≡× МЕНЮ

• Публикации
• Вторые блюда
• Отзывы Покупателей
• Финансы и бизнес
• Мода и стиль

В пропп морфология волшебной сказки. III. Функции действующих лиц

I. К истории вопроса

<...> Самое обычное деление сказок - это разделение на сказки с чудесным содержанием, сказки бытовые, сказки о животных. На первый взгляд все кажется правильным. Но поневоле возникает вопрос: а разве сказки о животных не содержат элемента чудесного, иногда в очень большой степени? И наоборот: не играют ли в чудесных сказках очень большую роль именно животные? Можно ли считать такой признак достаточно точным? Афанасьев, например, причисляет сказку о рыбаке и рыбке к сказкам о животных. Прав он или нет? Если неправ, то почему? Ниже мы увидим, что сказка с величайшей легкостью приписывает одинаковые действия людям, предметам и животным. Это правило главным образом верно для так называемых волшебных сказок, но оно встречается и в сказках вообще. Один из наиболее известных в этом отношении примеров - это сказка о дележе урожая («Мне, Миша, вершки, тебе - корешки»). В России обманутым является медведь, а на Западе - черт. Следовательно, эта сказка с привлечением западного варианта вдруг выпадает из ряда сказок о животных. Куда же она попадает? Ясно, что это и не бытовая сказка, ибо где же видано, чтобы в быту урожай делился подобным образом? Но это и не сказка с чудесным содержанием. Она в данной классификации вообще не умещается.

И тем не менее мы будем утверждать, что приведенная классификация в основах своих правильна. Исследователи здесь руководствовались инстинктом, и их слова не соответствуют тому, что они ощущали на самом деле. Вряд ли кто-нибудь ошибется, отнеся сказку о жар-птице и сером волке к сказкам о животных.

Для нас также совершенно ясно, что и Афанасьев ошибся со сказкой о золотой рыбке. Но это мы видим не потому, что в сказках фигурируют или не фигурируют животные, а потому, что волшебные сказки обладают совершенно особым строением, которое чувствуется сразу и определяет разряд, хотя мы этого и не сознаем. <...>

Если неблагополучно обстоит дело с делением на разряды, то с делением на сюжеты начинается уже полный хаос. <...> Сказки обладают одной особенностью: составные части одной сказки без всякого изменения могут быть перенесены в другую. Ниже этот закон перемещаемости будет освещен подробнее, пока же можно ограничиться указанием на то, что, например, баба-яга может встречаться в самых разнообразных сказках, в самых различных сюжетах. Эта черта - специфическая особенность народной сказки. Между тем, невзирая на эту особенность, сюжет обычно определяется так: берется одна какая-нибудь часть сказки (часто случайная, просто бьющая в глаза), прибавляется предлог «о» и определение готово. Так, сказка, в которой есть бой со змеем, - это сказка «о змееборстве», сказка, в которой есть Кощей,- это сказка «о Кощее» и т. д., причем единого принципа в выборе определяющих элементов нет. Если теперь вспомнить о законе перемещаемости, то с логической неизбежностью получается путаница, или, выражаясь точнее, перекрестное деление, а такая классификация всегда искажает сущность изучаемого материала. К этому прибавляется еще невыдержанность основного принципа разделения, т. е. нарушается еще одно из элементарнейших правил логики. Такое положение продолжается вплоть до наших дней.

Мы проиллюстрируем это положение двумя примерами. В 1924 г. появилась книга о сказке одесского профессора Р. М. Волкова. Волков с первых же страниц своего труда определяет, что фантастическая сказка знает пятнадцать сюжетов. Сюжеты эти следующие:

1)0 невинно гонимых.

2) О герое-дурне.

3) О трех братьях.

4) О змееборцах.

5) О добывании невест.

6) О мудрой деве.

7) О заклятых и зачарованных.

8) Об обладателе талисмана.

9) Об обладателе чудесных предметов.

10) О неверной жене и т. д.

