Умеете ли вы читать? О значении книг в жизни человека (Сочинение на свободную тему). Умею ли я читать
Каждый из нас знает, что такое буквы. Все умеем складывать из них слова, а из слов предложения. Читать эти предложения нам тоже не составляет большого труда, ведь нас этому учили чуть ли не с детского сада. Тем не менее, не редко у нас создается ощущение, что прочитав книгу, в голове у нас не осталось ничего. Почему?
Потому что мы читаем не правильно.
Речь не идет о художественной литературе
Ведь когда мы читаем художественную литературу, мы, грубо говоря, развлекаемся. Но если Вы читаете информативное чтиво, учебник, или другой вид книги нон-фикшн, то техники, о которых мы сейчас расскажем вам будут очень полезны.
Вы хотите узнать или вы хотите понять?
Ознакомление с фактами без их глубинного понимания само по себе ничего не дает. Мы часто чувствуем себя умнее, прочитав очередную статью, напичканную интересными фактами. Но остаются ли эти факты у нас в голове – вопрос. Существует разница между перелистыванием фактов – информативным чтением, и перевариванием информации – глубинное понимание написанного.
Запомним: в основном, все, что переваривается с легкостью, это информативное чтение. Читая газеты, мы не становимся умнее, например.
В чтении фактов нет ничего плохого. Большинство людей читает именно так, но, к сожалению, не учит ничего нового. Подобное чтение может занять вас на определенное время, но вряд ли сделает вас лучше. Учить что-то новое, это не всегда легкая задача. Зачастую она требует приложения систематических усилий.
Четыре способа чтения
- Начальный
- Инспекционный
- Аналитический
- Синоптический
Помните, что чтение чтению рознь, а «уровни» чтения кумулятивные, и чтобы начать читать на синоптическом уровне, в первую очередь нужно освоить аналитический.
Давайте рассмотрим «уровни» чтения поближе:
Начальный уровень, это уровень чтения, которому нас научили в начальной школе.
Согласно правилам чтения на инспекционном уровне, в первую очередь нужно рассмотреть внимательно обложку, оглавление, индекс книги и внутреннюю часть обложки. Это ознакомление позволит вам представить, о чем эта книга и отвечает ли она вашим запросам. Пользу этого уровня сложно оценить, подробное ознакомление с книгой перед ее прочтением значительно сэкономит ваше время и деньги. Не стоит им пренебрегать.
С подробным описанием следующих уровней чтения вы сможете ознакомиться в следующей статье!
Подписывайтесь на наш блог и следите за новостями!
Этот вопрос часто задают психологи учащимся различных возрастов. Подавляющее большинство опрашиваемых удивляются самому вопросу, особенно, если он адресован старшеклассникам и студентам. «Что за вопрос? Естественно умеем. Ведь мы не дошкольники. Как вообще можно учиться, не умея читать?…»
Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что навыки чтения - основа учения, и все учащиеся в той или иной мере ими владеют. Но насколько эффективны эти навыки, позволяют ли они качественно усваивать разнообразные знания - об этом стоит, с нашей точки зрения, задуматься всем, кто учится в школе, и особенно тем, кто собирается учиться дальше. Мы настоятельно советуем это сделать не только учащимся, у которых с начальной школы песочные часы вызывают священный трепет, но и тем, кто имел по «технике чтения» твердую пятерку. Ведь работами многих зарубежных и отечественных психологов убедительно показано, что читать быстро, правильно артикулируя все слова (техника чтения), и читать, понимая смысл читаемого (осмысленное чтение), - это не одно и то же.
Результаты специальных исследований эффективности чтения учащимися различных возрастов часто удивляют и удручают. Так, в 1970-х годах отечественными психологами было проведено обследование, в котором приняли участие московские школьники 4–10-х классов, всего около 1000 человек. Были получены следующие результаты: самыми элементарными приемами понимания текста владели лишь 0,3% обследованных школьников. Последующие исследования, проведенные в самых различных регионах бывшего СССР, к сожалению, только подтвердили эти печальные результаты. Были выявлены разнообразные «сбои» в работе с текстом у подавляющего большинства учащихся. Эти «сбои» в основном связаны с непониманием смысла отдельных слов и словосочетаний, трудностями выявления структуры предложений и взаимосвязей между ними. При этом особую тревогу психологов вызвало не то, что учащиеся не знают значения многих слов, но то, что у них нет потребности узнать это.
