о тебе.
Генка: - Что же, неволить нельзя.
Юлечка: - Кто не захочет говорить, тот должен встать и уйти!
Генка: - Об ушедших говорить не станем. Только в лицо! - предупредил Генка.
Сократ : - А мне лично до лампочки, капайте на меня, умывайте, только на зуб не пробуйте (провел пятерней по струнам) Пи-ре-жи-ву!
Юлечка: - Мне не до лампочки!
Игорь: - Мне, пожалуй, тоже.
Вера: - И мне...
Генка: - А я переживу и прощу, если скажете обо мне плохое,- сообщил Генка.
Игорь: - Прощать придется всем.
Натка: - Я остаюсь.
Генка: - Будешь говорить все до донышка и открытым текстом.
Натка: - Не учи меня, Геночка, как жить.
Игорь: - С кого начнем? Кого первого на суд?
Юлечка: - С меня!
Игорь: - Давайте с Веры. Ты, Верка, паинька, с тебя легче взять разгон.
Вера: - Ой, я боюсь первой!
Генка: - Можно с меня,- вызвался Генка.
Генка нисколько не сомневался в себе - в школе его все любили, перед друзьями он свят и чист, пусть Натка услышит, что о нем думают.
Если б он сел вместе со всеми, находился в общей куче - быть может, все получилось бы совсем иначе. Он сам поставил себя против всех - им осуждать, ему оправдываться. А потому каждое слово звучало значительней, серьезней, а значит, ранимей. Но это открылось позднее, сейчас Генка стоял с улыбочкой, ждал. Новая игра не казалась ему рискованной.
Все поглядывали на Игоря, он умел говорить прямо, грубо, но так, что не обижались, он самый близкий друг Генки, кому, как не ему, первое слово.
Игорь: - Я пас. Сперва послушаю.
Вера: - Я скажу
Геночка, знаешь ли, что ты счастливчик?
Генка: - Ладно уж, не подмазывай патокой.
Вера: - Ой, Геночка, обожди... Начать с того, что ты счастливо родился папа у тебя директор комбината, можно сказать, хозяин города. Ты когда-нибудь нуждался в чем, Геночка? Тебя мать ругала за порванное пальто, за стоптанные ботинки? Нужен тебе новый костюм - пожалуйста, велосипед старый не нравится - покупают другой. Счастливчик от роду.
Генка: - Так что же, за это я должен покаяться?
Вера: - И красив ты, и здоров, и умен, и характер хороший, потому что никому не завидуешь. Но... Не знаю уж, говорить ли все? Вдруг да обидишься.
Генка: - Говори. Стерплю.
Вера: - Так вот ты, Гена, черствый, как все счастливые люди.
Генка: - Да ну?
Генка: - Гони примерчики!
Вера: - Например, я вывихнула зимой ногу, лежала дома - ты пришел меня навестить? Нет.
Генка: - Вера, ты же у нас одна такая... любвеобильная. Не всем же на тебя походить.
Вера: - Ладно, на меня походить необязательно. Но ты и на Игоря Проухова, скажем, не похож. Помнишь, Сократа мать выгнала на улицу?
Сократ : - Уточним, старушка. Не выгнала, а сам ушел, отстаивая свои принципы.
Вера: - У кого ты ночевал тогда, Сократ?
Сократ : - У Игоря. Он с меня создавал свой шедевр - портрет хиппи.
Вера: - А почему не у Гены? У него своя комната, диван свободный.
Сократ : - Для меня там но совсем комфортабль.
Вера: - То-то, Сократик, не комфортабль. Трудно даже представить тебя Генкиным гостем. Тебя - нечесаного, немытого.
Сократ : - Н-но! Прошу без выпадов!
Вера: - Ты же несчастненький, а там дом счастливых.
Генка: - Да что ты меня счастьем тычешь? Чем я тут виноват?
Вера: - Да, Геночка, да! Ты вроде и не виноват, что черствый. Но если вор от несчастной жизни ворует, его за это оправдывают? А?
Сократ : - Ну, старушка забавница, ты сегодня даешь!
Генка: - Черствый потому, что полгода назад не навестил тебя, над твоей вывихнутой ногой не поплакал! Или потому, что Сократ не ко мне, а к Игорю ночевать сунулся! Ну, знаешь...
Вера: - А вспомни, Геночка, когда Славка Панюхин потерял деньги для похода...
Генка: - А не помнишь, кто выручил Славку? Может, ты?!
