Внук иосифа сталина александр бурдонский: "дед был настоящим тираном. не могу видеть, как кто-то пытается придумать ему ангельские крылья, отрицая совершенные им преступления". Бурдонский: Сталин умер одиноким и с голым задом Александр бурдонский семья де
Прошло 40 дней, как ушел из жизни народный артист РФ Александр Бурдонский.
45 лет он верой и правдой служил Театру Российской армии. В одном из интервью признался, что хочет уйти на пике. Так и получилось… вспомнили Александра Васильевича вместе с его коллегами по сцене.
Поскольку печальное событие произошло совсем недавно, я в первую очередь спросила, при каких обстоятельствах это случилось.
– Когда Бурдонский попал в больницу, позвонила и спросила у него: «Вы не залежались?» Он ответил, что пока не будет выписываться. На него это было совсем непохоже, – сказала мне народная артистка России Ольга Богданова, ведущая актриса Театра Российской армии. – Александр Васильевич не казался здоровым: бледный, худенький, но у него была невероятная сила духа. На репетициях у него буквально открывалось второе дыхание и все болезни уходили. Казалось, что он на этой силе духа и продержится.
Однако через какое-то время, 9 мая, она позвонила актеру, чтобы поздравить с Днем Победы, и спросила, как бы он отнесся к визиту. Бурдонский сказал: «Обязательно приходи». Слово «обязательно» ее насторожило. И через два дня актриса решила его навестить.
– Честно говоря, немного побаивалась этой встречи, – призналась она мне. – Решила морально подготовиться, попросила медсестру, чтобы меня встретила. Но так получилось, что мы с Бурдонским столкнулись в коридоре. И он очень просто сказал: «Знаешь, у меня рак». У меня все тогда похолодело внутри. Стал рассказывать, что предстоит химиотерапия. Ему было важно знать, сколько еще отпущено и сможет ли после процедур вернуться домой, чтобы работать. Я подбадривала, говорила, что мы, актеры, его очень ждем и готовы бегать к нему на репетиции...
Прощание с Александром Бурдонским / Стоп-кадр YouTube
Почему не взял фамилию вождя?
Несмотря на то, что Александр Бурдонский был внуком Иосифа Сталина, знаменитого деда он видел только на похоронах. Бурдонский с рождения носил фамилию своего отца Василия, был Сталиным, но потом решил взять фамилию матери Галины. Будучи мальчиком, уже понимал, что его дед был палачом многих невинных душ, и называл его тираном.
– В день смерти Сталина мне было ужасно стыдно, что все вокруг рыдают, а я нет, – признавался в одном из интервью Александр Бурдонский. – Сидел возле гроба и видел толпы рыдающих людей. Я скорее был этим испуган, потрясен. А что хорошего я мог к нему питать? За что благодарить? За искалеченное детство, которое у меня было? Быть внуком Сталина – тяжкий крест.
С младенчества ему вбивалось в голову, что надо быть отличником в школе, вести себя примерно. Потом говорили, что должен быть воином, в Суворовское училище отправили, хоть Александр этому сопротивлялся.
Мама Бурдонского разошлась с Василием Сталиным, не выдержав его пьянок, измен и скандалов. Поговаривали, что Василия буквально с пеленок пристрастил к алкоголю его отец: он дразнил жену Надежду Аллилуеву, наливая рюмку годовалому мальчику. Василий лишил Галину возможности общаться с детьми. Ее место заняла мачеха Екатерина Тимошенко.
– Она была женщиной властной и жестокой, – вспоминал Бурдонский. – Мы, чужие дети, ее, видимо, раздражали. Нам не хватало не только тепла, но и элементарной заботы. Кормить нас забывали по три-четыре дня, одних запирали в комнате. Мачеха с нами страшно обращалась. Сестру Надю била жесточайшим образом – у нее почки были отбиты.
Детей у него не было
После таких испытаний Бурдонский все же смог не потерять веру в любовь. Со своей супругой Далей Тумалявичуте (ее не стало в 2006 году) режиссер прожил в счастливом браке 40 лет, но детей у них не было. Как он считал, потому что было слишком тяжелое детство. Свою нереализованную отцовскую любовь отдавал студентам ГИТИСа.
По словам Александра Васильевича, у него было три безумных любви – мама, жена и театр.
– Он был скептичным, саркастичным. Иногда и деспотичным, и грозным: мог прикрикнуть на актеров, если они его не слышали, не чувствовали или не шли с ним в одном русле, – поделилась воспоминаниями актриса Театра Российской армии Анастасия Бусыгина. – Он любил нас больше своей жизни. У него дома хранились все наши подарки, фотографии с нами. Он не был одиноким. И когда уходил из жизни, рядом были любимые люди.
В день, когда не стало Александра Васильевича, на сцене шел его любимый спектакль «Чайка» по А. П. Чехову.
– Он лежал в хорошей частной клинике, – говорит актриса Ольга Богданова. – Актеры пообещали заехать к нему после спектакля. Александр Васильевич дождался. Они рассказали, как прошел спектакль. И после этого на их глазах он впал в забытьё и покинул этот мир.
Театральный режиссер.
Заслуженный деятель искусств РСФСР (29.07.1985).
Народный артист России (21.02.1996).
Прямой внук И. В. Сталина, старший сын Василия Иосифовича Сталина (1921-1962) от первой жены Галины Бурдонской (1921-1990).
Он вспоминал: «Совместная жизнь у родителей не сложилась. Мне было четыре года, когда мама от отца ушла. Детей ей взять с собой не позволили. Нас разлучили на восемь лет».
В 1951-1953 годах учился в Калининском суворовском училище.
Позже поступил на актерский курс студии при театре "Современник" к Олегу Николаевичу Ефремову. В 1966 году поступил в ГИТИС (ныне РАТИ) на режиссерское отделение курса Марии Осиповны Кнебель, одновременно экстерном окончив школу и получив аттестат зрелости.
По окончании ГИТИСа в 1971 году его приглашает играть шекспировского Ромео Анатолий Эфрос в театр на Малой Бронной. Спустя три месяца Мария Кнебель зовет с собой своего ученика в Театр Армии ставить спектакль "Тот, кто получает пощечины" Леонида Андреева, в котором сыграли Андрей Попов и Владимир Зельдин. После осуществления этой постановки, в 1972 году главный режиссер ЦТСА Андрей Алексеевич Попов предложил А.В. Бурдонскому остаться в Театре Армии.
Режиссер Центрального академического театра Советской (Российской) Армии.
Поставил два спектакля в Малом театре и в Японии. Страна восходящего солнца увидела "Чайку" А. Чехова, "Вассу Железнову" М. Горького и "Орфей спускается в ад" Т. Уильямса.
Преподавал в ГИТИСе (РАТИ).
Был женат на своей однокурснице Дале Тамулявичюте (1940-2006), режиссере Государственного молодежного театра Литвы.