Поражала пассивность и отсутствие любознательности у учащихся. Так, в одном из исследований старшеклассникам предъявлялся текст, в котором было несколько редко употребляемых слов. В эксперименте на столе рядом с испытуемым лежал словарь иностранных слов. Тем не менее, большинство школьников не пытались посмотреть значение незнакомых слов. Они не предпринимали и сколько-нибудь явных попыток «понимания через контекст», не обращались за помощью к экспериментатору, хотя о такой возможности говорилось в инструкции.
Вы можете спросить, как же в таком случае школьники учатся в школе? Ведь учение требует выполнения таких заданий, как пересказ текстов, ответы на вопросы, решение задач. Ответ хорошо известен: они «зубрят», стараясь максимально точно запомнить учебный материал. Однако установка на механическое запоминание, которое выявляется у 87% школьников, отнюдь не самая эффективная основа учебной работы. Например, многие из вас уже «прошли» в школе поэму В.В. Маяковского «Хорошо!». Но все ли могут не только раскрыть общий смысл этой поэмы и прочитать наизусть какой-нибудь отрывок, но ответить, в частности, на вопрос, зачем понадобилось героям Маяковского поднимать с «царевой кровати эту самую Александру Федоровну». Знаете ли вы, что речь здесь идет об Алексанре Федоровиче Керенском, который, став премьером буржуазного Временного правительства, устроился в Зимнем дворце в опочивальне императрицы Александры Федоровны.
Мы очень советуем вам проанализировать то, как вы читаете, есть ли у вас вредные привычки в учебной работе, например, пассивное скольжение по поверхности текстов, а затем направить свои усилия на совершенствование навыков чтения. Помочь в этой работе вам может знакомство с системой SQ3R, которая задает общий алгоритм работы с текстом. Ниже
мы приводим графическую схему этого метода, которая содержится в книге английского психолога и педагога Д.Хамблина.
Итак, буква «S» в этой системе обозначает обзор и просмотр текста, в результате которых у вас должно сложиться общее представление о его содержании.
Просмотр включает чтение заголовка и подзаголовков, введения, заключения, а также первых и последних фраз в разделах текста. На основе такой работы надо попытаться ответить на 3 основных вопроса: «Чему посвящен текст? Что я уже знаю об этом? Что мне предстоит узнать?». Кроме того, надо попробовать переформулировать заглавие текста в виде вопроса. После этого можно переходить к изучающему чтению. Это вдумчивое чтение с постоянной самодиагностикой своего понимания. Изучающее чтение закономерно включает не только содержательный анализ структуры читаемого текста, но также сознательное привлечение своих прежних знаний. Изучать текст хорошо с карандашом и бумагой, то есть, подчеркивая главное и делая соответствующие выписки. Очень полезно составлять план изучаемого материала или рисовать его структурные схемы. В целом, такая работа должна привести к осмыслению содержания вновь усваиваемых знаний, после чего можно переходить к проверке: активному припоминанию и воспроизведению содержания материала. При этом в случае затруднения можно заглядывать в текст. Но не надо еще раз его читать (такую ошибку делают многие учащиеся).
Ваш пересказ текста должен быть полным и связным. Очень хорошо, если это пересказ «своими словами» с переструктурированием материала, так как известно, что материал в этом случае будет запоминаться в 7 раз лучше, чем при механическом заучивании. На этом же этапе работы попытайтесь ответить на вопросы по тексту и решите предлагаемые задачи. Если все это получается, то можно переходить к завершающему этапу: составлению резюме. Оно должно включать основные мысли текста, сформулированные в обобщенном виде. В таком виде знания сравнительно легко включаются в структуры прошлого опыта и долго сохраняются. Последнее особенно важно, так как у тех из вас, кто впервые узнал о системе SQ3R, может возникнуть представление, что такая работа более трудоемка, чем заучивание. Это не совсем так. И даже совсем не так. Действительно, сначала может быть достаточно трудно работать с учебным материалом предлагаемым способом, хотя он дает очевидный выигрыш в качестве знаний. Для абитуриентов особенно важным является то, что этот метод обеспечивает прочные знания, которые можно достаточно быстро повторить перед вступительными экзаменами.