Вера: - Аг-га-а! Знала, что этот проданный велосипед нам напомнишь! Но только ты не последнее отдавал, Геночка. Тебе старый велосипед уже надоел, нужен был новый - гоночный...
Генка: - Ты!.. Очухайся! Эт-то свинство!
Вера: - Не нравится? Извини. Сам же хотел, чтоб до дна, чтоб все откровенно...
Генка: - Ложь! До последнего слова ложь! Особенно о велосипеде!
Игорь: - Кончим эту канитель, ребята. Переругаемся.
Генка: - Нет! Уж нет... Не кончим!
Игорь: - Тогда уговоримся - не лезть в бутылку. Пусть каждый говорит что думает - его право, терпи.
Вера: - Я больше не скажу ни слова!
Генка до сих пор жил победно - никому не уступал, не знал поражений, себя даже и защищать не приходилось, защищал других. И вот перед Верой Жерих, которая и за себя-то постоять не могла, всегда прибивалась к кому-то, он, Генка, беспомощен. И все глядят на него с любопытством, но без сочувствия. Словно раздетый - неловко, хоть провались!
Юлечка: - Можно мне?
Не навестил больную, не пригласил ночевать бездомного Сократа, старый велосипед... Какая все это мелочная чушь!
Я верю, верю - ты, Гена, не откажешь в ночлеге и велосипед ради товарища не пожалеешь... Даже рубаху последнюю отдашь. Верю! Но... Но ради чего? Только ради одного, Гена: жизни не пожалеешь, чтоб красивым стать. Да! А вот прокаженного, к приме-ру, ты бы не только не стал лечить, как Альберт Швейцер, но через дорогу не перевел бы - побрезговал. И просто несчастного ты не поддержишь, потому что возня с ним и никто этому аплодировать не будет. От черствости это?.. Нет! Тут серьезнее. Не черствость тут, а похуже - себялюбие! Черствого каждый разглядит, а себялюбца нет, Ты светлячок, Гена, красиво горишь, а греть не греешь.
Генка затравленно повел подбородком. Перед ним сидели друзья. Других более близких друзей у него не было. И они, близкие, с детства знакомые, оказывается, думают о нем вовсе не хорошо, словно он враг.
Генка: - Ты это раньше... что я светлячок? Или только сейчас в голову пришло?
Юлечка: - Давно поняла.
Генка: - Игорь, давай ты.
Игорь: - Может, кончим все-таки. Врагами же расстанемся.
Генка: - Спасаешь, благодетель?
Игорь: - Что-то мне неохота ковыряться в тебе, старик.
Генка: - Режь, не увиливай.
Игорь: - Н-да-а.
Игорь Проухов... С ним Генка сидел на одной парте, его защищал в ребячьих потасовках. Как часто они лежали на рыбалках у ночных костров, говорили друг другу самое сокровенное. Много спорили, часто не соглашались, бывало, сердились, ругались даже, но никогда дело не доходило до вражды. Игорь не Юлечка Студёнцева. Вот если б Игорь понял, как трудно ему, Генке, сейчас: дураком выглядит, без вины оболган, заклеймен даже - светлячок, надо же... Если б Игорь понял и сказал доброе слово, отбрил Веру, возразил Юльке - а Игорь может, ему нетрудно,- то все сразу бы встало на свои места.
Генка: - Режь! Только учти, я тебя тоже жалеть не стану.
Эх, если б Игорь понял, не поверил угрозе, мир остался бы прежним, где дружба свята, правда торжествует, а ложь наказывается...
Игорь: - Не пожалеешь?.. Само собой. Что ж...
Может, не стоит все-таки по делу-то? А?.. Оно не очень красивое.
Генка: - Нет уж, начал - говори!
Игорь: - Дело прошлое, я простил тебя - ворошить не хочется.
Генка: - Простил? Нужно мне твое прощение!
Игорь: - Тебе не нужно, так мне нужно. Как-никак много лет дружили... Догадываешься, о чем я хочу?..
Генка: - Не догадываюсь и ломать голову не стану. Сам скажешь.
Игорь: - Учти, старик, ты сам настаиваешь.
Генка: - Цену себе набиваешь!
Игорь: - Ладно. Почему не уважить старого друга... Почтеннейшая публика, мы с ним часто играли в диспуты, и вы нам за это щедро платили - своим умилением...
Генка: - Хватит кривляться, шимпанзе!
Игорь: - Мой друг бывает очень груб, извиним его. Грубость баловня судьбы: я, мол, не чета другим, я сверхчеловек, сильная личность, а потому на дух не выношу тех, кто хоть чуть стал поперек...
