Хореограф Юрий Посохов: «Моя семья — самая большая ценность в жизни! Юрий посохов Посохов хореограф
Отечественный танцовщик и балетмейстер Юрий Михайлович Посохов появился на свет в Луганске. Отец будущего артиста был военным, и семья неоднократно переезжала, в конце концов оказавшись в Москве. Здесь мальчик, которому всегда нравилось танцевать, начал заниматься хореографическим искусством в клубе. Преподаватель заметил его талант и посоветовал поступить в Московское хореографическое училище. Он тогда мало что знал о балетном искусстве, и когда встал вопрос, поступать ли на народное отделение или на отделение классического танца, Юрий отдал предпочтение народному. Но впоследствии в судьбе танцовщика произошел крутой поворот. Игорь Моисеев создал свой ансамбль, и многие ученики ушли туда, покинув училище. Посохов этого не сделал, более того – он сменил специализацию, обратившись к классическому танцу.
Его наставником стал теперь Петр Антонович Пестов – большой поклонник . Преподаватель запомнился Юрию Михайловичу как педагог, который «растил личности». Он требовал от учеников почти «армейской» дисциплины, начиная с внешнего вида – на занятие к нему нельзя было прийти в рваных балетных туфлях (несмотря на то, что в ту эпоху они были дефицитным товаром). Все требования педагога исполнялись беспрекословно, уважение к наставнику было безоговорочным. «Служи верно тому, чему присягнул », – таково было главное требование Пестова к ученикам. Но при всей своей строгости Пестов проявлял отеческое отношение к ученикам. Он водил их в музеи, на спектакли, заботился о расширении их кругозора, прививая любовь к опере и чтению. По словам Посохова, Пестов научил его не только танцевать, но и думать по-иному.
Первой ролью, исполненной Посоховым, стала партия Франца в « », в ученическом спектакле. Сразу после завершения учебы – в 1982 г. – молодой танцовщик был принят в Большой театр. Он выступал на протяжении десятилетия, исполняя множество ролей: Альберт, Зигфрид, Солор, Конрад, Юноша в « ». Когда в Большом театре был впервые поставлен балет Баланчина « », в главной роли выступил Посохов.
С 1992 г. танцовщик сотрудничает с Датским королевским балетом, а в1993 г. исполняет роль Дезире в составе Балета Сан-Франциско (спектакль был поставлен балетмейстером Хельги Томассоном). В том же году артист снялся в фильме «Мне скучно, бес» Юрия Борисова, задуманном как фантазия на темы разных интерпретаций сюжета о Фаусте и Мефистофеле – творений Иоганна Вольфганга Гёте, Александра Сергеевича Пушкина и Томаса Манна. Оригинальная музыка композитора Юрия Красавина сочетается в фильме с фрагментами из произведений . Юрий Михайлович исполнил роль Фауста.
В 1994 г. Посохов стал премьером Балета Сан-Франциско, связав свою судьбу с этим коллективом на долгие годы. Артиста привлекало разнообразие репертуара, в котором представлены произведения различных направлений. Здесь он впервые проявил свой балетмейстерский талант. Это произошло в 1997 г., для Мюриэль Маффр – примы труппы – он поставил номер под названием «Испанские песни». В том же году в рамках конкурса, проходившем в Джексоне, балетмейстер представил номер «Impromptu» на музыку Александра Николаевича Скрябина.
В 2001 г. Посохов удостаивается премии за спектакль «Магриттомания». В 2002 г. в ходе гастрольного тура Балет Сан-Франциско представил в Нью-Йорке балет Посохова «Проклятые», основой которого стала древнегреческая трагедия «Медея». В 2003 г. балетмейстер работает вместе с Томассоном над « », а в 2004 г. вновь обращается к творчеству Скрябина, создавая балетный спектакль «Штудии в движении». В 2004 г. начинается сотрудничество Посохова с Балетом Орегона, он поставил с этим коллективом балет « ».