Прочитав заголовок, вы наверняка ответили «да». Но так ли это на самом деле? Чтение – это не только умение складывать буквы в слова, а слова в предложения. Чтение – это способность видеть то, что скрыто за крошечными знаками, которые сами по себе не значат ничего; это умение наполнять слова своими эмоциями, воображением, опытом. Но в мире, где так мало людей, смотрящих на книги под особенным, лишь им понятным углом, чтение становится архаичным навыком. И для того, чтобы оно не кануло в Лету, нам предстоит разобраться в сакральном смысле этого действия, его предназначении.
С одной стороны, чтение – когнитивный процесс, включающий в себя распознавание букв, конструирование слогов и, наконец, соотношение звукового ряда со значением слова. Но это лишь часть поставленной задачи.
Ведь читая текст, мы мысленно представляем себе прочитанное, используя различные образы. В пьесе А.П.Чехова «Чайка» неудачливый писатель так сравнивает себя с талантливым автором: «У него (талантливого) на плотине блестит горлышко от разбитой бутылки и чернеет тень от мельничного колеса – вот лунная ночь и готова, а у меня и трепещущий свет луны, и тихое мерцание звезд, и далекие звуки рояля, замирающие в тихом ароматном воздухе». Описание неудачливого писателя не вызывает ярких образов, поскольку часто встречается в произведениях и кажется уже знакомым. Читать такой текст мы будем лишь «формально». Но блеск горлышка разбитой бутылки – образ, требующий использования воображения от читателя. Такой вид чтения – настоящее искусство, но вовсе не нужно быть художником, музыкантом или поэтом, чтобы стать частью его.
В современных реалиях чтение – лишь источник получения знаний. Школьники штудируют учебники, а их родители – профессиональную литературу. Художественные произведения больше не пользуются спросом, так как с точки зрения общества не несут в себе ценной информации. Все больше подростков и детей читают литературу лишь ради «бонусов», которые они получат в ближайшем будущем: аргумента для написания сочинения, темы для поддержания светского разговора или ответа на вопрос ценой в 50000 рублей в викторине «Кто хочет стать миллионером?». Люди, читающие «зачем-то», не видят в книге своего друга, альтернативную вселенную или пищу для размышлений. В этом кроется причина непопулярности чтения как времяпровождения. И так, первый шаг на пути создания читательского драйва: изменение уже сложившегося представления о литературе лишь как об источнике знаний. Но достаточно ли этого?
Чтение, как и любой другой навык, предполагает использование различных «инструментов». Но у большинства «не читающих» людей набор приспособлений ограничивается их умением воспринимать текст, что делает чтение совсем непривлекательным. Все мы с детства привыкли читать последовательно: предложение за предложением, главу за главой. Никому из нас в голову не придет прочитать страницу 17 раньше 16, пролистать до интересного момента или начать читать книгу с конца. Тем не менее, именно свобода во взаимодействии с текстом является залогом читательского азарта и мотивации. Например, дети часто «гадают» на книгах, задумывая определенную страницу и строку и дешифруя прочитанное. Взрослые же в книжном магазине часто выбирают товар «методом научного тыка»: беря с полки заинтересовавшее их произведение, и по фрагменту из начала, середины или конца книги определяют, подходит она или нет. Поэтому при обучении детей чтению или создании читательского драйва у подростка или взрослого так важно позволить экспериментировать с текстом, вместо того, чтобы следовать некому сценарию, не позволяющему отступить ни на шаг. Это позволит и ребенку, и взрослому хотя бы на время отбросить шаблоны чтения и просто получать удовольствие и наслаждение от книги.