Генка: - Сам ярлыки клеишь, обзываешься, как баба в очереди, а еще обижаешься - груб, извиним!
Игорь: - Мы обычно спорим на публику, но однажды схлестнулись с глазу на глаз
Генка: - Вот ты о чем!.. О выступлении...
Игорь: - Да, о том. Должна была открыться выставка школьного рисунка. Событие! С этой выставки лучшие работы должны поехать в Москву. Хотелось мне попасть на эту выставку или нет?.. Хотелось! И он это знал. Но... Но выступил на комитете комсомола... Что ты там сказал обо мне, Генка?
Генка: - Я говорил только то, что раньше... Тебе! В глаза!
Игорь: - Нет, мне передали: ты даже растленность мне вклеил... В глаза-то говорил пообкатанней, боялся - отобью мяч в твои же ворота.
Генка: - А тебе не передали, что я талантливым тебя называл?
Игорь: - Вот именно, чтоб легче подставить ножку... Ходил в обнимочку, а за пазухой нож держал, ждал случая в спину вонзить.
Генка: - Ты-ы!..
Игорь: - Сам просил - я не набивался.
Генка: - Ты-ы!.. Ты-ы меня!.. Носил за пазухой!..
Игорь: - Сказал факты, а вывод пусть делают другие.
Генка: - Я те-бе!..
Игорь: - Давай,- тихо попросил он.- Ты же самбист, научен суставы выворачивать.
Генка: - Сволочь ты!
Игорь: - Я сволочь, ты святой. Кончим на этом. Аминь.
Вера: - И правда кончим. Господи! Если б я знала...
Генка: - А ты ждала, что я все съем!
Вера: - Пусть меня лучше, не надо его больше, ребята. Пусть лучше меня!..
Генка: - Пожалела. Спасибо большое! Только я не нуждаюсь в жалости! Давайте, давайте до конца! Все раскройтесь, чтоб я видел, какие вы... Сократ, валяй! Ну! Твоя очередь!
Сократ : - Я бы лучше вам спел, фратеры.
Генка: - Тут на другие песни настроились, разве не видишь? Не порти хор.
Сократ : - А я что, Генка... У нас с тобой полный лояль.
Генка: - Не бойся, его не ударил и тебя бить не стану. Дави!
Сократ : - Для меня ты плохого никогда... Конечно, что я тебе: Сократ - лабух, Сократ Онучин - бесплатное приложение к гитаре.
Натка: - Гена-а... Что тут только не наговорили про тебя, бедненький! Даже пугали нож в спину можешь. Вот как! Не верь никому - ты очень чистый, Гена, насквозь, до стерильности. Варился в прокипяченной семейной водичке, куда боялись положить даже щепоточку соли. Нож в спину - где уж.
Генка: - Нат-ка! Не издевайся, прошу.
Натка: - А я серьезно, Геночка, серьезно. Никто тебя не знает, все видят тебя снаружи, а внутрь не залезают.
Генка: - О чем ты, Натка?
Натка: - О тебе, только о тебе. Ни о чем больше. Целый год ты меня каждый вечер до дому провожал, но даже поцеловать не осмелился. И на такого паиньку наговаривают - нож в спину! Защитить хочу.
Генка: - Нат-ка! Зачем так?..- Генка прятал глаза, говорил хрипло, в землю.
Натка: - Не веришь мне, что защищаю?
Генка: - Издеваешься... Они - пусть что хотят, а тебя прошу...
Натка: - Они - пусть?! Я - не смей?.. А может, мне обидно за тебя, Генка,- обливают растворчиком, а ты утираешься.
Генка: - Травить?! Нат-ка! Зачем?!
Натка: - Затем, что стоишь того. И так тебя и эдак пихают, а ты песочек уминаешь перед скамеечкой. Чего тогда с тобой и церемониться. Трусоват был Ваня бедный... Жалкий ты, Генка.
Генка: - Н-ну, Натка!.. Ну-у!..
Генка: - До донышка! Правдивы!.. Ты сказала - я черств. Ты - я светлячок-себялюбец. Ты - в предатели меня, нож в спину... А ты, Натка... Ты и совсем меня - даже предателем не могу, жалкий трус, тряпка! До донышка... Но почему у вас донышки разные? Не накладываются! Кто прав? Кому из вас верить?.. Лгали! Все лгали! Зачем?! Что я вам плохого сделал? Тебе! Тебе, Натка!.. Да просто так, воспользовались случаем - можно оболгать. И с радостью, и с радостью!.. Вот вы какие! Не знал... Раскрылись... Всех теперь, всех вас увидел! Насквозь!..