Несмотря на то, что с начала 1990-х гг. жизнь и деятельность Юрия Посохова связана в основном с США, он не разрывает связей с родной страной. В 1999 г. он организовал гастроли артистов труппы Балет Сан-Франциско в России. С Большим театром он сотрудничает в качестве балетмейстера. Юрий Михайлович отмечает, что обстановка в театре изменилась – по словам балетмейстера, с артистами теперь можно разговаривать только «с позиции пряника», но не «с позиции кнута», и в этом плане обстановка в Балете Сан-Франциско ближе к той строгости, к которой он привык у Петра Пестова. Скептически относится он к такой тенденции, как восстановление первых редакций классических балетов – по мнению Юрия Михайловича, восстановить их в полной мере невозможно.
В Большом театре Юрий Михайлович поставил спектакли на музыку – « », «Классическая симфония», но самой заметной его балетмейстерской работой на главной сцене страны стал балет « », созданный совместно с режиссером . Работая над этим проектом, балетмейстер не задумывался, кто будет «главным» – он или Серебренников, не считал, что режиссер отнимает у него славу – он полагал, что сотрудничество с Серебренниковым обогатило его в творческом плане. Задача была поставлена нелегкая, ведь «Герой нашего времени» – непростое для балетного воплощения произведение. Казалось бы, можно было пойти по пути наименьшего сопротивления, используя музыкальную классику XIX столетия, но Юрий Посохов считал, что новый балет должен создаваться на новую музыку. Написал ее . Сотрудничество балетмейстера с этим композитором продолжилось в дальнейшем – в 2017 г. Юрий Посохов поставил в Сан-Франциско балет «Оптимистическая трагедия» на музыку Демуцкого. Новым проектом, объединившим Посохова, Серебренникова и Демуцкого, стал балет «Нуреев».
Все права защищены. Копирование запрещено
Режиссер Кирилл Серебренников выступил как автор либретто, режиссер и художник спектакля, музыку написал питерский композитор Илья Демуцкий, а хореографом нового балета стал Юрий Посохов, премьер Большого до 92-го года, нынешний штатный хореограф Балета Сан-Франциско. Осуществив перевод лермонтовской прозы — в балет вошли три новеллы: «Бэла», «Тамань» и «Княжна Мери», — на язык пластики, Посохов сделал для истории русской литературы то, чего не могли добиться лермонтоведы последние сто лет. Роман предстал как живая 3D-история русской жизни с ее гордыней, смелостью, храбростью, нежностью, самопожертвованием, дружбой, сексом и смертью, превратив в день премьеры Лермонтова из рудимента в современного писателя.
Корреспонденту «МК» удалось вклиниться на час в поток событий в жизни хореографа-триумфатора: вот он репетирует дуэт с Игорем Цвирко и Дашей Хохловой в программе «Большой балет» на «Культуре», вот дает творческий вечер в Бахрушинском музее, — и расспросить о Лермонтове, о балете, о жизни и о себе.
— Юрий, самый счастливый момент на премьере когда наступает?
— Я только сейчас начинаю приходить в себя. Спектакль прошел, все на отдыхе, а ты думаешь: а был ли мальчик?! Обычно после премьеры у меня депрессивное состояние. Опустошенность какая-то наваливается. А вот восторг бывает за день до генеральной репетиции, когда видишь, что балет получился.
— А как вообще ставить балет и режиссеру, и хореографу? Как понять, кто главный, как отстаивать свою позицию?
— Мы не отстаивали, мы слушали друг друга. Перед началом работы я опасался… Кирилл действительно стремится доминировать. Но я хорошо сглаживаю острые углы.
— Когда вы начинаете работать над литературным произведением, чтобы что-то получилось, вам нужно полюбить героев?
— Есть такое выражение: attractive person, привлекательный, обаятельный. Если в балете нет героя сексуально привлекательного, то и ставить такой балет бессмысленно. Герой должен быть сексапильным. Публике нужна мечта, что-то выше уровня бытовой жизни. Я вот фильмы про жестокость, например, смотреть не могу. Конечно, не такие, как «Калигула» или «Убить Билла», — там образно передано настроение, — а бытовуху. Ее и так хватает в жизни, поэтому в театре всё должно быть «вздохнуть и ахнуть». Вот это называется «уровень художника», умение самые низменные проявления показать как высокое искусство.
— Печорин вам сразу приглянулся?