Размышляя о мотивации, нельзя не упомянуть, что она бывает двух видов: внутренней и внешней. Внутренняя мотивация возникает из-за неудовлетворенных потребностей, личностных стремлений; внешняя – из-за давления окружающих стимулов или обстоятельств. Если мы хотим привить себе любовь к книгам, мы должны воспринимать чтение как личную потребность, а не привычку, одобряемую обществом. Только тогда мы не будет нуждаться в посредниках между нами и произведением. Только тогда мы будет испытывать стремление вернуться к книге, к тому миру и другу, ожидающему нас на её страницах.
1. Взращиваете в себе любовь к красивому слогу, авторскому стилю и эстетике произведения. Это поможет выбирать книги, основываясь не на жанре или сюжете, а на качестве языка и художественном стиле.
2. Уделяйте больше внимания пониманию текста, корректировке сложившихся образов по мере чтения, и лишь затем – анализу всего произведения. Только так вы сможете воссоздать образ мышления автора.
3. Создавайте свои варианты развития событий, придумывайте альтернативные концовки, расширяйте книжные вселенные. Лишь оторвавшись от текста, вы получите полное представление о своих вкусах и интересах.
4. Никогда не читайте произведение, которое вам не нравиться. Не подменивайте внутреннюю мотивацию внешней.
Умею… - не умею.… Да не знаю я. Хотя, с одной стороны, вроде и умею. Как буковку к буковке прикладывать я ведь раненько сообразил - пяти лет отроду или даже чуть раньше. Факт этот можно утверждать, вполне уверено, поскольку имеются тому осязаемые, я бы даже сказал - документальные, подтверждения. Тут, все дело в том, что свой шестой день рождения мне довелось встречать в больничной палате. А в больнице, по такому торжественному случаю, мне полагалась дополнительная передача (читай: подарок). А в подарочном свертке, поверх яблок и карамелек лежала поздравительная открытка, подписанная батиной рукой: «Дорогой наш сынок…» - ну, и так далее. Текст сей я, на манер церковного дьячка, торжественно прогнусавил на всю палату, чем вызвал у однопалатников, у соболезников и даже у нянечки подозрение в откровенном, ничем не прикрытом лицемерии – во вранье, проще говоря. Ну, да я их тут же и переубедил - отправил у них на глазах ответную «телеграммку» своим родителям. На обратной стороне какого-то медицинского бланка, пыхтя и шмыгая носом, муслякая чернильный «химический» карандаш (входила в те времена в обиход такая штуковина), начертал я вполне распознаваемые прописные буквы: «Дорогие мои папа, мама, сестренка…» - ну, и так далее по тексту. В конце - дата, подпись, как и полагается в телеграмме. Позже, два этих «документа» перекочевали в «семейный архив» - легли между страниц альбома со старыми семейными фотографиями, где я и обнаружил их много лет спустя, будучи уже зрелым, несостоявшимся, но устоявшим в черное лихолетье, человеком.
Справедливости ради надо сказать, что в том, что я рано научился читать, нет никакой моей заслуги. Виновата во всем наша коммунальная квартира, «коммуналка». Может показаться странным, но у меня о нашей «коммуналке» остались самые теплые воспоминания. Достаточно сказать, что, живших за стеной дядю Ваню и тетю Машу Литовкиных я всерьез считал своими родными дядей и тетей. От них можно было получить и вполне заслуженный подзатыльник, и первый, с пылу- с жару, кусок пирога, а то и пряник. Их сын Петька, само-собой, приходился мне почти что братом. В наших с ним потасовках я всегда терпел позорное поражение, в силу того обстоятельства, что был Петька старше меня на целых три года. Зато, во дворе я всегда чувствовал себя под его надежной защитой. Во дворе и его окрестностях никто даже и думать не смел, чтобы меня хоть пальцем тронуть.