Накаленный Генкин голос. А ночь дышала речной влагой и запахами вызревающих трав. И густой воздух был вкрадчиво теплым. И листва молодых лип, окружающая фонари, казалось, сама истекала призрачно-потусторонним светом. Никто этого не замечал. Подавшись всем телом вперед, с искаженным лицом надрывался Генка, а пять человек, тесно сидящих на скамье, окаменело его слушали.
Панков В.
В последних своих произведениях («За бегущим днем», «Тройка, семерка, туз», «Суд») В. Тендряков избирает, казалось бы, очень различные проблемы. На первый взгляд нет близкой связи между исканиями Бирюкова, происшествием на лесосплаве и странным случаем на охоте, о котором идет речь в повести «Суд» («Новый мир», 1961, № 3). Однако при всем различии сюжетов, персонажей, конкретных жизненных обстоятельств эта связь есть - она идет по нравственной линии: как жить? Можно сказать, писатель как бы разными сторонами поворачивает одну тему, переходит от решения одной задачи к другой. Уделяя большое внимание морально-этической проблематике, В. Тендряков не удаляется от важных вопросов современности. Иное дело - как они решаются?
В «Суде» писатель выделил вопрос о честности и правдивости человека перед самим собою.
На мой взгляд, в литературных дискуссиях об этой повести больше всего не повезло образу Дудырева. Какие только упреки не сыпались на него! Некоторые критики все усилия употребили на то, чтобы именно Дудыреву приписать самые тяжкие грехи. А между тем давайте внимательней прочитаем повесть...
Старый охотник Семен Тетерин, фельдшер Митягин и начальник строительства большого деревообделочного комбината Дудырев оказались участниками сложной драмы. Кто-то - Дудырев или Митягин - случайно, без всякой преднамеренности убил молодого парня. И вот подробнейшее расследование трагического случая. Как ведут себя люди, и не только эти трое, но также следователь Дитятичев, прокурор Тестов, председатель колхоза Донат Боровиков?.. Как выдерживают они нравственное испытание?
Бездушно-чиновничье поведение Дитятичева. И, в сущности, от него и происходит больше всего бед: по карьеристским соображениям он хотел бы выгородить Дудырева, всю вину взвалить на слабого и робкого Митягина. Дитятичев так ведет следствие, что убивает у людей веру в правду и справедливость. Это и является главным обличительным острием повести. Дитятичев запутал и толкнул на ошибочный путь Семена Тетерина. Старый охотник не знает, что противопоставить лжи, он сам оказывается в положении лжесвидетеля. Это как бы «страдательный результат» подлости и бесчестия.
Но есть в повести у. другая тема, иное отношение к происшедшему. Ведь Дудырев не только негодует на Дитятичева, но и сам начинает взыскательней оценивать свою деятельность, строже относиться к себе и своим поступкам. У Дудырева растет сопротивление, противоборство дитятичевоким методам: «Он возмущался следователем. А сам?.. Настаивал строить не капитальное жилье, а бараки, приводил веские доводы - быстро, дешево, просто... Главное, просто! Не надо будет изворачиваться и экономить, не надо задумываться, откуда оторвать рабочую силу, не надо беспокоиться, что сорвешь утвержденные планы. Проще! Легче! Разве это не называется - искать под фонарем?»
Позицию Дудырева нужно особо отметить: она имеет большое значение для уяснения смысла повести. Дудырев хочет добиться верного решения и по закону и по совести. Он дорожит моральным авторитетом, несчастный случай на охоте заставляет его обостренней думать о людях, о соблюдении социалистической законности. Столкновение с Дитятичевым заставляет Дудырева требовательней анализировать и свои собственные действия, повышать нравственные критерии, отказываться от упрощенных и облегченных решений.
Однако, повторяем, некоторые рецензенты самую низкую оценку за поведение поставили прежде всего Дудыреву. Оказывается, он стремится к честности только потому, что со спокойной совестью удобней жить. Будто бы он почти все растерял из своих хороших качеств. У него находят лишь «остатки той действительной, естественной, врожденной честности, которая была когда-то присуща ему самому и наверняка была свойственна его нравственным предшественникам. Потом он ее как-то не смог сберечь, растерял. Осталось от нее тоже немалое - вот это надсадное стремление к ней» (И. Борисова. Так случилось... «Литературная газета», 27 апреля 1961 г.).