Как установлены эти пятнадцать сюжетов - не оговорено. Если же всмотреться в принцип деления, то получится следующее: первый разряд определен по завязке (что здесь действительно завязка, мы увидим ниже), второй - по характеру героя, третий - по количеству героев, четвертый - по одному из моментов хода действия и т. д. Таким образом, принцип деления вообще отсутствует. Получается действительно хаос. <...>

Затронув вопрос о классификации сюжетов, мы не можем обойти молчанием указателя сказок Анти Аарне. Аарне является одним из основателей так называемой финской школы. Здесь не место давать надлежащую оценку этому направлению. Укажем лишь на то, что в научной литературе имеется довольно значительное количество статей и заметок о вариантах к отдельным сюжетам. Такие варианты иногда добываются из самых неожиданных источников. Постепенно их накопляется очень много, а систематической разработки нет. Сюда главным образом и направлено внимание этого направления. Представители этой школы добывают и сравнивают варианты отдельных сюжетов по их мировому распространению. Материал группируется гео-этнографически по известной, вперед выработанной системе, а затем делаются выводы об основном строении, распространении и происхождении сюжетов. Однако и этот прием вызывает ряд возражений. Как мы увидим ниже, сюжеты (в особенности сюжеты волшебных сказок) состоят в теснейшем родстве между собой. Определить, где кончается один сюжет с его вариантами и где начинается другой, можно лишь после межсюжетного изучения сказок и точной фиксации принципа отбора сюжетов и вариантов. Но этого нет. Перемещаемость элементов здесь также не принята во внимание. Работы этой школы исходят из неосознанной предпосылки, что каждый сюжет есть нечто органически цельное, что он может быть выхвачен из ряда других сюжетов и изучаться самостоятельно.

Между тем вполне объективное отделение одного сюжета от другого и подбор вариантов - дело совсем не простое. Сюжеты сказки так тесно связаны между собой, так переплетаются одни с другими, что этот вопрос требует специального предварительного изучения раньше выделения сюжетов. Без такого изучения исследователь предоставлен своему вкусу, объективное же отделение пока даже просто невозможно. (...)

Но, как бы то ни было, методы этой школы прежде всего потребовали списка сюжетов.

Составление такого списка и предпринято Аарне.

Список этот вошел в международный обиход и оказал делу изучения сказки крупнейшую услугу: благодаря указателю Аарне стала возможна шифровка сказки. Сюжеты названы Аарне типами, и каждый тип занумерован. Краткое условное обозначение сказок (в данном случае - ссылкой на номер указателя) очень удобно.

Но наряду с этими достоинствами указатель обладает и рядом существенных недостатков: как классификация он не свободен от тех ошибок, которые делает Волков. Основные разряды следующие: I. Сказки о животных. II. Собственно сказки. III. Анекдоты. Мы легко узнаем прежние приемы, перестроенные на новый лад. (Несколько странно, что сказки о животных как будто не признаются собственно сказками.) Далее хочется спросить: имеем ли мы настолько точное изучение понятия анекдота, чтобы им можно было пользоваться совершенно спокойно... Мы не будем входить в подробности этой классификации, а остановимся лишь на волшебных сказках, которые выделены им в подразряд. Заметим кстати, что введение подразрядов - одна из заслуг Аарне, ибо деление на роды, виды и разновидности не разрабатывалось до него. Волшебные же сказки охватывают, по Аарне, следующие категории: 1) чудесный противник, 2) чудесный супруг (супруга). 3) чудесная задача, 4) чудесный помощник, 5) чудесный предмет, 6) чудесная сила или умение, 7) прочие чудесные мотивы. По отношению к этой классификации могут быть почти дословно повторены возражения на классификацию Волкова. Как же быть, например, с теми сказками, в которых чудесная задача разрешается чудесным помощником, что именно встречается очень часто, или с теми сказками, в которых чудесная супруга и есть чудесный помощник?

Правда, Аарне и не стремился к созданию собственно научной классификации: его указатель важен как практический справочник, и как таковой он имеет огромное значение. Но указатель Аарне опасен другим. Он внушает неправильные представления по существу. Четкого распределения на типы фактически не существует, оно очень часто является фикцией. Если типы и есть, то они существуют не в той плоскости, как это намечается Аарне, а в плоскости структурных особенностей сходных сказок, но об этом после. Близость сюжетов между собой и невозможность вполне объективного отграничения приводит к тому, что при отнесении текста к тому или другому типу часто не знаешь, какой номер выбрать. Соответствие между типом и определяемым текстом часто лишь весьма приблизительно. (...)

Таким образом, мы видим, что с классификацией сказки дело обстоит не совсем благополучно. (...)