театральные работы
Спектакли, поставленные в ЦАТРА:
«Тот, кто получает пощечины» Л. Андреева
«Дама с камелиями» А. Дюма-сына
«Снеги пали» Р. Феденева
«Сад» В. Арро
«Орфей спускается в ад» Т. Уильямса
«Васса Железнову» М. Горького
«Ваша сестра и пленница» Л. Разумовской
«Мандат» Н. Эрдмана
«Условия диктует леди» Э. Элиса и Р. Риза
«Последний пылко влюбленный» Н. Саймона
«Британник» Ж. Расина
«Деревья умирают стоя» А. Касоны
«Дуэт для солистки» Т. Кемпински
«Шарады Бродвея» М. Орра и Р. Дэнем
«Арфа приветствия» М. Богомольного
«Приглашение в замок» Ж. Ануя
«Дуэль королевы со смертью» по пьесе «Смех лангусты» Д. Маррелла
«Та, которую не ждут…» по пьесе «Утренняя фея» А. Касоны
«Чайка» А.П. Чехова
«Элинор и её мужчины» Дж. Голдмена
"Сегодня ночью Александр Васильевич скончался", – сообщили "Интерфаксу" в театре, где работал режиссер. Александр Бурдонский с 1972 года служил в Театре Российской армии. Здесь он получил звания заслуженного деятеля искусств РСФСР (1985 год) и народного артиста России (1996 год).
ПО ТЕМЕ
Коллеги выражают соболезнования по поводу горького события. Первой высказалась народная артистка СССР Людмила Чурсина.
"Ушел человек, который знал о театре все. Александр Васильевич был настоящим трудоголиком. Его репетиции были не просто профессиональными занятиями, а и жизненными размышлениями. Он много воспитал молодых актеров, которые его обожали. Уход Бурдонского – огромная потеря для театра, а для меня это личное горе. Когда умирают родители, наступает сиротство, а у меня с уходом Александра Васильевича наступило сиротство актерское", – цитирует Чурсину РИА Новости.
Как писали , Александр Васильевич Бурдонский родился 14 октября 1941 года в Куйбышеве (ныне – Самара). В 1951-1953 годах учился в Калининском суворовском училище. Пройдя актерский курс при театре "Современник" у Олега Ефремова, в 1966-м поступил на режиссерское отделение ГИТИСа к Марии Кнебель.
Александр Бурдонский скончался вечером 23 мая в больнице после тяжелой болезни. Причина смерти – проблемы с сердцем.
НЕТ ДЛЯ СТАЛИНА ШЕКСПИРА
РЕЖИССЕР АЛЕКСАНДР БУРДОНСКИЙ: “НЕ ЗНАЮ, КАК Я НЕ СПИЛСЯ И НЕ ПОКОНЧИЛ С СОБОЙ…»
Его дед – Иосиф Сталин, отец – Василий Сталин, бабушка – Надежда Аллилуева, тетя – Светлана Аллилуева. Каждое имя – страница истории. Мальчик из такой семьи имел все шансы стать «царским» сынком, но он сознательно отказался от магической фамилии «Сталин». Александр Бурдонский не состоял и не участвовал. Любимый ученик Марии Кнебель, он уже сорок лет служит в театре Российской Армии. В профессии режиссера родословная не играет особой роли. Какие бы предки не стояли за твоей спиной, со сценой ты один на один.
«Зачем трясти фамилией?»
- Александр Васильевич, легендарная Сара Бернар сказала такую фразу: «Жизнь постоянно ставит точку, а я ее меняю на запятую». А вам приходилось менять знаки препинания?
- Жизнь ставила мне точку много раз. Иногда думаю, как я выжил и не нахожу ответа на этот вопрос. Не знаю, как я не спился, не сошел с ума, не опустился, не пошел по какой-то другой дороге. Гены, наверное, мамины хранили. Точка могла быть поставлена, когда я в Германии из окна выпал вместе с рамой. Там второй этаж был высокий, но я упал на крону цветущего дерева.
- Дети с громкими фамилиями часто присваивают себе родительские заслуги. У них на лице написано большими буквами: «Вы что, не знаете кто я?» А вы такой скромный человек.
- С нами такого и быть не могло. Когда я был мальчишкой, мы ехали зимой на дачу. Я сидел прилепленный к стеклу, а у поворота на Рублевское шоссе дежурил милиционер. Я не удержался и показал ему язык. Он остановил нашу машину, и мне от родных попало так, что на всю жизнь отучило кого-то из себя строить. И вообще фамилию «Сталин» я никогда к себе не относил. Был кто-то там наверху, и меня это мало трогало. Я впервые об этом узнал, когда он умер. Тогда я учился в Суворовском училище, меня погрузили в самолет, привезли в Москву и посадили в Колонном зале. Там все плакали. А я не понимал, почему я должен плакать. У меня не было никаких эмоций. Как я мог убиваться из-за смерти Сталина? Он – Сталин, а я – кто? У меня никаких связей с ним не было, ни внутренних, ни внешних.
- Вы его и дедушкой никогда не называли?
- Это было не принято. А уж кичиться родством в голову бы не пришло. Сталина я видел раза два-три, и то мы стояли на трибунах, и я наблюдал, как он поднимался по лестнице наверх. С собой я его никак не соотносил. Когда я об этом где-то сказал, получил письмо от одной женщины: «Как вам не стыдно! Вы – культурный человек, а позволяете себе такую ложь! Я сама видела, как он играл с вами в песочнице!» Ну, счастливая…
Я ведь родился в 41-м году. Какие внуки, когда война? Потом у него был тяжелейший инфаркт. У моего отца менялись жены, Сталин это не приветствовал, и вообще всем тогда было не до нас. Он был холодный и жесткий человек. Светлане что-то перепадало, потому что она была девчонкой. Но после истории с Каплером ее отношения с отцом поддерживались тоже на расстоянии, и это было лучше.
- Фамилию вы поменяли уже после смерти Сталина?
- В моей метрике фамилия «Сталин». В школе я был Васильевым. Зачем трясти фамилией? А Бурдонским я стал, когда нас вернули маме. Это было мое решение. Моя сестра Надя в школе тоже была Бурдонской, а, когда стала получать паспорт, взяла фамилию по метрике.
- А в школе знали, что вы – внук Сталина?
- Этому не придавалось значения. Никто никогда передо мной не лебезил. Я помню свою первую учительницу – прелестную женщину Марию Петровну Антушеву, царство ей небесное, она первую оценку мне поставили четверку, хотя можно было поставить пять. Спустя годы я понял, что этим она меня тоже ставила на место.
- Одноклассники к вам могли приходить в гости?
- Мы жили в особняке на Гоголевском бульваре, я терпеть не мог и дом этот, и комнату свою. У меня был друг – Володя Шкляр. Его семья жила в двухэтажном доме прямо за школой. Дедушка его был портной, с пейсами, в кипе. Дома мне у них очень нравилось: стояли бальзамины на окнах, в маленьких комнатках было уютно и хорошо.