— К Печорину я стал относиться лучше благодаря артистам. Они такие красивые, талантливые! В романе он неказистый, невысокого роста, а тут выходят жеребцы… И угол зрения меняется.
Печорин мне симпатичен. Я понимаю его отношение к Максиму Максимовичу, которое сначала приятельское, а потом холодно-снобское, так бывает. Я и тут на стороне Печорина. Панибратство даже с хорошими людьми ни к чему хорошему не приводит.
— Но это ведь серьезная проблема: как, с одной стороны, держать дистанцию и при этом позволить себе открыться, быть искренним?
— А с другой стороны, люди боятся позволить себе признаться, что любят, боятся проявления чувств. В общем, вечные вопросы!
— Но, глядя на вашего Печорина, такого отважного, кажется, что он не боится смерти, потому что люди его не интересуют на самом деле. У него отношения с самим собой, он собой одержим. Глубоко внутри у него все его бесы, его враги…
— Ему интересна природа, сама жизнь, но не люди. Людей он изучил и хорошо понял. Люди ему скучны, предсказуемы. Он не боится смерти, рука на дуэли у него не дрожит.
— А вот эти русские упертость и авось — положительные качества, на ваш взгляд?
— Я не уверен, что это положительные качества, но и отрицательными их назвать не могу. Есть в этом своя правда. За счет этого возникает большая эмоциональность, сила духа, умение собраться.
— Вы с 92-го года живете на Западе. Сначала премьер Датского королевского балета, потом премьер и штатный хореограф Балета Сан-Франциско. Вы себя сами, наверное, ощущаете уже американцем?
— В профессии меня как американца не воспринимают. Меня здесь в какой-то момент отвергли как русского. Был такой момент. Но я себя чувствую, конечно, русским.
— Правду ли пишут в Фейсбуке, что балет ставился полтора года, а создан был за один день, накануне генеральной репетиции?
— Нет, конечно. Мы много работали, встречались, обсуждали. Хотя, конечно, все равно был форс-мажор. У нас три Печорина и три состава. И вот когда Большой уехал на гастроли на месяц в Бразилию, у нас не осталось ни одного Печорина и ни одного Казбича. Специальным приказом дирекции буквально из самолета удалось снять Игоря Цвирко. В первом составе Игорь — Казбич, в третьем — Печорин. Приходилось танцевать то за Казбича, то за Печорина. Голова шла кругом, я спрашивал: «Игорь, ты сейчас кто?». Так он и остался в первом составе и Печориным, и Казбичем. Казбича танцует в маске.
Илья Демуцкий целый год писал музыку. Когда я уезжал в последний раз, «Княжны Мери» не было. Я только за три месяца до премьеры получил партитуру.
— Вы, как Петипа, составляли композитору четкий план?
— Я обращался с ним, как Петипа с Минкусом и Чайковским. Сейчас не то время, когда можно жестко диктовать. Но у нас были моменты, когда я понимал, что в этом фрагменте не хватает музыки, например. И я просил Илью удвоить музыку. Илья делал. Потом нам с режиссером показалось, что в одном месте очень длинно, и мы сократили большой кусок. Потом я часть этого куска вернул. Я был на стороне режиссера. А потом позвонил Демуцкому: «Верни этот кусок, я без него жить не могу! Мы Кириллу не скажем, фрагмент вставим, а он не заметит!». Так оно и получилось. Это па-де-труа с Верой, Печориным и княжной Мери. И вот этой музыки не должно было быть! Представить себе не могу, если не было бы па-де-труа!
— Вера у вас расцвела, вышла на первый план. Вы ее, конечно, больше любите, чем княжну Мери?
— Я опасался, что на фоне моей любви к Вере Мери померкнет. Но нет! В Мери неожиданно для меня как для хореографа появилось что-то такое, чего я никак не ожидал. Может быть, это музыка, может быть, режиссура — Мери вдруг стала очень мощной фигурой.
— Но вы же сами сочинили балет, где дан современный взгляд на XIX век. И у вас, конечно, Вера на первом плане.
— Сначала было так. Но потом ситуация изменилась. Для Мери пришлось делать дополнительные выходы. Я понял, что она заслуживает того, чтобы ее возвысить.