Но, однажды, дружба наша начала рушиться - Петька пошел в школу. Важный такой стал. Ему теперь, видите ли, не до меня стало - уроков поназадавали выше головы. Благо, священнодействовал он над своими уроками на кухне и я, почти беспрепятственно, мог рассматривать букварь, листать Петькины тетрадки. Тетрадки Петруха аккуратно складывал в какую- то картонную обложку с завязочками. На картонке, как и в букваре, тоже были буковки - эти таинственные знаки какой-то заоблачной, волшебной мудрости. Была в этих знаках, какая-то недосягаемость, чувствовал я, что мне никогда не осилить эту премудрость.
А, все-таки, настал тот великий день, когда картонка приоткрыла свою тайну. Написанные на ней буковки, ни с того ни с сего, вдруг взяли да и связались в осмысленное слово. Я даже не сразу сообразил, что произошло. Глянул на них еще раз, потом еще - и каждый раз буковки связывались в одно и то же слово. Вот тут-то я и заблажил, заголосил от избытка переполнявших меня чувств: «Папка! Папка!».
- «Ну, что еще?» - батя возгласы мои на свой счет принял.
А я уже совал ему картонку, тыча пальцем в эти самые распрекрасные буквы: «Папка!».
«О, как… - сказал отец и написал что- то на полях газеты - а это словцо осилишь?».
Собственно, слов было два, а между ними зачем-то еще и палочка, какая-то. Буковок было много, но сопротивлялись они не очень долго. «Сено - солома» - вот, что батя написал. Он ласково толкнул меня ладонью в лоб и сказал: «Голова…, весь в отца растешь, парень». Видно было, что он доволен.
Больше всех, событию этому радовалась мама. Светлой памяти, матушка моя, будучи неграмотной, пуще всего боялась, что дети ее могут остаться неучами и, до конца дней своих, будут волочить поденщину. Чего-чего, а поденной каши нахлебалась она сполна, будучи «западэнкой», то есть, урожденной в Западной Украине - и детство, и юность ее прошли за пределами «нерушимого» Союза, на беспросветной той поденщине.
Мать с отцом были довольны - я же, на какое-то время получил индульгенцию на все свои проказы. Да мне уже и не до шалостей было. Едва открыв утром глаза, я искал, что бы такое прочитать. Для чтения годилось все: листки отрывного календаря, нарезанная газета, снятая с крючка в туалете, басни Михалкова, «Капитал» с портретом Деде Мороза на обложке, правда, без шубы и колпака.
А потом настал день, навсегда запечатлевшийся в моей памяти. Нагнал на меня жути кучерявый дядька, у которого борода росла на щеках, а подбородок оставался абсолютно «босым». Имя его, я без особого труда прочитал под портретом: «А.С. Пушкин». Напугал он меня так, что я по-первости напрочь отказывался спать один и настырно лез к матери под теплый бок. Рассудите сами - это же надо, такое написать: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца». Это вам не Баба - Яга, какая ни будь. Это - утопленник! Настоящий!
Эх, золотое это было время, когда я находился в счастливом заблуждении, думая, что все, однажды начертанное на бумаге - есть истина в последней инстанции, способная материализоваться в любую минуту. Пройдет еще много лет, прежде, чем до меня дойдет смысл слов про то, что бумага все стерпит. Она же белая и за чужие грехи краснеть не собирается. Но я всегда помятую и про то, что рукописи не горят. Они живут своей жизнью, в своих пространствах. И жизнь их, похожа на жизнь людей - со своими грехопадениями и с неуемным устремлением к небесным высотам совершенства.
Но все это произойдет гораздо позже. А пока, я изо дня в день возрастал в своем читательстве и вконец уверился в том, что читать я умею.
И вот тут-то и произошло событие, не оставившее от моей уверенности и следа.
Событие это связано с появлением в нашем коммунальном ковчеге нового обитателя. В тот вечер квартира наша на часок погрузилась во тьму. Единственным источником света стал фильмоскоп, проектирующий кадры диафильма прямо на побеленную коридорную стену. И тут скрипнула, никогда не запиравшаяся, входная дверь, впустив с лестничной площадки в прихожую косой луч света, который тут же закрыла чья-то громадная тень. Тень постояла в замешательстве секунду-другую и пророкотала низким, хорошо поставленным голосом: «Здравствуйте, люди добрые. Литовкины здесь ли проживают?».