- А как выглядела ваша комната?
- Она была длинная, как пенал, и очень аскетичная: солдатская кровать, письменный стол, стул, тумбочка и стенной шкаф, покрашенный масляной краской. Единственной роскошью было радио с одной «чупочкой», которую можно было крутить. Поскольку я очень любил читать и читал везде, где можно и нельзя, сидел с книжкой на лестнице, там горела лампочка, а радио слушал под подушкой. С той поры я знаю наизусть практически все оперы.
- Но какие-то привилегии у внука вождя были? Например, машина с шофером?
- У меня? Это басни. В первом классе меня начали возить на машине. Наверное, просто следили. Я просил, чтобы останавливали автомобиль пораньше, чтобы ребята не видели. Это, наверное, свойство моего характера. Я иногда смотрю на Ксению Собчак, которая у нас такая официальная левая девушка, при поддержке Путина и Медведева. Вот останавливает сотрудник ГИБДД ее машину и слышит тираду: «Вы знаете, что я с вами сделаю?» Я никогда не чувствовал, что принадлежу к какому-то избранному кругу. Одевали нас очень бедно, потому что денег особых не было. Мне перешивали одежду из каких-то старых вещей. Сохранилась детская фотография, на которой я в пальто, застегнутом на левую сторону, то есть перелицованном.
Кто в койку, кто на попойку!
- Как ваши родители познакомились?
- Их познакомил ее жених Володя Меньшиков, в ту пору известный хоккеист, красивый, как голливудский актер. Первая встреча произошла на знаменитом катке на Петровке. Мама жила тогда на Кировской, а отец летал над площадью и бросал цветы. На мотоцикле гонял и в стойку его ставил. Бабушке это нравилось, а дедушка был категорически против. И он сказал: «Замуж она выйдет только через мой труп. За эту проститутку в брюках она не пойдет!» И отец его боялся, даже притихал в его присутствии.
- Александр Васильевич, у вас с отцом какое-то общение было?
- Я его боялся и не любил. Иногда мы обедали вместе, но вообще он жил отдельно, своей жизнью.
- Ваше детство было трагичным.
- Я должен порадовать всех, кто очень хлопочет по поводу сталинской семьи. Судьбы у всех сложились очень драматично. И у внуков, и у детей.
- Скажите, а вы со Светланой Аллилуевой общаетесь?
- Общаюсь. Светлана, как и я, человек настроения. Когда она звонит, я с удовольствием с ней разговариваю, Если пишет – отвечаю. Я очень люблю ее предпоследнюю книгу «Другая музыка», она получилась очень личная, похожая на исповедь со вторым планом.
- Кому из родных вы благодарны?
- Нас очень неплохо воспитывала Капитолина Васильева, третья жена моего отца. Мы занимались спортом, я плавал, бегал. Ее период я вспоминаю добрым словом, за исключением Суворовского училища, в котором учиться я очень не хотел. Тому была причина. Ко мне в школу пришла бабушка и устроила мне встречу с мамой в подъезде. Мы даже не говорили, только плакали: мы не виделись восемь лет. Кто-то, наверное, донес, потому что отец узнал об этом, жутким образом меня излупил и отправил с глаз долой.
- Как объяснить, что он не позволял вам даже встречаться?
- Не простил, что она от него ушла. Он нас ей не отдал. Сначала отец хотел поделить детей, но мама на это не пошла. Это был мудрый шаг, потому что мы с сестрой – погодки, и вдвоем мы выстояли. В первый раз мама уходила от отца в 43-м году, когда она была беременна Надей, а у отца был роман с Ниной Кармен, женой режиссера Романа Кармена. И тогда Светлана обратилась к Сталину. Маме дали квартиру, дачу и машину с шофером. Отец покрутился-покрутился, потом прибежал: «Я тебя люблю, прости!» И она, конечно, простила, на что Сталин сказал: «Все вы бабы – дуры! Простила – ну и зря!» И, когда в конце 45-го мама опять ушла от отца, а Светлана попыталась снова с этим сунуться к Сталину, ответ был такой: «Нет, пусть решают свои дела сами. Ей было трудно – я помог, а больше ей помогать не хочу».
- А ваш отец не пытался ее вернуть?
- Пытался. Но она не хотела. Тогда он поехал стрелять ей по окнам. Мама жила в Еропкенском переулке на Арбате, где у бабушки были две комнаты в коммуналке на первом этаже. К счастью, пуля попала бабушке в бриллиантовую серьгу. Ее вырвало из уха, а мама убежала через кухню и спряталась у друзей. Это были такие паратовские номера: «Не доставайся ты никому». У мамы был любимый фильм в юности «Бесприданница», где Паратов Ларисе шубу под ноги бросал.
- Несмотря на последующие браки, Василий Сталин продолжал любить свою первую жену – вашу маму?
- Во всяком случае, он не дал ей развода. Она хотела развестись, потому что ее на работу не брали: в паспорте стоял штамп, и все боялись ее брать. И тогда женщина-домоуправ у бабушки на Арбате сказала: «Галя, давай мне паспорт!» Бросила его в печку, и маме дали новый уже без штампа. Так что, когда отец с Катериной Тимошенко расписывался, он с мамой не был разведен.
- Когда же вы смогли жить с мамой?
- В 53-м, уже после смерти Сталина, она писала Ворошилову, и нас ей отдали. Отец уже был арестован.
- Екатерина Тимошенко, действительно, была злой мачехой?
- Я очень ее не любил, и еще долго недобро ее вспоминал, но, когда стал старше, начал ее жалеть и понимать причины ее жестокости. Как-то она мне позвонила уже после смерти отца. Я к ней пришел часа в два дня, а закончили мы беседу на следующий день в то же время. Сутки проговорили. Он ее бил и никогда не любил, этот брак собрали «доброжелатели». Начальник охраны Сталина – Власик сказал маме: «Галечка, надо говорить вещи, которые ты можешь услышать от летчиков». Но надо знать мою маму: она отказалась в резкой форме. Власик ответил, что даром ей это не пройдет. А Екатерина, вероятно, дала согласие. В любом случае, она наказана. Сын умер от передозировки наркотиков, а дочь была очень больна.
- Я читала, что она вас с сестрой била смертным боем. У Нади даже почти были отбиты. Чем можно колотить ребенка, чтобы нанести такие травмы?
- Плеткой. У нас собаки были. Для наказания держали кожаную плетку. Если ее взять наоборот, человека можно убить. Не хочется вспоминать. Пусть это останется на ее совести. Я понял, что всех надо прощать. Возможно, во мне говорит профессия. Прежде, чем играть персонажа, надо понять, почему он поступил так, а не иначе.
- Вы ездили к отцу в тюрьму?