— Да она же дурочка, Мери… Попала как кур в ощип, связалась с Печориным…
— Она не дурочка, она ребенок. Ну как студентка-заочница… Зато как она выросла! Девичьи страдания превратили ее во взрослую женщину.
— Да, это по-французски: чтобы быть красивой, надо страдать.
— И без французских поговорок вся русская жизнь построена на страдании. Русские везде страдают: и в жизни, и в литературе. И так было и в XIX веке, и в XX, и сейчас. И я вижу драматический бум, который происходит в . Неубиваемая любовь к красивому, литературному языку, потребность в осмыслении, в возвышении человеческих чувств.
Я думаю, что вслед за драмой — балет всегда немного отстает — в балете тоже скоро восторжествует большая форма, классические романы. Первые шаги уже сделаны. Вот Слава Самодуров будет делать «Ундину». Я очень рад, что это началось. Представляете, сколько спектаклей русских хореографов мы могли бы увидеть? У нас столько талантливых людей, которые ушли в никуда.
Я никогда не забуду и не прощу безвременья 80-90-х годов и 2000-х. Мы потеряли школу. Я работаю на Западе, на моих глазах росла английская школа хореографии, огромная плеяда хореографов: Кристофер Брюс, Кристофер Уилдон и Уэйн Макгрегор, Лиам Скарлетт …
— У нас в Большом был один балет Макгрегора — сейчас его сняли…
— Ну и не нужен он Большому театру!
— Почему?
— Потому что нужно браться не за имена. Нужно браться за идеи. Нужно не переносить оттуда их балеты, а создавать свои в Большом. Попробуйте уговорить Ноймайера создать что-то в Большом! Ни за что! Он может только перенести. Вот его сейчас отправь в зал, он растеряется, заплачет и работать откажется.
— А вы бы рискнули поставить на исторической сцене Большого?
— Можно было бы попробовать. Это интересно. На исторической сцене Большого вообще мало что может идти. Разве что Юрий Николаевич Григорович со своей монументальной хореографией удачно попал.
— Знаете, когда в «Бэле» пошли танцы горцев, стало вдруг понятно, что их ставит человек, который не один сезон танцевал в «Спартаке»… У вас была ностальгия по балетам Григоровича?
— Нет, ностальгии нет. Но, возможно, что-то такое проявляется на подсознательном уровне. Западные критики иногда подмечают в моих работах влияние советского периода. Если бы я был уверен в кордебалете, поставил бы другую, более сложную хореографию. Но они не могут считать, не справляются с рваным ритмом. Жалко… Музыка, правда, сложная. Но очень, на мой взгляд, удачная. Я влюбился сразу, выучил партитуру наизусть. Все раз-два-три-пять-шесть пропеть могу. У нас с композитором Демуцким большие планы.
— Балет по русской классике?
— Нет, по роману Бальзака.
— Как думаете, почему сейчас такая ностальгия по классическим сюжетам? Хотят видеть норму? Теплые человеческие отношения? Традиционную семью, например?
— С возрастом понимаешь, что ближе, роднее и ценнее, чем семья, ничего нет. У меня не всегда все складывалось гладко, были разные периоды. И я знаю, что это не всегда можно удержать. Но для меня это самая большая ценность на свете. Это не обсуждается. Если у вас другое мнение — оставьте его при себе.
— Ну тогда если Печорин симпатичный вам человек, то он с годами тоже должен жениться, следуя вашей логике?
— Верю: он женится, у него будет много детей! Не знаю, почему спектакль получился такой, но я ощущаю его как продолжение «Евгения Онегина». Словно сейчас войдет Онегин, и они разложат по полочкам все вопросы русской жизни.