Тетю Машу, будто кто током ужалил. Сначала с грохотом упала на пол ее табуретка, потом метнулась в прихожую тети Машина тень, тут же растворилась в непроглядности этого монумента и завыла дурным голосом. Сквозь вой, можно было угадать слова: «Братик…. Родненький.… Вернулся…». Добродушно рокочущий бас, пытался ее успокоить.
Сразу же поднялся небольшой переполох. В просторном коридоре вдруг стало тесно. В темноте задвигались стулья - табуретки, грохнула об пол какая-то склянка, кто-то кому-то наступил на ногу, всем надо было в прихожую. Наконец зажегся свет. Началась церемония целований, объятий, рукопожатий, радостных возгласов. Потом гость стал со всеми знакомиться. Дошла очередь и до меня. Улыбаясь, великан глядел на меня так, будто он все эти долгие годы только и делал, что бродил по белу свету и разыскивал этого самого распрекрасного, самого разумного, в общем, самого - самого мальчугана, и вот он его нашел. Гость осторожно положил свою громадную ладонь мне на плече и сказал: «А я - дядя Боря».
- «И я тоже - Боря».
От этой новости гигант прямо засветился радостью. Подхватил меня на руки, поднял под самый потолок и затрубил: «Да мы с тобой тезки! Ну, брат, и повезло же мне!».
Надо ли говорить, что я сразу влюбился в этого большого человека. Да и было за что его любить. И дело не в том, что он был красив. Красив, какой-то настоящей мужской красотой, чуть грубоватой и от того еще более выразительной. И даже не в том, что от него исходила могучесть и физическое здоровье. Самое главное было в том, что он буквально сиял добротой, какой-то нерастраченной любовью ко всему живому и, особенно, к нам, пацанам. А еще от него веяло далекими землями, чужими ветрами, другими травами, другими снегами. И я как-то сразу решил, что дядя Боря и есть тот самый Робинзон Крузо, про которого мне рассказывали «взрослые» парни - десятилетки, прочитавшие все-все книжки на свете. Этот самый Робинзон Крузо, много- много лет жил на далеком необитаемом острове и никак не мог оттуда уплыть к себе домой, к своей любимой сестре, тете Маше. Когда же дядя Ваня с батей осторожно расспрашивали его о тех далеких землях, он улыбался и говорил: «Жить везде можно. Человек ко всему привыкает».
И вот ведь какая странная штука получается. Вроде бы у ковчега нашего и мебель не поменялась, и стены прежние остались, а жизнь стала немножко другой. Все улыбаться чаще стали, чаще песни петь. Про Волгу-матушку, про удалого казака, про кудрявую рябину. К ужину теперь обязательно были гости, и гостям все были рады. Разве что я немного капризничал. Ну, да меня и понять можно, ревновал я своего большого друга даже к коту Барсику - большому охотнику до дяди Бориной ласки. А уж про гостей и говорить нечего.
Зато по утрам дядя Боря всецело принадлежал мне. Просыпался я рано. Вместе с моим другом провожал на работу старших, якобы помогал Петьке собраться в школу, а уж потом погружался в мир волшебной игры со сказочным великаном.
Но, только вот в то памятное утро, волшебной игре предшествовал волшебный ритуал. Ритуал назывался «бритье». На кухонный стол водрузились зеркальный диск на подставке, алюминиевый стаканчик с обмылком, рядом легли, видавший виды помазок - кисточка, и «опасная» бритва. Бритье, как и любое священнодействие, требует определенной сосредоточенности, а то обстоятельство, что мы с Барсиком, в момент этого священнодействия, терлись о дяди Борины колени, настрою на сосредоточенность никак не способствовало. Проще говоря, мы мешали. Вот тогда-то, мой большой друг и решился на маленькую хитрость. Для начала, он мазнул по моей мордашке намыленной кисточкой, потом чуть отстранился, разглядывая меня, как художник, который только что нанес последний штрих на картину и теперь оценивает свое произведение. Потом удовлетворенно хмыкнул и сказал: «А что, если ты, мил человек, почитаешь что-нибудь для своего тезки? А я бы послушал». Предвкушая удовольствие от прослушивания, он цокал языком и жмурился, как Барсик на солнцепеке.