- Ездил. Мне его было жалко. Я много лет не прощал ему маму и всю свою жизнь, но спустя годы все, конечно, простил. Он понимал, что его жизнь искалечена. Как-то, когда он кипешился, мама сказала: «Вась, не можешь ли ты взять себя в руки?» Ей было стыдно за его пьяный дебош. Он ей сказал: «Неужели ты не понимаешь, что я живу до тех пор, пока жив мой отец». Так и случилось. Его посадили меньше, чем через месяц после смерти Сталина.
- Психологически его можно понять…
- Наверное. Тут еще роль сыграла война, которая дала послабление и искалечила ему жизнь. Отец ведь на фронте начал заливать глаза.
- Вокруг смерти Василия Сталина много слухов. Будто его отравили или сделали смертельный укол. Капитолина Васильева вспоминала, что не видела швов – значит, не делали вскрытие.
- Что говорить, если ты не знаешь. Столько читаешь вранья о своей семье! Знаете первый закон истории по Цицерону? Бояться нужно какой бы то ни было лжи, а потом можно не бояться никакой правды. Швы были. Я это видел, и Надя видела, у меня зрительная память, как мгновенная фотография.
- Вы почувствовали горе?
- Ошеломляющее горе было, когда умерла моя мама и когда не стало моей сестры – близких мне людей. Отца было жалко, я понимал, что его жизнь загублена, но тогда еще я его не прощал. Это позже пришло, когда я сам доехал до сороковника. Потом его прощала мама, она его любила, конечно. Говорила: будешь старше – поймешь, у отца ужасающее окружение и ужасающая жизнь. После смерти его матери – Надежды Аллилуевой каждый старался на нем что-то сделать, куда-то завлечь: кто в койку, кто на попойку.
- О жизни Надежды Аллилуевой написано немало. Отчего-то запомнилось, что она носила штопаные вещи.
- Они жили небогато. Это же не теперешние вожди. Она и рожала в обыкновенном роддоме. Когда бабушка поехала в Германию, она привезла себе какие-то наряды. Потом нам отдали сундук с ее вещами. В одном платье ее похоронили, еще было, как сейчас помню, черное шелковое платье с черным жакетом, очень элегантное, с аппликациями, бежевое летнее платье, пальто с котиковым воротником и туфли, которые я отдал в театр «Современник» для спектакля.
Шекспир для Сталина
- А вам никогда не предлагали сыграть роль Сталина?
- Предлагали. Это пошлость, я бы не стал этого делать никогда. Я один раз чуть дрыгнулся, когда меня Сергей Федорович Бондарчук позвал играть в фильме «Красные колокола». Даже поехал на пробы. Тогда я был мало похож на Сталина. Потом приехал домой, и мама сказала: «Подумай, тебе это нужно? Это такие нервы!» Однажды вообще бешеный гонорар предлагали. Я бы согласился, если бы это снимал Висконти, и был бы изумительный сценарий. Можно работать с большим мастером, чтобы не плохого или хорошего Сталина изобразить, а правду истории. Его сыграть вообще-то интересно. Может быть, когда-нибудь будущий Шекспир напишет его характер во всех противоречиях и сложностях. Но пока такого пока не попадалось.
- Кто из исполнителей роли Сталина подошел ближе всех?
- Все по лекалу делалось. Пожалуй, интересней всех из тех, кого я видел, американский актер Роберт Дювал, который играл его в фильме «Сталин». Это была интересная попытка показать именно многозначность личности.
- Александр Васильевич, как вы относитесь к инициативе московских властей повесить в городе портреты Сталина к 9 мая?
- Никак не отношусь. Пусть вешают или не вещают – меня это мало трогает. У меня тоже к нему сложное отношение, но победу от него отставить можно, а его от победы – нельзя. И никуда не деться – это правда истории. Можно говорить, что он был дурак и ничего не понимал в войне, и выиграли вопреки ему. Но есть Жуков, Конев, Баграмян, Рокоссовский, конструкторы по танкам, самолетам – люди, которые с ним общались и поражались его эрудиции, подготовленности. Он был главнокомандующим, выиграли войну при нем, и его имя играло очень большую роль. Я не собираюсь беспокоиться и дергаться на эту тему. Верю, что истина, эта мысль принадлежит Френсису Бэкону, – дочь времени, а не авторитетов. Сегодня – одни, завтра – другие. У вас свое представление об Иване Грозном, у меня – свое.
- Если бы вы захотели поставить пьесу об Иване Грозном, пригласили бы Мамонова?
- Не пригласил бы никогда, потому что я прекрасно понимаю, что это не плакатный, трехкопеечный образ. Грозный был совершенно другим человеком, это все пиар вокруг него, как и вокруг Петра, у которого гораздо меньше добра и больше зла. Мы судим о нем по старому фильму Петрова-Бытова с Николаем Симоновым в главной роли. Когда Петр умер, Россия праздновала.
- Когда умер Сталин, многие люди, простите, тоже праздновали!
- Это не было так, как сейчас говорят. Послушаешь, все считали себя антисоветчиками, графами и князьями. Особенно актеры любят этим заниматься. Время было другое, и нельзя с сегодняшней точки зрения смотреть на тот период. Сталин превратился в миф, он стал легендой. А миф – это сливная яма. Раньше о нем рассказывалось в небесных тонах, теперь – в адских, но Сталин между тем и другим.
- Но он чуть не стал именем России. Никакая другая фигура не вызывает такого раскола в современном обществе.
- Мне кажется, это создается искусственно. Мы же красные и белые. Сталин не мог остановиться после гражданской войны, и это противодействие продолжается. Для чего сталкивают сталинистов и их противников? Ведь какая-то цель существует. Общество живет неблагополучно, а этим можно занимать умы. Как только страна уходит в кризис или вираж, сразу вынимается Сталин, и начинают им трясти. Забудьте уже! Прошло 55 лет, как его нет, за это время можно было построить три разных общества. Почему немцы Гитлером не размахивают? По опросам, которые проводились после войны, 45 процентов считали Гитлера важной фигурой. Но жизнь становилась лучше, и количество приверженцев падало, дойдя до трех процентов. Если бы наши люди жили лучше, потребность в фигуре Сталина исчезла бы.
- Какой период в жизни Сталина вам интересен с точки зрения драматургии?
- Сталин был очень умным человеком, он хорошо знал и понимал, что делает. Мне было бы интересно понять, что он думал, когда часами сидел ночью в кресле и смотрел в окно, которое выходило на лес. Какие мысли он перебирал? Почему он захотел исповедаться? Ведь исповедь была. Священника трясли при Хрущеве со страшной силой, но он ничего не сказал. В чем исповедовался человек, который сам себя поднимал до бога? Я очень люблю Ибсена. Меня захватывает тема человека, оставшегося в одиночестве на холодной вершине. Никто из нас никогда не был на той вершине, где находился Сталин, ни один журналист, ни один писатель.