Мы переходим к другой важнейшей области изучения сказки: к описанию ее по существу. Здесь можно наблюдать следующую картину: очень часто исследователи, затрагивающие вопросы описания, не занимаются классификацией (Веселовский). С другой стороны, классификаторы не всегда подробно описывают сказку, а изучают лишь некоторые стороны ее (Вундт). Если один исследователь занимается тем и другим, то не классификация следует за описанием, а описание ведется в рамках предвзятой классификации.

Очень немного говорил об описании сказки А. Н. Веселовский. Но то, что он говорит, имеет огромное значение. Веселовский понимает под сюжетом комплекс мотивов. Мотив может приурочиваться к различным сюжетам 4. («Серия мотивов - сюжет. Мотив вырастает в сюжет». «Сюжеты варьируются: в сюжеты вторгаются некоторые мотивы, либо сюжеты комбинируются друг с другом». «Под сюжетом я разумею тему, в которой снуются разные положения - мотивы».) Для Веселовского мотив есть нечто первичное, сюжет - вторичное. Сюжет для Веселовского уже акт творчества, соединения. Отсюда для нас вытекает необходимость изучать сказки не столько по сюжетам, сколько прежде всего по мотивам.

Если бы наука о сказке лучше освоилась с заветом Веселовского: «отграничить вопрос о мотивах от вопроса о сюжетах», то много неясностей уже было бы ликвидировано.

Но положение Веселовского о мотивах и сюжетах представляет собой только общий принцип. Конкретное растолкование Веселовским термина мотив в настоящее время уже не может быть применено. По Веселовскому, мотив есть неразлагаемая единица повествования. («Под мотивом я разумею простейшую повествовательную единицу». «Признак мотива - его образный, одночленный схематизм; таковы неразлагаемые далее элементы низшей мифологии и сказки»). Однако те мотивы, которые он приводит в качестве примеров, раскладываются. Если мотив есть нечто логически целое, то всякая фраза сказки дает мотив («у отца три сына» - мотив; «падчерица покидает дом» - мотив; «Иван борется со змеем» - мотив т. д.). Это было бы совсем не так плохо, если бы мотивы действительно не разлагались. Это дало бы возможность составить указатель мотивов. Но вот возьмем мотив «змей похищает дочь царя» (пример не Веселовского). Этот мотив разлагается на четыре элемента, из которых каждый в отдельности может варьировать. Змей может быть заменен Кощеем, вихрем, чертом, соколом, колдуном. Похищение может быть заменено вампиризмом и различными поступками, которыми в сказке достигается исчезновение. Дочь может быть заменена сестрой, невестой, женой, матерью. Царь может быть заменен царским сыном, крестьянином, попом. Таким образом, вопреки Веселовскому, мы должны утверждать, что мотив не одночленен, не неразложим. Последняя разложимая единица как таковая не представляет собой логического или художественного целого. Соглашаясь с Веселовским, что часть для описания первичнее целого (а по Веселовскому мотив и по происхождению первичнее сюжета), мы впоследствии должны будем решить задачу выделения каких-то первичных элементов иначе, чем это делает Веселовский. (...)

Изучение структуры всех видов сказки есть необходимейшее предварительное условие исторического изучения сказки. Изучение формальных закономерностей предопределяет изучение закономерностей исторических.

Однако таким условиям может отвечать только такое изучение, которое раскрывает закономерности строения, а не такое, которое представляет собой внешний каталог формальных приемов искусства сказки. <...>

//. Метод и материал

Прежде всего постараемся сформулировать нашу задачу.

Как уже упомянуто в предисловии, работа посвящена волшебным сказкам. Существование волшебных сказок как особого разряда допускается как необходимая рабочая гипотеза. (...) Мы предпринимаем межсюжетное сравнение этих сказок. Для сравнения мы выделяем составные части волшебных сказок по особым приемам (см. ниже) и затем сравниваем сказки по их составным частям. В результате получится морфология, т. е. описание сказки по составным частям и отношению частей друг к другу и к целому.

Какими же методами может быть достигнуто точное описание сказки?

Сравним следующие случаи:

1. Царь дает удальцу орла. Орел уносит удальца в иное царство...

2. Дед дает Сученке коня. Конь уносит Сученко в иное царство...

3. Колдун дает Ивану лодочку. Лодочка уносит Ивана в иное царство...

4. Царевна дает Ивану кольцо. Молодцы из кольца уносят Ивана в иное царство... и т. д.