Последняя балетная премьера этого сезона - самая интригующая: все сделано с нуля. Композитор Илья Демуцкий впервые написал музыку для балета. Режиссер Кирилл Серебренников впервые выступил как балетный режиссер. Юрий Посохов - хореограф опытный, известный по обе стороны океана, однако и у него тоже дебют: с Демуцким и Серебренниковым он раньше не работал, да и познакомился незадолго до начала постановки. Над своим детищем соавторы трудились бок о бок, как в свое время Петипа, Чайковский и Всеволожский над "Спящей красавицей". Результат их штудий непредсказуем - уж слишком трудным для переложения на язык тела кажется "Герой нашего времени". С точностью известно лишь то, что нас ожидает балет большой, двухактный. В основе сюжета - три главы романа Лермонтова: "Бэла", "Тамань" и "Княжна Мери". В каждой из частей балета роль Печорина будут исполнять разные артисты - таким способом авторы подчеркивают трансформацию характера героя. Об остальных подробностях таинственного постановочного процесса Татьяна Кузнецова расспросила хореографа Юрия Посохова
Как появился "Герой нашего времени"?
Когда Сергей Филин стал худруком Большого и позвал меня ставить балет - впервые за много лет после моей "Золушки", за что я ему очень благодарен,- я предложил ему "Войну и мир". Эта идея моего друга, режиссера Юрия Борисова. Он и композитора посоветовал - Бориса Чайковского. Но Сергей решил, что спектакль должен быть совсем новый - с новой музыкой. Я назвал "Евгения Онегина" - чтобы, наконец, в балете появился русский Онегин. Но в Большом предпочли балет Крэнко. Может, и правильно - зрители его любят. И тогда Кирилл Серебренников (а мы сразу решили, что он будет режиссером на моей постановке) предложил "Героя нашего времени". Он взял на себя все: написал сценарий, нашел композитора - Илью Демуцкого, придумал сценографию, даже костюмы.
В общем, подмял под себя весь проект.
Я бы сказал так: мне предложили вступить в проект, когда все условия были уже установлены. Жесткие условия, но я даже рад - это стимулирует. У меня привычка ставить фрагментами, кусками из разных актов, я всегда так работаю, хотя общий план у меня, конечно, есть. Спектакль собирается только в конце постановочных репетиций - и это мой самый любимый, можно сказать, мистический момент постановки. "Героя" мы с Кириллом постоянно обсуждаем, он активно участвует в репетициях, в чем-то меня переубеждает, в чем-то я - его. Кирилл очень хорошо чувствует, что правильно, что неправильно. Что вранье, что не вранье. Мы с ним сразу решили: истории рассказывать не будем. Сосредоточимся на отношениях героев, на их душевных состояниях, сюжет достроят в воображении зрители. Балет у нас получается большой - три части, но камерный по форме: в самой многолюдной сцене "Княжны Мери" всего 16 пар кордебалета. И те на Новой сцене Большого едва умещаются.
Декораций много?
Да нет, море в "Тамани" сделать так и не удалось. Мы хотели на полсцены устроить бассейн, но оркестр запротестовал - побоялся, что затопим. Может, и к лучшему - для танцев больше места осталось. Теперь в "Тамани" и "Бэле" сцена у нас раскрыта до кирпичей. Даже не знаю, как с этим быть - надо же артистов куда-то уводить и откуда-то вводить. А в "Княжне" построили старинный гимнастический зал Ессентуков - Кирилл про него вспомнил, даже фотографию дореволюционную притащил.
Так у вас "Герой" нашего времени или XIX века?
Если вы о том, переносили ли мы действие в современность, то нет.
Я спрашивала скорее о том, наш ли современник Печорин?
У нас три разных Печорина. В каждом акте - свой, всего - девять человек, три состава.
То есть практически все премьеры и ведущие солисты Большого? А ведь героинь у Лермонтова еще больше.
С балеринами в Большом проблем нет. Другое дело, что почти все хотели танцевать княжну Мери. Я говорю: "Зачем тебе княжна? Печорин ее не любит, дуэтов у них нет. Другое дело Вера - любимая женщина, два свидания наедине". Нет, подавай им княжну!
И кто ее получил?
Светлана Захарова. Она - мой первый состав. Бэла - Ольга Смирнова, я безумно рад, что она вышла после травмы. Но вообще-то все меняется постоянно - на репетиции одни приходят, другие уходят.
То есть как?