- Вы встречались с внуками Рузвельта и Черчилля. Какое впечатление они на вас произвели?
- Совершенно неинтересные, партикулярные люди, говорить с ними не о чем. Нас приглашали в Киев на презентацию Международного фонда «Бабий Яр». Когда я понял, что Бабий Яр – повод для сбора денег, больше на это мероприятие не ходил. Посмотрел Киев и уехал.
- Вы одинокий человек?
- Почему одинокий? У сестры Нади остались дочка и внучка. Она прекрасно учится, собирается поступать в МИИТ.
- Простите, а почему у вас нет собственных детей?
- А я не хотел детей. Я прожил жизнь и знаю, что это такое. Жена меня понимала. Двадцать лет мы прожили счастливо, потом жизнь нас развела. Два года назад Даля умерла.
- Недавно состоялась премьера спектакля «Та, которую не ждут» Алехандро Касоны, где триумфально сыграла Людмила Чурсина. Западная драматургия вам интересней современной? Тот же Ибсен, к примеру.
- Ибсен, конечно, трудный для зрителя, отравленного телевидением. Но я в театре 40 лет, и могу ставить то, что меня волнует. И в этом мое счастье, хотя для карьеры, наверное, требовалось другое. Потом я приверженец психологического театра. Выше этого пока ничего не придумано. Была пьеса «Снеги пали» на тему войны, она у нас в театре шла 17 лет с громадным успехом. Я ставил Бориса Кондратьева.
- Александр Васильевич, вы ставили в Японии Чехова, Горького и Уильямса. Как вам работалось с японскими актерами?
- Потрясающе. Я их обожаю, и это взаимно. Когда-то Станиславский мечтал именно о таком актерском братстве. У них школа наша. В этой студии преподавали наши педагоги. Актеры понимают язык русского театра. Им не надо говорить два раза. У меня был контракт на два месяца, а уже через месяц спектакль в общем был собран. У нас это невозможно. Продюсер объяснил: «Во-первых, ты знаешь, что ты хочешь, а, во-вторых, японские актеры веками привыкали к вниманию и к дисциплине».
- Чем спасаетесь, когда плохо?
- По-разному. Я вообще книгочей. Иногда могу выпить, даже крепко. Это, правда, не помогает, особенно с годами.
- Вы когда-нибудь навещали могилу Сталина у Кремлевской стены?
- Нет. А зачем?
«НАС И НЕ КОРМИТЬ МОГЛИ ПО НЕДЕЛЕ — МЫ, ДВА ГОЛОДНЫХ ДЕТЕНЫША, ЗУБАМИ НЕМЫТУЮ СВЕКЛУ ЧИСТИЛИ И ЕЛИ»
— Во время войны и Яков, старший сын Сталина, и Василий, ваш отец, на фронт пошли...
— Иначе и быть не могло.
— Яков, как известно, в плен попал и трагически там погиб, а Василия судьба хранила... Он храбрым был летчиком?
— Я многих его однополчан знал, и абсолютно все говорили: «Васька был смелый». Рисковать, правда, ему не разрешали...
— Вам он немножко безбашенным не казался?
— Ну, безусловно, но был бы я принцем, тоже, наверное, вел бы себя безбашенно...
— А может, наоборот...
— ...сплошные театры строил бы...(Улыбается) .
— Пьянки, загулы у него постоянно случались?
— Это в войну началось... Безудержно... А потом болезнью стало. Помню, на даче случай: мы там гуляли, на территории играли, а отец к подъезду шел. У нас ручной грач был — мы его с перебитым крылом нашли, вылечили, и он домашним стал, и вот эта птица к отцу подлетела. Боже мой, как он закричал! Видно, белая горячка у него началась, но мы-то этого не понимали... Лишь много лет спустя осознали, как-то с Капитолиной разговорившись...
Он, конечно, болен был, и тяжело, но окружение это пристрастие поддерживало, потому что, когда отец пьянствовал, с него что-то получить можно было...
— Управляемый... Вы в этом состоянии часто его видели?
— Ну, не очень... Все-таки мы как бы на своей половине жили, а он на своей... Не часто, но видел...
— Отец иногда какую-то ласку по отношению к вам проявлял, погладить, поцеловать мог?
— Да, и даже фотографии есть, где он меня, маленького, на закорках таскает, тетешкает. Когда я подрос, все это пореже происходило, но мог.
— Бил часто?
— Нет. Помню, как он меня отлупил, когда с мамой я встретился, и потом мы в Германии какое-то время с Екатериной Тимошенко жили, и я из окна вылез. Там невысокий такой второй этаж был... К счастью, на большой куст упал и ничего особенного со мной не случилось — ну поцарапался где-то, но когда отец приехал и Екатерина ему об этом сказала, он пощечину мне влепил... Впрочем, это, видимо, беспокойство какое-то выплеснулось...
— Профилактика...
— Беспокойство! — оно выражалось вот так, понимаете?
— Екатерина Тимошенко, дочь бывшего наркома обороны, по вашему собственному признанию, била вас с сестрой смертным боем, даже плеткой...
— Била, Наде даже губу нижнюю ото-рвала — пришлось залечивать.
— Это правда, что вашей сестре мачеха почки отбила?
— Да! Ну, она ее ногами в сапогах избивала, а много ли девочке шести-семи лет надо? Надя тоненькая была, хрупкая...
— Откуда же в молодой женщине жестокость такая?
— Думаю, что это, ну как сказать... Помните у датского карикатуриста Бидструпа комикс «Круг замкнулся»? Министр на зама накричал, зам — на пома, пом — на секретаря, а последнему в этой цепочке, нижнему по иерархии, зло сорвать не на ком, так он собаку ногой пнул, а та в свою очередь министра за зад схватила. Думаю, так отношение отца к Екатерине проявлялось.
— Бил он ее сильно?
— На ваших глазах?
— Ну, не на моих. Второй этаж представьте: тут наша, допустим, комната, затем холл, а дальше их апартаменты, но все же слышно...
— Слушайте, если мачеха такое вытворяла: сестру ногами в сапогах била, плеткой охаживала — почему вы к отцу не пошли, не пожаловались?
— Боялись, наверное. Сейчас я чего-то наврать вам могу, но думаю, все же боялись. Нас-то и не кормить могли по неделе...
— Что же вы ели?
— Ой, у нас там Исаевна была, повариха старенькая, — она манную кашу тайком принесла, но Екатерина об этом узнала и тут же ее уволила. Мы, два голодных детеныша, на втором этаже сидели и однажды увидели, как из погреба на саночках к кухне картошку, морковку, свеклу везут. На ключ нас не запирали, поэтому ночью оделись...
— ...голодные...
— ...в этот погреб пошли и в подолы ночных рубашек всего, что под руки попалось, набрали... Мы даже не видели, что берем, только писк слышали — там крысы, видимо, бегали, и вот добычу эту принесли... Ножа у нас не было, так мы зубами немытую свеклу чистили и ели — такое тоже было.