Молодой критик И. Борисова, не скупясь, приписывает Дудыреву многое множество грехов. Дудырев уличается рецензентом в утрате «врожденной честности» и отрыве от народа на том основании, что при разборе трагического случая, взвешивая то одни, то другие аргументы, он испытывает смятение. Ах, так, значит, у него лишь «тренированное благородство», он полон «неуверенности в своей благородной сути», наконец, «идя на обман, соглашаясь с полуправдой, Дудырев пускается на браконьерство самого преступного толка».
Как говорится, разделан Дудырев под орех, до конца морально изничтожен. Однако при этом совсем не принято во внимание, что он преодолевает и что нравственно приобретает, как развивается его характер. И. Борисова осуждает героя раньше, чем он выслушан и понят полностью. Так признается как бы несущественным раскрытие духовного процесса - подай сразу человека «оформившегося». Тогда зачем же писать повесть, так пристально выявлять диалектику душ?!
А полностью раскрывается Дудырев именно в конце - в поведении и речи на суде. Тут видно, что он приобрел, чем нравственно обогатился и что еще остается в нем слабого, что нужно ему в дальнейшем преодолевать. Более объективную оценку мы видим в статье А. Туркова «Дудырев против Дудырева» («Комсомольская правда», 26 мая 1961 г.). Критик верно уловил, что Семен Тетерин фактически имел союзника в лице начальника строительства.
Нельзя оставить без внимания сложность отношений Константина Сергеевича Дудырева со всеми персонажами, в том числе с Тетериным. Конечно, Семен - человек простодушный. Дитятичев его запугал и запутал. Но в сознании самого Тетерина уживаются «совестливость» и недоверие к тому, что люди могут быть равны перед законом. Семен с самого начала, до разговора со следователем, во многом усложняет положение Дудырева, как бы толкает его использовать свою власть, свое влияние: «Люди-то, которые возле законов сидят, на тебя с почтением смотрят».
Такой поворот разговора не по душе Константину Сергеевичу. «Сообщи о том, что нашел пулю, следователю, - сухо сказал Дудырев. - А я сам ни себе, ни Митягину помочь не могу». Дудыреву приходится отвечать «сухо». Можно упрекнуть его, что он тут же не прочитал охотнику лекции о морали. Но право же, обстоятельства к ней не располагали. Не надо забывать также, что Дудырев действительно не знает, чья же пуля привела к трагической гибели паренька из соседней деревни. То, что известно критикам, просто-напросто неизвестно герою рассказа.
Отказывается Дудырев понять и намеки следователя Дитятичева, готового облегчить положение начальника строительства. Дудырев не поддается на соблазнительную уловку, более того, решительно возражает: «...боитесь сложности, ищете истину, где светлей да удобней, а не там, где она лежит на самом деле». Недаром Дитятичев «нахмурился», понял - его ставят на место, отвергают его методы.
Смятение, сложность переживаний Дудырева, которого обвиняют в убийстве, понятны. Но он стоит на том, что перед законом все равны, не «топит» Митягина, а добивается справедливого решения для обоих: «Я не считаю себя совершившим преступление, а следовательно, не считаю преступником и Митягина. Если же суд не согласится с моими доводами, посчитает нужным вынести наказание, то это наказание я в одинаковой мере должен нести с Митягиным».
Если идти от того, что есть в самой повести, Дудырев выдержал трудное испытание, хотя в дальнейшем ему придется извлечь еще более глубокие уроки из него. Зачем же отнимать у Дудырева его благородство, тот демократизм, которые он сохранил, защитил и во имя которых он будет теперь (после суровой драмы) выступать более активно?!
Однако смысл довести «Суд» преуменьшен и ослаблен весьма существенным недостатком: в повести логические выводы автора не совпадают с его художественным изображением. Поэтому старого охотника видишь и воспринимаешь иначе, чем «объясняет» его писатель. Тетерин от природы прямой, честный, неиспорченный. Но посмотрите, как он ведет себя. До трагического случая он не замечал в себе серьезного изъяна: «Считал, что все люди плохи, такой, как Дудырев спасает свою шкуру, не мучится совестью... Было утешение, теперь нет». Заварилось крутое дело, и сразу выступила слабинка. Таким образом, Семен вовсе не безгрешен. Автор понимает это и тем не менее «вытягивает» его на роль первозданного хранителя законов совести и чести. Наконец, заключительной фразой: «Нет более тяжкого суда, чем суд своей совести», - повествованию придано не то звучание, которое определяется сущностью изображенных событий и характеров.