В приведенных случаях имеются величины постоянные и переменные. Меняются названия (а с ними и атрибуты) действующих лиц, не меняются их действия, или функции. Отсюда вывод, что сказка нередко приписывает одинаковые действия различным персонажам. Это дает нам возможность изучать сказку п о ф у н к ц и я м д е й с т в у ю щ и х л и ц.

Мы должны будем определить, в какой степени эти функции действительно представляют собой повторные, постоянные величины сказки. Постановка всех других вопросов будет зависеть от разрешения первого вопроса: сколько функций известно сказке?

Исследование покажет, что повторяемость функций поразительна. Так, и баба-яга, и Морозно, и медведь, и леший, и кобылячья голова испытывают и награждают падчерицу. Продолжая наблюдения, можно установить, что персонажи сказки, как бы они ни были разнообразны, часто делают одно и то же. Самый способ осуществления функций может меняться: он представляет собой величину переменную. Морозко действует иначе, чем баба-яга. Но функция как таковая есть величина постоянная. Для изучения сказки важен вопрос, что делают сказочные персонажи, а вопрос, кто делает и к а к делает,- это вопросы уже только привходящего изучения.

Функции действующих лиц представляют собой те составные части, которыми могут быть заменены мотивы Веселовского... (...) Забегая вперед, можно сказать, что функций чрезвычайно мало, а персонажей чрезвычайно много. Этим объясняется двоякое качество волшебной сказки: с одной стороны, ее поразительное многообразие, ее пестрота и красочность, с другой - ее не менее поразительное однообразие, ее повторяемость.

Итак, функции действующих лиц представляют собой основные части сказки, и их мы прежде всего и должны выделить. Для выделения функций их следует определить. Определение должно исходить из двух точек зрения. Во-первых, определение ни в коем случае не должно считаться с персонажем-выполнителем. Определение чаще всего представит собой имя существительное, выражающее действие (запрет, выспрашивание, бегство и пр.). Во-вторых, действие не может определяться вне своего положения в ходе повествования. Следует считаться с тем значением, которое данная функция имеет в ходе действия. Так, если Иван женится на царевне, то это совершенно иное, чем брак отца на вдове с двумя дочерьми. Другой пример: если в одном случае герой получает от отца сто рублей и покупает себе впоследствии на эти деньги вещую кошку, а в другом случае герой награждается деньгами за совершенное геройство и сказка на этом кончается, то перед нами, несмотря на одинаковость действия (передача денег), морфологически различные элементы. Таким образом, одинаковые поступки могут иметь различное значение, и наоборот.

Под функцией понимается поступок действующего лица, определяемый с точки зрения его значимости для хода действия.

Приведенные наблюдения могут быть коротко формулированы следующим образом:

I. Постоянными, устойчивыми элементами сказки служат функции действующих лиц независимо от того, кем и к а ко н и выполняются. Они образуют основные составные части сказки.

II. Число функций, известных волшебной сказке, ограничено.

Если функции выделены, то возникает другой вопрос: в какой группировке и в какой последовательности встречаются эти функции? Прежде всего, о последовательности. Есть мнение, что эта последовательность случайна. Последовательность элементов, как мы увидим ниже, строго одинакова. Свобода в последовательности ограничена весьма тесными пределами, которые могут быть приведены в точности. Мы получаем третий основной тезис нашей работы, подлежащий дальнейшему развитию и доказательству.

III. Последовательность функций всегда одинакова. Следует оговорить, что указанная закономерность касается только фольклора. Она не есть особенность жанра сказки как таковой. Искусственно созданные сказки ей не подчинены. Что касается группировки, то прежде всего следует сказать, что далеко не все сказки дают все функции. Но это нисколько не меняет закона последовательности. Отсутствие некоторых функций не меняет распорядка остальных. На этом явлении мы еще остановимся, пока же займемся группировками в собственном смысле слова. Самая постановка вопроса вызывает следующее предположение: если функции выделены, то можно будет проследить, какие сказки дают одинаковые функции. Такие сказки с одинаковыми функциями могут считаться однотипными. На этом основании впоследствии может быть создан указатель типов, построенный не на сюжетных признаках, несколько неопределенных и расплывчатых, а на точных структурных признаках. Действительно, это окажется возможным. Но если мы далее будем сравнивать структурные типы между собой, то получится следующее, уже совершенно неожиданное наблюдение: функции не могут быть распределены по стержням, исключающим друг друга. Это явление... может быть разъяснено следующим образом: если мы обозначим функцию, встречающуюся всюду на первом месте, буквой А, а функцию, которая (если она есть) всегда следует за ней, буквой Б, то все известные сказке функции разместятся в один рассказ, ни одна из них не выпадает из ряда, ни одна не исключает другой и не противоречит ей. Такого вывода уже никак нельзя было предугадать. Следовало, конечно, ожидать, что там, где есть функция А, не может быть известных функций, принадлежащих другим рассказам. Ожидалось, что мы получим несколько стержней, но стержень получается один для всех волшебных сказок. Они однотипны, а соединения, о которых говорилось выше, представляют собой подтипы. На первый взгляд, этот вывод кажется нелепым, даже диким, но он может быть проверен самым точным образом. Такая однотипность представляет собой сложнейшую проблему... Явление это вызовет целый ряд вопросов. Так мы получаем четвертый основной тезис нашей работы:

IV. Все волшебные сказки однотипны по своему строению.

Морфология волшебной сказки

Владимир Пропп
Морфология "волшебной" сказки
(Собрание трудов)
Морфология волшебной сказки
Исторические корни волшебной сказки
Русская сказка
Русский героический эпос
Русские аграрные праздники
Поэтика фольклора
Проблемы комизма и смеха
Повести. Дневник. Воспоминания
Москва Лабиринт
В.Я.Пропп
(Собрание трудов)

[чтобы увидеть текст в сети мне пришлось заменить некоторые символы в книге:
1) стрелку вверх я заменил на открытую фигурную скобку {
2) стрелку вниз я заменил на закрытую фигурную скобку }
3) подчеркивание символов верхней чертой я заменил в одном случае обычным подчеркиванием,
в другом случае добавил еще и вч (верхняя черта) в верхнем индексе вч.
В графических файлах соответственно все как в книге.
Все комментарии к первой и второй работе находятся в конце второй работы(т.е. в "Исторические корни волшебной сказки").
Вкладыш со схемами находится в конце первой (т.е. здесь).
Повторю и в этой книге (как и в homo ludens) что графические файлы в browser"ах выглядят хуже чем они есть, поэтому сохранив html в Word.doc на них можно спокойно смотреть. Об ошибках писать либо в мою гостевую либо [email protected] ,т.к. у Максима и без того забот хватает]
Оглавление
МОРФОЛОГИЯ ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ 5
Предисловие 5
I. К истории вопроса 6
II. Метод и материал 18
III. Функции действующих лиц 23
IV. Ассимиляции. Случаи двойного морфологического значения одной функции 51
V. Некоторые другие элементы сказки 54
А. Вспомогательные элементы для связи функций между собой 54
В. Вспомогательные элементы при утроениях 56
С. Мотивировки 57
VI. Распределение функций по действующим лицам 60
VII. Способы включения в ход действия новых лиц 64
VIII. Об атрибутах действующих лиц и их значении 66
IX. Сказка как целое 69
А. Способы сочетания рассказов 69
В. Пример анализа 73
С. Вопрос о классификации 75
D. Об отношении частных форм структуры к общему строю 79
Е. Вопрос о композиции и сюжете, о сюжетах и вариантах 87
Заключение 89
ПРИЛОЖЕНИЕ I 91
ПРИЛОЖЕНИЕ II 97
ПРИЛОЖЕНИЕ III 103
ПРИМЕЧАНИЯ К ОТДЕЛЬНЫМ СХЕМАМ 104
ПРИЛОЖЕНИЕ IV 108
ВКЛАДЫШ
Приложение V Перевод нумерации дореволюционных издании сказок Афанасьева на нумерацию изданий пореволюционных
Схемы разборов сказок Начало Окончание
Владимир Яковлевич Пропп. Морфология волшебной сказки. Исторические корни волшебной сказки. (Собрание трудов В. Я. Проппа.) Комментарии Е. М. Мелетинского, А. В. Рафаевой. Составление, научная редакция, текстологический комментарий И. В. Пешкова. -- Издательство "Лабиринт", М., 1998. -- 512 с.
Впервые знаменитая дилогия о волшебной сказке выходят в свет как единое (по замыслу автора) произведение. Обширные комментирующие статьи, библиография, именной указатель, указатель персонажей превращает книгу в учебное и справочное пособие по сказковедению, а необычайно широкий охват гуманитарного материала, глубина его освоения и доходчивый стиль изложения давно ввели составляющие ее произведения в общемировой культурный фонд современного образованного человека.
Морфология ВОЛШЕБНОЙ СКАЗКИ
Предисловие
Морфология еще должна легитимироваться, как особая наука, делая своим главным предметом то, что в других трактуется при случае и мимоходом, собирая то, что там рассеяно, и устанавливая новую точку зрения, позволяющую легко и удобно рассматривать вещи природы. Явления, которыми она занимается, в высшей степени значительны; те умственные операции, при помощи которых она сопоставляет явления, сообразны с человеческой природой и приятны ей, так что даже неудавшийся опыт все-таки соединит в себе пользу и красоту.
Гете.
Слово морфология, означает учение о формах. В ботанике под морфологией понимается учение о составных частях растения, об их отношении друг к другу и к целому, иными словами, учение о строении растения.