— Тимошенко вас что же, со свету сживала?
— Это, очевидно, наказание было за что-то...
— Но, извините, детей не кормить...
— Милый, в чужой «котелок» не заглянешь.
— Остальные мачехи по отношению к вам нормально себя вели?
— Капитолина? Она неплохой человек, нормальная баба была, сама тяжелую жизнь прошедшая, детство голодное...
«КОГДА ОТЦА ИЗ ВЛАДИМИРСКОЙ ТЮРЬМЫ В МОСКВУ ПЕРЕВЕЗЛИ И В КРЕМЛЬ ДОСТАВИЛИ, ХРУЩЕВ ОБНИМАЛ ЕГО, ПЛАКАЛ И СОКРУШАЛСЯ: «ЧТО ОНИ С ТОБОЙ СДЕЛАЛИ?»
— Когда после смерти отца с Екатериной Тимошенко вы встретились и сутки напролет с ней проговорили, о детских обидах своих напомнили?
— Нет. Она спрашивала: «Саша, ну ведь правда, я хорошей была мачехой?». Я: «Конечно», а сам в глаза ей смотрю, но она моих, так сказать, излучений, сигналов, которые ей посылал, не поняла. Ну зачем? У нее же больная совершенно дочка была, сын-наркоман... (Ее дочь Светлана имела психические отклонения, базедовой болезнью страдала, позднее не-дееспособной была признана, а сын Василий под действием наркотиков в 19 лет застрелился. — Д. Г. ).
— Больная девочка — это сводная сестра, дочь Тимошенко от вашего отца?
— Кто знает, от него или нет, но вроде как от отца — так считается...
— Я вас цитирую: «Маме отец говорил: у меня только два выхода — пуля или стакан, ведь я жив, пока мой отец жив»...
— Вы когда-нибудь о Сталине с ним говорили?
— После того, как его выпустили. В тюрьме во Владимире, где я у него бывал, люди плотно, как на партсобрании, сидели, поэтому разговоры там лишь чисто светские могли вестись, а вот когда он вышел, разговаривали.
— Василий Иосифович любил отца?
— Да, конечно!
— Что именно о нем он говорил?
— Мучился из-за того, что его убрали.
— Убили...
— Да, и что люди, которые это сделали, скорбь изображали, а сами радовались — от этой лжи он страдал. Кстати, когда отца из Владимира в Москву перевезли и в Кремль доставили, Хрущев обнимал его, плакал и сокрушался: «Что они с тобой сделали?», так что театра времен Нерона и Сенеки там много было.
— В каких условиях Василий Иосифович во Владимире сидел?
— В таких же, как все, — единственное, в его камере деревянный пол сделали, потому что, видимо, сильные боли у него уже начались. Отца ведь потому выпустили, что у него облитерирующий эндартериит прогрессировал — понимаете, что это такое? Ноги отмирают, гангрена идет...
— Сколько всего он сидел?
— В политической тюрьме Владимирской почти семь лет, еще год в Лефортово...
— И все это время в четырех стенах закрыт был, даже не в колонии находился... Зачем же его там держали, зачем это нужно было?
— Думаю, они просто не знали, что с ним делать.
— То есть пускай сам умирает...
— Выпустить боялись, тем более страна все время какими-то слухами полнилась... Интересовались им все — и сын короля американской прессы Херст-младший, который в Советский Союз приезжал, и Китай, развенчание Сталина не поддержавший, естественно. Отовсюду вопросы шли: где он, что он? Конечно, такого человека выпустить, а тем более «железную маску» с него снять нельзя было.
— Как заключенные к нему относились?
— Очень хорошо — об этом там до сих пор легенды, по-моему, ходят. Отец им тележки какие-то делал, на которых еду возили, но и унижение пережил страшное. Я этого не видел, но Надя рассказывала, как однажды во Владимир раньше меня приехала, и ее в кабинет провели. Там на стене портрет Сталина висел, а под ним отец в ватнике сидел — еще и конвоир, когда привел, прикладом в спину его подтолкнул.
— В каком театре это увидишь?
— В нашем. Россия разве не театр? Мы ее так и называем...
— Во Владимир неоднократно вы приезжали?
— Да, несколько раз...
— И прямо в тюрьму приходили?
— Во Владимире тетка маминой приятельницы жила (она учительствовала — в ее семье все литературу или английский язык, по-моему, преподавали) — вот у них мы и останавливались. Она на свидания с отцом меня провожала (ой, как ее звали? — Лида, по-моему), а как это было? Вот убей, не помню...
— Василий Иосифович, когда видел вас, плакал?
— Нет, он вообще не слезливый был человек.
— После тюрьмы вы часто с ним виделись?
— Ну как часто? Отец всего-то ничего на свободе побыл. Он, когда из тюрьмы в 61-м году вышел, к нам приехал. Остаться хотел, мама, естественно: «Нет!», но ему тут же звание вернули и пенсию генеральскую, трехкомнатную квартиру в Москве на Комсомольском проспекте и дачу в Жуковке выделили, обеды кремлевские — обеспечили полностью.
— Вот даже как...
— Я довольно долгое время — он меня просил — со складов Кремля мебель ему возил, которая раньше у него на даче и в особняке стояла, но там мебель из адъютантских осталась, потому что все приличное уже разошлось... Ну, не-важно... Отец на это время в санаторий в Кисловодск с сестрой моей уехал, и потом, когда вернулся, тоже был с ней, с Надей. Он еще в клинике Вишневского лежал, а после того, как с машиной японского или какого-то посла столкнулся, снова арестован был и в Казань сослан.
Все это меньше года заняло — выход на свободу, Кисловодск, клиника Вишневского, новая отсидка, но в тюрьме его держать нельзя было — он умирал, поэтому на выбор пять городов ему предложили. Он Казань назвал, потому что там летные полки были.
Мы с Надей и Капитолиной, когда его хоронили, туда прилетели. В однокомнатной квартире гроб на двух табуретках стоял, Капитолина на полу ампулы от уколов увидела и поднять их пыталась, а небезызвестная Маша Нузберг (по некоторым сведениям платная осведомительница КГБ, которая познакомилась с Василием Сталиным, когда тот в больнице лежал, и за ним в Казань последовала, где на оформлении брака настояла. — Д. Г. ) ногой их давила.
— Странная медсестра, да...
— Хирург Вишневский (генерал-полковник медицинской службы, с 1948 года директор института хирургии имени Александра Васильевича Вишневского, его отца. — Д. Г. ) Светлану предупреждал, что это стукачка и, вообще, она у них не в штате, но это не мое дело, я обстоятельств не знаю...
«КОГДА С ОТЦОМ ПРОЩАЛИСЬ, МЕНЯ ОЧЕНЬ СИЛЬНО ЧЕРНЫЕ СИНЯКИ НА РУКАХ ЕГО ПОРАЗИЛИ, ССАДИНЫ. С ПОХОРОН СЕСТРА В МОСКВУ СЕДАЯ ВЕРНУЛАСЬ...»