На большинстве страниц повести В. Тендряков не трактовал Тетерина как «олицетворение народа». Охотник и охотник - со своими деловыми, добрыми чертами. Но в конце Семену вдруг приписывается роль «олицетворителя»: он и цельная натура, и первобытная сила, и рефлексией не растравлен. Дудырев даже испытывает вину перед ним: «Умилялся и забывал, что он сам строит новые заводы, завозит новые машины, хочет того или нет, а усложняет жизнь. Усложняет, а после этого удивляется, что Семен Тетерин, оставив лес с его пусть суровыми, но бесхитростными законами, теряется, путается, держит себя не так, как подобает».
Эта «вина» Дудырева, человека, якобы «приписавшегося к интеллигенции», кажется нам надуманной. Тем более странно слышать столь старинные ноты в повести В. Тендрякова, писателя, хорошо знающего жизнь деревень и маленьких городов, где жизнь долго усложнялась как раз недостатком культуры, бездорожьем, слабой технической оснащенностью крестьянского хозяйства. Радостно, что мы все дальше и дальше уходим от этих времен, что все глубже проникает в быт всего народа новая материальная и духовная культура. Почему Дудырев должен сожалеть о своей деятельности?
Владимир Фёдорович Тендряков родился 5 декабря 1923 года
в деревне Макаровская Вологодской области в семье мелкого сельского служащего.
После окончания средней школы ушел на фронт. Служил радистом стрелкового полка. Был тяжело ранен под Харьковом. Затем, после демобилизации, учительствовал, принимал активное участие в общественной жизни и был выдвинут на пост секретаря райкома комсомола. Трудная колхозная жизнь послевоенного времени была ему известна досконально, так же, как и работа низовых и средних партийных организаций, колхозных председателей и рядовых тружеников, что впоследствии сыграло решающую роль при создании художественных произведений.
Осенью 1946 Тендряков поступил на художественный факультет ВГИКа (Институт кинематографии), но вскоре перешел в Литературный институт им. М. Горького (занимался в семинаре К.Г. Паустовского), окончил его в 1951 .
Писать и печататься начал еще до института; в 1948 был опубликован рассказ в альманахе «Молодая гвардия», а в журнале «Огонек», корреспондентом которого он стал, печатал сельские очерки. Работал Тендряков и для журнала «Смена». Правда, эти первые очерки совершенно не выделялись из общей массы очерковой, корреспондентской продукции тех лет. Тендряков старательно фиксировал факты, которые удобно «ложились» в предложенную редакцией тему, по-видимому, искренне не замечая тех явлений, которые в заданную тему не «ложились».
Первые произведения Тендряков вполне соответствовали «теории бесконфликтности» тех лет: «Однажды вечером» (Огонек. 1952 . № 1), «Школьный инспектор» (Огонек. 1952 . № 5), «На рыбацком сейнере» (Огонек. 1952 . № 34), «В одной семье» (Смена. 1952 . № 21) и многие другие. Характерно, что даже очерки о колхозной жизни, изображение которой станет вскоре основной темой его творчества, так же поверхностны и неинтересны, как и очерки о каспийских рыбаках, в них штампованный, приглаженный язык. Редко, но появлялись в эти годы у Тендряков и достаточно сильные вещи, например рассказ «Дела моего взвода» (Молодая гвардия. 1947 . № 1).
Перемены в общественной и литературной жизни после 1953 плодотворно сказались в творчестве многих писателей-«деревенщиков», выразились они и у Тендрякова. От фиксации фактов и явлений он переходит к их вдумчивому и бескомпромиссному анализу. В полной мере у него вскоре обнаружился талант писателя-исследователя, причем главным критерием для него при анализе изображаемых событий были этические нормы, и среди них прежде всего - человеческая совесть; видеть все при «свете совести» и только при этом свете. В первой же повести, обратившей на себя внимание широкого читателя и критики, - «Падение Ивана Чупрова» (1953 ) происходит детальный, неторопливый, но внутренне остродраматичный анализ нравственного перерождения человека, корыстно пользующегося своим положением. Как писатель-исследователь, Тендряков выбрал манеру бесстрастного повествования, полагая, что анализ поступков приведет читателя к верным выводам. Этой манере, лишь внешне бесстрастной, но тем более сильно действующей на восприятие читателя, он остался верен и в др. своих произведениях.