Ну как? Артист говорит: "Устал" - и не приходит. В Большом театре это в порядке вещей - после репертуарного спектакля премьер или прима дает себе отдохнуть денек. Ну и накануне спектакля не ходят - силы берегут. В день спектакля - тем более. Вот три дня и вылетают. У нас в Сан-Франциско такое, конечно, невозможно, но со своим уставом в чужой монастырь... Вот вчера я сам был Печориным на репетиции - надо было дуэт доставить. Потом придется отдельно с артистом его разучивать.
Но танцуют-то хорошо?
Хорошо. Только по-своему. Говорят, например: "Ой, мне так не идет. Такие руки не красивые. Так мне неудобно". Мою хореографию они подстраивают под себя - танцуют, как им удобно, от этого теряются важные детали. И что мне остается делать? Только работать и бороться с этим.
Легко ли ставить на музыку Демуцкого? Вы же раньше не знали этого композитора?
Не знал, но до постановки послушал его вещи. И пришел в восторг. Потом мы несколько раз встречались все втроем, обговаривали концепцию, подробности. Оказалось, мы говорим на одном языке - удивительно, я даже не ожидал. И центр нашей троицы - Илья, самый тихий, самый скромный. Потому что его музыка совершенно гениальная, она подчиняет и покоряет. Но непривычная для балета. То есть это вам не Чайковский. Приходится считать, причем счет трудный, неровный. Даже мне потребовалась помощь композитора - он прислал толстую рукопись, где в каждой сцене счет расписан по тактам. Но наши артисты считать не приучены, они слушать привыкли. А здесь им надо запомнить не только хореографию, но и счет. На Западе наоборот - там любую музыку артисты просчитывают с ходу, еще и мне объясняют, как считать.
Я должен поставить один балет в сезон. Я его уже сделал этой весной. Одноактный, "Пловец" называется. И полгода свободен как ветер. Это, конечно, здорово - есть время для разных проектов. Вот Нина Ананиашвили опять позвала в Тбилиси, задумали балет о Коко Шанель. Про композиторов пока спорим. Там хотят Равеля и Дебюсси, я - Стравинского. Та же эпоха, но музыка гораздо интереснее, да и для Коко он был не посторонний. Андрей Кончаловский предложил поставить хореографию в мюзикле. Я никогда такого не делал, но это - "Преступление и наказание". Как отказаться? Мне вообще в балете нравятся истории, характеры. Я знаю, как это надо ставить, я это люблю. А на Западе требуются одноактные бессюжетные балеты. Там хореографы ловко наловчились их ставить, классно с телами работают. Я, конечно, тоже поднаторел в этом деле, но все-таки русской натуре - и хореографа, и артиста, и зрителя - ближе драма. И лучше - из классической литературы.
Родился в Луганске (Украина). В 1982 г. по окончании Московского хореографического училища (сегодня Московская государственная академия хореографии), где занимался в выпускном классе у Петра Пестова, был принят в балетную труппу Большого театра.
В течение 10 лет в его репертуар вошли главные партии в балетах П. Чайковского - "Лебединое озеро" (хореография А. Горского, М. Петипа, Л. Иванова в редакции Ю. Григоровича), "Спящая красавица" (хореография М. Петипа в редакции Ю. Григоровича) и "Щелкунчик" (хореография Ю. Григоровича), партия Альберта в "Жизели" А. Адана (хореография Ж. Коралли, Ж. Перро, М. Петипа в редакции Ю. Григоровича), главная партия в балете "Шопениана" (хореография М. Фокина), партия Сирано де Бержерака ("Сирано де Бержерак" М. Констана в постановке Р. Пети), Ромео ("Ромео и Джульетта" С. Прокофьева в постановке Ю. Григоровича) и другие. Он стал первым исполнителем на сцене Большого театра заглавной партии в первом поставленном тут балете Джорджа Баланчина - балете "Блудный сын" С. Прокофьева.
В 1992 г. подписал контракт с Королевским Датским балетом, а посредством год был приглашен выполнить партию Принца Дезире в "Спящей красавице", поставленной Хельги Томассоном, с труппой Балет Сан-Франциско. С 1994 г. он является премьером этой труппы. В 1999 г. организовал гастроли части ее танцовщиков в России - турне прошло под названием "Балет без границ".
С конца 1990-х активно работает как хореограф.