— Отца тоже убили, как думаете?
— Конечно, не без этого, и вот мы приехали, цветов купить не могли — мороз стоял, хотя это март был. Странно, но у них с мамой жизни в два числа уложились: отец 24 марта родился, и 19 марта умер, а мама наоборот: 19 июля родилась и 24-го в том же месяце умерла. Ну, неважно...
Проститься с отцом много народу собралось, большой двор людьми был запружен, потому что «Голос Америки» сразу же сообщение о смерти его передал... Мы-то как узнали? Тоже совершенно случайно. Нам позвонили, трубку Надя взяла, и ей сказали: «Умер отец. Похороны тогда-то и тогда-то». Рыдания, паника... Что делать, мы не знали и решили к двоюродной сестре ехать. Выскочили, такси пой-мали... Только отъехали, шофер повернулся: «Слышали, Вася Сталин умер?», но я о другом...
На похоронах многие мужики в гражданских пальто были, но когда к гробу подходили, полы распахивали, а там — летная форма: это я хорошо запомнил, и потом меня очень сильные синяки на руках отца поразили, ссадины. Знаете, так лицо оцарапано бывает, если человек ничком упал, но поди знай, почему такие синяки были — аж черные. Мы и с Капитолиной это потом обсуждали: «Странно... Кто-то за руки его, что ли, держал?».
— Вы на похоронах плакали?
— Я нет, а сестра в Москву седая вернулась... Потом эта седина отошла, но меня потрясло, что она черный платок сняла, а волосы под ним белые оказались.
— Это в 20-то лет. Почему?
— Нервы. Она отца очень любила (я-то о себе, грешном, сказать этого не могу). Любила, жалела, хотя я жалел тоже — в известной степени, ограниченной...
— Василия Сталина в Казани похоронили?
— Могила его там была, но Светлана, тетка моя, еще когда в Москве жила, хлопотала, чтобы его на Новодевичьем кладбище рядом с матерью — Надеждой Аллилуевой перезахоронили. Ей отказали. Моя сестра Надя письма писала, и я их подписывал — тоже безрезультатно. Нашей семье отказали, а дочкам Нузберг разрешили.
— То есть их мать к вашему отцу подхоронили?
— Это его к ней подхоронили (в 2002 году, на Троекуровском кладбище. — Д. Г. ), поэтому, когда меня спрашивают, бывал ли я там и почему на могилу не хожу, отвечаю, что со своим отцом в Казани простился, душа его в этом городе отлетела, и проводили его в последний путь там. Мы с Надей на тех похоронах были, а что здесь лежит, я не знаю (дочь Марии Нузберг Татьяна все втайне от Александра Бурдонского сделала, который о переносе праха от журналистов услышал. — Д. Г. ).
— Вы говорите, что отца не любили, хотя жалели, но сейчас его понимаете?
— Конечно, двух мнений быть не может, и все, в том числе детство свое, ему прощаю.
— Фильмы о нем смотрите?
— Ну-у-у... Вот со Стекловым в главной роли — «Мой лучший друг — генерал Василий, сын Иосифа» — практически не мог, а картину «Сын отца народов» посмотреть просто заставили, и я купился на то, что очень хорошо актер Гела Месхи отца играл...
— Понравился?
— Понравился, потому что похож на него безумно, даже манерами (он и меня, молодого, напоминает — хороший мальчик!). Отец в его исполнении, может, чересчур Робин Гуд, но похож, а все остальное — такая бодяга, что дальше просто некуда.
«ВНЕБРАЧНЫЕ ДЕТИ СТАЛИНА? ДА РАДИ БОГА, ПОЧЕМУ НЕТ? В ТУРУХАНСКОМ КРАЕ НЕ В ДУПЛО ЖЕ ОН ЭТО ДЕЛАЛ, А С КЕМ-ТО...»
— С тетей, Светланой Аллилуевой, вы общались?
— Конечно.
— Хорошие у вас отношения были?
— Светлана Иосифовна, вообще-то, родственников, насколько я знаю, не жаловала...
— Нет, к Наде и ко мне очень хорошо относилась, а когда из Америки вернулась... В общем... Она писала об этом, обо мне... (Во время недолгого возвращения на Родину в 1984 году Светлана Аллилуева была поражена тем, какой головокружительный взлет сделал за 17 лет разлуки этот когда-то «тихий, боязливый мальчик, живший в последнее время с сильно пьющей матерью и начинавшей пить сестрой». — Д. Г. )
— Интересная женщина была?
— Бесспорно — и талантливая, и умная, и, вы знаете, перо у нее очень хорошее.
— Легкое...
— Не в том даже дело — попробую вам объяснить, что я в виду имею. Вот у Марии Осиповны Кнебель, великого режиссера и моего педагога, много книг есть, и когда их читаешь, кажется, будто с ней беседуешь, — вот как она говорила, так и писала. У Светланы это точно так же было, что меня поразило — у нее очень хорошие книжки, особенно мне «Далекая музыка» нравится.
— Братья и сестры в России сегодня у вас есть?
— Практически никого не осталось. Надя умерла, Ося, Светланин сын, умер... Катя, ее дочка, на Дальнем Востоке живет — она вулканолог, после окончания МГУ замуж за коллегу вышла. Они, естественно, не в Москве вулканами занимались, уехали, а потом у ее мужа очень тяжелый рак начался, и он в себя выстрелил. Похоронив его, Катя там жить осталась — она ждановская девочка...
— Дочь Светланы от Юрия Жданова, сына соратника Сталина Андрея Жданова?
— Да. Тут всякие богатства ей оставляли и все такое прочее, но она на этом всем крест поставила. (Екатерина Жданова только один раз за 40 с лишним лет поселок Ключи на Камчатке покинула — в Ростов-на-Дону к отцу, который был ректором Ростовского университета, летала. Живет она отшельницей в ветхом, запущенном доме, ни с кем, кроме своих многочисленных собак, не общается. Когда администрация поселка предложила ей сделать ремонт, никого внутрь не пустила, поэтому халупу подлатали только снаружи. — Д. Г. ).
— И что, ни одной родной души не осталось?
— Ну как? Во-первых, у моей сестры дочка есть, у нее тоже дочка — внучатая племянница моя, очень хорошая девочка, умница. Когда три года назад внучка, так скажем, в институт поступала, я ей помочь пытался, кто-то еще плечо подставить вызвался: не захотела, сама! — и поступила. Учится прекрасно, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.
— По линии Якова, старшего сына Сталина, дети остались?