Почитать - это я мигом, только за книжкой сбегаю. Вместо книжки попался журнал. Я уже знал, что он называется «Огонек». Вообще-то «Огонек» цветной, яркий журнал, но этот номер был черно-белый. Потому что весь он был усеян военными фотографиями - танки, самолеты, разрушенные города. Только на обложке сияла красная надпись. С нее- то я и начал читать. Тут, правда, я немножко схитрил - сначала в уме сложил все буковки, а уж потом отбарабанил по слогам всю надпись целиком: «Ста- лин- град-ска-я бит-ва». Отбарабанил и стал ждать похвалы. Я уже стал привыкать к тому, что за чтение меня хвалят.
Вместо этого, я услышал, как брякнула о стол, выпавшая из дяди Бориных рук, бритва и, вконец севший, и без того низкий голос дяди Бори медленно - медленно пророкотал: «Там написано - Вол - го - град - ска - я».
Ну вот, я так и знал - дядя Боря не верит, что я умею читать. И я стал настаивать: «Не-а! Тут написано - Ста-лин-град-ска-я! Вот так вот!».
Теперь, голос дяди Бори стал похож на приближающуюся грозу: «Я же сказал- Волгоградская!».
Да чего он спорит-то? Тут же все ясно написано! Сейчас я ему докажу: «Вот, смотри: эта буква «сэ», эта буква «тэ», эта буква «а» - Сталинград!».
Где-то на нашей Земле гремели грозы, бушевали ураганы, извергались вулканы, происходили землетрясения, но все это было ничто по сравнению с тем, что обнаружил в себе дядя Боря. Он сграбастал своими громадными ручищами мои плечи, начал трясти меня, как сломанную погремушку и загрохотал: «Волгоград! Волгоград! Волгоград! Повтори - Волгоград! Волгоград!».
И тут мне стало страшно. Нет, не из-за того, что дядя Боря вытряхивал из меня душу. И не из-за того, что теперь на меня смотрели дикие, абсолютно безумные глаза на искаженном яростью лице с намыленной левой щекой. Просто за спиной моего славного дяди Бори я увидел мутную, непроглядную бездну, в глубинах которой и прятался тот самый таинственный остров, на котором много-много лет был дядя Боря Робинзоном Крузом. И таких Робинзонов Крузов на острове было много. А еще на нем жили все бармалеи, кащеи бессмертные и всякая нечисть. Какая-то кикимора болотная грозила мне корявым пальцем и хохотала: «Ох, смотри, парень! Попадешься ты мне, попадешься, Робинзон Крузо!».
Мне было так страшно, что я едва нашел в себе силы, чтобы пролепетать: «Волгоград…».
А дядя Боря упал на стул, стал терзать своей ручищей горло, будто ему дышать нечем было и, вдруг, начал часто-часто кашлять, сотрясаясь всем своим могучим телом.
. То, что это дядя Боря так плачет, я понял, когда увидел его глаза, полные слез. И еще я расслышал его слова: «Ну, прости ты меня, тезка, прости».
А за что мне его было прощать? Мне его жалко было. Бросился я к нему на грудь, пытаясь обнять его большую фигуру, чувствуя, как ухает, бьется о мою щеку его большое, такое доброе, вконец истерзанное сердце и завыл: «Волгоград, Волгоград, Нету никакого Сталинграда!». Я плакал и думал про то, что все, чему я научился - это буквы складывать. А читать я и не умею вовсе. И научусь ли когда-нибудь читать по настоящему, я тогда не знал. Да я и сейчас не знаю. Одно утешает - живой я еще. И я обязательно научусь читать. А там, если даст Бог, может, даже и писать выучусь. Буковки-то на бумагу переносить я умею.