Тема совести и внутреннего суда человека над самим собой разработана и в близко примыкающих к «Падению Ивана Чупрова» очерке «Бородавка» (Литературная газета. 1954. 6 февр.), повести «Не ко двору» (Новый мир. 1954 . № 6; фильм «Чужая родня», 1956 ). Роман «Тугой узел» (1956 ), выросший из повести «Саша отправляется в путь», словно в фокусе сконцентрировал подлинное богатство жизненных наблюдений писателя, его опыт и его исследовательский взгляд на действительность. В нем нарисован тип карьериста, бюрократа новой складки; с добросовестностью естествоиспытателя писатель анатомирует всю нравственную подоплеку жизни секретаря райкома Мансурова, перестающего различать добро и зло. Естественно, что обостренный интерес Тендрякова к проблемам нравственности вызвал у него желание обратиться к исследованию религиозного сознания. Этой проблеме посвящены повести «Чудотворная» (1958 , одноименный фильм - 1960 ) и «Апостольская командировка» (1969 ), но они оказались схематичными и поверхностными.
Одновременно с ними Тендряков создает роман «За бегущим днем» (1959 ). В нем несравненно больше жизненности, но критика справедливо отмечала, что стремление писателя к сиюминутной злободневности приводит к «очеркизации» романной прозы и к непроясненности слишком бегло очерченных характеров.
Тендряков - писатель острых коллизий; его герои, как правило, находятся в экстремальных ситуациях, испытывающих на прочность их нравственный потенциал. Можно сказать, что личность в художественной атмосфере произведений Тендрякова помещена в условия достаточно жесткого эксперимента. Писатель порою воссоздавал крайние точки человеческого бытия, в частности смерть. Так построены повести «Ухабы» (1956 ), «Суд» (1960 ), «Тройка, семерка, туз» (1961 ), «Находка» (1965 ), отчасти роман «Свидание с Нефертити» (1964 ) и повесть с характерным названием «Кончина» (1968 ). Почти во всех произведениях разыгрывается - так или иначе, но неизменно с трагическим исходом - драма совести, главная пружина которой - предательство.
От произведения к произведению Тендряков ищет ответ на вопрос: в чем же выход для человека; чтобы не разрушилась его личность, чтобы восторжествовали совесть и правда? В повести «Находка» писатель выбирает сострадание, которое только и помогает героям обрести смысл жизни, сострадание к ближнему, особенно к беззащитному существу. Угрюмый, суровый инспектор рыбнадзора Трофим Русаков по прозвищу Карга находит в тайге новорожденного ребенка, и этот теплый комочек жизни переворачивает его душу. «В человеке, - утверждает писатель в повести «Ночь после выпуска» (1974 ), - живут, скрытые порою за весьма благополучной внешностью, самые различные возможности - и добрые и злые. Важно вовремя обнаружить в себе высокую нравственную потенцию и не поддаться злу». Эта мысль является главной и в повести «Весенние перевертыши» (1973 ). Учительство, проповедничество - характерная черта дарования Тендрякова. В своих экспериментальных поисках выхода из крайне трудных психологических ситуаций он неизменно подталкивал человека к добру. Путь к истине, неотрывный от любви к человеку, может лежать и через постижение красоты. Именно на эту тему написаны его роман «Свидание с Нефертити» и трактат «Плоть искусства» (1973 ). В повести «Три мешка сорной пшеницы» появляется образ великого утописта Т. Кампанеллы. Герой произведения Женька Тулупов не расстается с его книгой «Город Солнца». Но в финале он вынужден под влиянием действительности и собственных прозрений расстаться с утопическими мечтаниями, а заодно и со слепой верой в авторитеты. Впоследствии эта мысль снова появилась у Тендряков в романе «Покушение на миражи» (1989 ) и в особенности в поздних его рассказах, в мемуарном эссе «На блаженном острове коммунизма» (1987 ).