— Ну, дочь его Галя умерла, а ее сын с отцом-алжирцем (Хусейном бен Саадом — экспертом ООН. — Д. Г. ) живет, больной мальчик. Ну как больной? Мозги прекрасные, математика, физика — все великолепно дается, но он с травмой родился — слепоглухонемой, и Галя своими руками зрение ему вернула, в обычной школе его выучила, институт он окончил. Там свой подвиг был совершен... (По понятным причинам Александр Васильевич своего двоюродного брата упомянуть «забыл» — полковника в отставке Евгения Яковлевича Джугашвили, который в 1996 году возглавил Общество идейных наследников Иосифа Сталина в Грузии, неоднократно в судах в защиту чести и достоинства деда своего выступал и даже его роль в фильме режиссера Абашидзе «Яков, сын Сталина» исполнил. — Д. Г. ).
— По слухам, у Сталина и внебрачные дети были — вы в это верите?
— Да ради Бога...
— То есть теоретически такое возможно?
— А почему нет?
— Живой человек...
— В ссылке на Курейке, в Туруханском крае, не в дупло же он это делал, а с кем-то, правда, в одной газете я прочитал, что хорошеньких охранников он любил, но это как-то быстро замяли. Чего в порыве не скажешь... Ко мне как-то, когда я на Тверской жил, человек пришел, который на телевидении здесь работал (Константин Кузаков, зампредседателя Гос-телерадио СССР. — Д. Г. ): вот, значит, я сын Сталина. Я ему...
— ...«Чем докажешь?»...
— Нет, я любезен был. «Рад за вас, — сказал. — И что? Я-то тут при чем?». — «Мы каким-то образом общаться должны». — «А зачем? — я спросил. — Я вас не знаю, вы меня тоже, мы, может, совершенно разные люди. У вас свой круг, связанный с работой, у меня свой — ну и слава Богу, зачем нам общаться?». — «И вам совершенно безразлично, что у вас дядя есть?». — «Честно говоря, абсолютно», — кивнул я.
Мне действительно никакого дела до него не было, а потом, знаете, сколько людей приходит и звонит, которые никакие на самом деле не родственники: «Я дочка того...», «Я внучка этого...»? Даже человек нашелся, утверждавший, что он сын моей мамы и якобы после того родился, как она от отца ушла, — этот «братец» по телевизору фильм о ней увидел и, видимо, ею пленился, а наши Аллилуевы уши развесили, поверили.
«Я НЕ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ДЕТИ У МЕНЯ БЫЛИ, И СЕСТРЕ РОЖАТЬ НЕ СОВЕТОВАЛ»
— Детей у вас нет...
— Я не хотел...
— Почему?
— Ну, за объяснениями надо к детству моему отправляться (я и сестре рожать не советовал, но она иначе решила). Я очень тяжелую жизнь прожил, понимаете? Под-робностей не рассказываю, потому что чего обиды свои, которым уже 60 лет, ворошить? — это просто смешно. Нет, я не хотел, чтобы дети у меня были. К счастью, и жена у меня тоже полоумная режиссерша была, литовка (однокурсница Даля Тумалявичуте, которая главным режиссером Молодежного театра в Вильнюсе работала. — Д. Г. ) — у нас пепел везде сыпался, мы самозабвенно о каких-то проектах спорили...
— Это правда, что одно время вы на Людмиле Чурсиной были женаты?
— Господь с вами! Я уже много лет с ней работаю — да, но везде почему-то рас-спросами о Чурсиной доканывают: и в Прибалтике, и в Петербурге. Она...
— ...красивая женщина...
— ...красивая, талантливая, и с ней разговаривать можно, ведь не все актрисы мозгами отличаются, какие-то вещи понимать способны.
— Свой путь в искусстве под началом Олега Ефремова вы начинали...
— В студии «Современника» на актерском учился, а как только Мария Осиповна Кнебель нас обучать стала, в ГИТИС к ней постучался, ее курс окончил и с тех пор работаю, работаю, работаю.
— Уже много лет вы режиссер Театра сначала Советской Армии, потом Российской...
— ...а до 1951-го — Красной...
— В этот театре прекрасные актеры работали: Нина Сазонова, Людмила Касаткина, Андрей Попов, Федор Чеханков...
— ...Владимир Зельдин до сих пор, слава Богу, на сцену выходит, Людмила Чурсина, Алина Покровская, Мария Голубкина...
— С такими мастерами творить — удо-вольствие?
— Еще бы! — но и им наше сотрудничество большое удовольствие доставляло, они меня очень любили. У меня и в Малом театре спектакль есть, который с Элиной Быстрицкой мы делали, — дружу с ней и очень ее люблю, а она тем же мне отвечает, да и когда из Японии уезжал (я там четырежды ставил), каждый раз все актеры собирались и плакали — таким я тоже могу быть.
— Если сегодня вам вдруг очень хороший сценарий фильма о Сталине предложат, такой, что вас увлечет, за-интересует, деда сыграть согласитесь?
— Нет. Нет!
— Поезд ушел?
— Это какие-то другие люди должны делать — почему я-то, какое к этому отношение имею? Нет, никогда бы не стал, ни за какие деньги.
— Если бы — опять-таки сослагате-ль-ное наклонение! — вам сегодня сказали, что жизнь свою можно по-другому прожить, какую бы выбрали? Ту, что есть?
— Да, знаете... Как человек разумный вы понимаете, что счастье — это секундочки, ну минуты собираются, а я все-таки делом, которое люблю, занимаюсь, оно мне взаимностью отвечает — значит, уже какой-то счастливый билет вытащил. С другой стороны, мы еще с мамой как-то говорили: ну вот родился бы я, а она замужем за Володей Меньшиковым была бы... Не слава меня волнует, поверьте, нет! — но я в каком-то переплете истории, в каких-то трагических событиях не только свидетелем оказался, но и участником. Это серьезный отпечаток накладывает и многому учит — в первую очередь порядочным человеком оставаться. В мои 75 можно уже сказать, что я достаточно порядочный? Нет, и дрался, конечно, и выпивал, может, и хамил кому-то, но все это такие мелочи...
— Последний вопрос: на могилу бабушки Надежды Сергеевны Аллилуевой, на могилу дедушки Иосифа Виссарионовича Сталина вы ходите?
— К Сталину — никогда, он государственный человек, и к нему другие люди ходят и цветы кладут, а к бабушке каждый год по нескольку раз хожу, обязательно... И к Надежде Сергеевне, и к маминым папе с мамой, и к Анне Сергеевне Аллилуевой, которую прекрасно помню... Она чудным человеком была, добрейшим: святая, юродивая — прошу, чтобы вы это оставили. Когда Пастернака единогласно из Союза писателей вытурили, один голос был против.
— Ее?
— Она к тому времени успела уже из тюрьмы выйти, где в одиночке восемь лет ни за что провела...
Ну а еще на Новодевичьем все кумиры мои похоронены: Станиславский, Немирович, Уланова, Бабанова — вся наша театральная школа, весь цвет нашей культуры: как же туда не ходить? Конечно. С цветами всех обхожу...