Среди его работ: "Испанские песни" (1997 г., номер поставлен для примы Балета Сан-Франциско Мюриэль Маффр); "Дуэт для двоих" (1997 г., поставлен для Джоанны Берман); "Impromptu" на музыку А. Скрябина (1997 г., поставлен для Фелипе Диаса; номер был показан на Международном конкурсе в Джексоне).
В 2002 г. он поставил балет "Проклятые" по мотивам трагедии Еврипида "Медея". Этот спектакль был включен в гастрольный тур театра и показан на сцене Нью-Йорк Сити Центра.
В 2004 г. поставил балет "Штудии в движении" на музыку А. Скрябина и для труппы Балет Орегона "Жар-птицу" И. Стравинского, следом премьеры пригласившего его продолжить сотрудничество.
"Магриттомания" была создана в рамках проекта Балета Сан-Франциско "Открытия" (2000 г.), в 2001 г. Посохов был удостоен за эту постановку премии Айседоры Дункан, присуждаемой критикой в целях поощрения балетных компаний Западной Калифорнии.
Так же читайте биографии известных людей:
Юрий Васильев Yury Vasiliev
Центровой московского Динамо в интервью Sportsру рассказал о причинах поражения от УНИКСа, собственных задачах на площадке и перспективах попадания..
Юрий Корнеев Yury Korneev
Играя на позиции форварда, Юрий Корнеев становился семикратным Чемпионом СССР (1959, 1961, 1962, 1963, 1964, 1965, 1966 гг.). В составе сборной..
Родился в Луганске (Украина). В 1982 г. по окончании Московского хореографического училища (ныне Московская государственная академия хореографии), где занимался в выпускном классе у Петра Пестова, был принят в балетную труппу Большого театра.
В течение 10 лет в его репертуар вошли главные партии в балетах П. Чайковского - "Лебединое озеро" (хореография А. Горского, М. Петипа, Л. Иванова в редакции Ю. Григоровича), "Спящая красавица" (хореография М. Петипа в редакции Ю. Григоровича) и "Щелкунчик" (хореография Ю. Григоровича), партия Альберта в "Жизели" А. Адана (хореография Ж. Коралли, Ж. Перро, М. Петипа в редакции Ю. Григоровича), главная партия в балете "Шопениана" (хореография М. Фокина), партия Сирано де Бержерака ("Сирано де Бержерак" М. Констана в постановке Р. Пети), Ромео ("Ромео и Джульетта" С. Прокофьева в постановке Ю. Григоровича) и другие. Он стал первым исполнителем на сцене Большого театра заглавной партии в первом поставленном здесь балете Джорджа Баланчина - балете "Блудный сын" С. Прокофьева.
В 1992 г. подписал контракт с Королевским Датским балетом, а через год был приглашен исполнить партию Принца Дезире в "Спящей красавице", поставленной Хельги Томассоном, с труппой Балет Сан-Франциско. С 1994 г. он является премьером этой труппы. В 1999 г. организовал гастроли части ее танцовщиков в России - турне прошло под названием "Балет без границ".
С конца 1990-х активно работает как хореограф.
Среди его работ: "Испанские песни" (1997 г., номер поставлен для примы Балета Сан-Франциско Мюриэль Маффр); "Дуэт для двоих" (1997 г., поставлен для Джоанны Берман); "Impromptu" на музыку А. Скрябина (1997 г., поставлен для Фелипе Диаса; номер был показан на Международном конкурсе в Джексоне).
В 2002 г. он поставил балет "Проклятые" по мотивам трагедии Еврипида "Медея". Этот спектакль был включен в гастрольный тур театра и показан на сцене Нью-Йорк Сити Центра.
В 2004 г. поставил балет "Штудии в движении" на музыку А. Скрябина и для труппы Балет Орегона "Жар-птицу" И. Стравинского, после премьеры пригласившего его продолжить сотрудничество.
"Магриттомания" была создана в рамках проекта Балета Сан-Франциско "Открытия" (2000 г.), в 2001 г. Посохов был удостоен за эту постановку премии Айседоры Дункан, присуждаемой критикой в целях поощрения балетных компаний Западной Калифорнии.