Владимир Федорович Тендряков (1923-1984) писал о после-военной деревне, о школе и подростках, о религии как элементе ду-ховности, об искусстве. Произведения, напечатанные при жизни писателя, поднимали проблемы нравственного становления лично-сти в обществе. Повести «Ночь после выпуска» (1974) и «Весенние перевертыши» (1973) объединяет общая мысль: «В человеке живут, скрытые порою за весьма благополучной внешностью, самые раз-личные возможности — и добрые и злые. Важно вовремя обнару-жить в себе высокую нравственную потенцию и не поддаться злу». Рассказы писателя отличаются публицистической страстностью. После смерти писателя был напечатан целый ряд его произведе-ний, в которых раскрывалась горькая правда о прошлом страны. Тендряков не стремился в своих книгах к назидательности, он пи-сал: «Искусство жить не укладывается ни в какие трафареты. Не-возможно дать готовых рецептов. Я сам их ищу…». О поисках смыс-ла жизни свидетельствует его последнее произведение «Покушение на миражи», опубликованное в 1987 году. Над романом Тендряков работал в течение последних двух десятилетий. Книга является итоговой в творчестве писателя, в ней нашли отражение нравст-венные искания самого писателя. «Покушение на миражи» — соци-ально-философский роман, соединивший в себе прошлое и настоя-щее, древние сказания и актуальные вопросы современности. Повествование в романе ведется от первого лица — главного героя, Георгия Петровича Гребина, физика-теоретика, решившегося на необычный эксперимент: переложить на язык ЭВМ различные ис-торические эпохи. Тендряков в своем произведении осмысливает драматический опыт человеческих исканий, человеческих «маяков» от Христа до Томмазо Кампанеллы. Материал с сайта
В 1988 году вышли в свет рассказы «Пара гнедых», «Параня», «Хлеб для собаки», «Донна Анна». Рассказ «Хлеб для собаки» рас-крывает страшные картины голода 1933 года (дата указана в тек-сте). Тема голода долгие годы была под запретом в советской лите-ратуре, ведь в эти годы по разным данным за восемь месяцев умерло от 8 до 10 миллионов человек. События в рассказе показаны глазами мальчика Володи. Ребенок видит бесчеловечное отноше-ние к ссыльным, страшный голод, лишающий людей человеческого достоинства. Мальчик не может есть спокойно, вспоминая голод-ных людей на привокзальной площади. Он начинает тайком выно-сить им еду. Обезумевшие от голода люди по утрам стали собирать-ся у дома Володи Тенкова и просить еду. Мальчик не в состоянии накормить их всех. Он находит выход: каждый день кормит чужую собаку, понимая, что не облезшего от голода пса кормил он куском хлеба, «а свою совесть». Рассказ «Хлеб для собаки» повествует о тя-желом периоде в истории страны. Когда особенно важно, чтобы ка-ждый человек отвечал за свои поступки, был внимательным ко всему, что его окружает, прислушивался к голосу своей совести
Писатель до конца жизни оставался верным теме нравственных исканий человека, поиска истины и подлинной духовности.
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском
2. Асмолова- «Позади страна, которую я защищаю…» //Уроки литературы. – 2005. – №1. – С
3. На пути потерь и обретений. //Октябрь. – 1988. - №11. – С. 196 – 199.
4. Владимир Федорович Тендряков: Библиографический указатель /сост. , . – Вологда, 1993. – 128 с.
5. Глушихина расплата. Тендрякова «Донна Анна» на уроке в XI классе //Вечерняя средняя школа . – 1989. – № 4. – С. 43 – 45.
6. Потаенный Тендряков //Юность. – 1989. - №9. – С. 84 – 87.
8. Неисчерпаемо, невосполнимо // По существу ли эти споры? – М.: 1989. – С. 371 – 399.
9. Лаури по повести В. Тендрякова «Люди или нелюди» //Уроки литературы. – 2005. - №1. – С. 9 – 10.
11. Резникова над словом по повести В. Тендрякова «Люди или нелюди» //Открытая школа. – 1997. - № 6. – С. 61 – 62.
12. Как человеком быть //Литературное обозрение. – 1989. - №12. – С. 45 – 47.
13. Русские писатели. ХХ век. Биобиблиографический словарь. В 2-х ч. Ч. 2. М – Я. /под ред. – М.: Просвещение, 1998. – С.432 – 434.
14. Русские писатели XX века. Биографический словарь. /гл. ред. и сост. . – М.: Большая Российская энциклопедия; Рандеву. – А. М. 2000. – С. 680 – 681.
15. Правда – одна на всех. Заметки о произведениях на военную тему //Литературная Россия. – 1985. – 31 мая. – С.3.
16. Шаги командора //Знамя. – 1989. - № 2. – С. 223 – 231.
17. Шумилова войны в повестях В. Тендрякова 70-х годов //Великая Отечественная война в советской литературе. – М.: 1985. – С. 105 – 112.
1. К читателю…………………………………………. 3 стр.
2. В. Тендряков: человек на войне……………...…….5 стр.
4. Литература…………………………………………18 стр.
Составитель:
Редактор:
Ответственный за выпуск:
В оформлении материала использованы
фотографии и рисунки Владимира Федоровича Тендрякова
Владимир Тендряков: человек и война : Методические материалы/ сост. , ред. ; Вол. обл. юнош. б-ка им. . - Вологда, 20с.