О возможности понятия и термина морфология сказки никто не думал. Между тем в области народной, фольклорной сказки рассмотрение форм и установление закономерностей строя возможно с такой же точностью, с какой возможна морфология органических образований.
Если этого нельзя утверждать о сказке в целом, во всем ее объеме, то во всяком случае это можно утверждать о так называемых волшебных сказках, о сказках "в собственном смысле слова". Им только и посвящена настоящая работа.
Предлагаемый опыт -- результат довольно кропотливой работы. Подобные сопоставления требуют от исследователя некоторого терпения. Но мы постарались найти такую форму изложения, которая не слишком искушала бы терпение читателя, упрощая и сокращая, где только можно.
Работа пережила три фазиса. Первоначально это было широкое исследование с большим количеством таблиц, схем, анализов. Опубликовать такую работу оказалось невозможным уже ввиду ее большого объема. Было предпринято сокращение, рассчитанное на минимум объема при максимуме содержания. Но такое сокращенное, сжатое изложение оказалось бы не по плечу рядо
5
вому читателю: оно походило на грамматику или на учебник гармонии. Форму изложения пришлось изменить. Правда, есть вещи, которые изложить популярно невозможно. Есть они и в этой работе. Но все же думается, что в настоящей форме работа доступна каждому любителю сказки, если только он сам захочет последовать за нами в лабиринт сказочного многообразия, которое в итоге предстанет перед ним как чудесное единообразие.
В интересах более краткого и живого изложения пришлось поступится многим, чем дорожил бы специалист. В первоначальном виде работа охватывала, кроме тех частей, которые даны ниже, также исследование богатой области атрибутов действующих лиц (т. е. персонажей как таковых); она подробно касалась вопросов метаморфозы, т. е. трансформации сказки; были включены большие сравнительные таблицы (остались только заголовки их в приложении), всей работе предшествовал более строгий методологический очерк. Предполагалось дать исследование не только морфологической, но и совершенно особой логической структуры сказки, что подготовляло историческое изучение сказки. Самое изложение было более детальным. Элементы, которые здесь только выделены как таковые, подвергались подробному рассмотрению и сопоставлению. Но выделение элементов составляет ось всей работы и предопределяет выводы. Опытный читатель сам сумеет дорисовать наброски.

I. К ИСТОРИИ ВОПРОСА
История науки принимает всегда очень важный вид на той точке, где мы находимся; мы ценим, правда, своих предшественников и до известной степени благодарим их за услугу, которую они нам оказали. Но никто не любит рассматривать их, как мучеников, которых неудержимое влечение заводило в опасные, иногда почти безысходные положения; и, однако, у предков, заложивших фундамент нашему существованию, часто больше серьезности, чем среди изживающих это наследие потомков.
Гете.
В первой трети нашего века научная литература о сказке была не слишком богата. Помимо того, что трудов издавалось мало, библиографические сводки показывали следующую картину: больше всего издавалось текстов, довольно много было работ по частным вопросам и сравнительно мало трудов общего характера. Если же они и были, то в большинстве случаев имели не строго исследовательский, а философско-дилетантский характер.
6
Они напоминали труды эрудированных натурфилософов прошлого века, тогда как мы нуждались в точных наблюдениях, анализах и выводах. Вот как характеризовал это положение проф. М. Сперанский: "Не останавливаясь на полученных выводах, научное народоведение продолжает разыскания, считая собранный материал все еще недостаточным для общего построения. Таким образом, наука опять обращается к собиранию материала и к обработке этого материала в интересах будущих поколений, а каковы будут эти обобщения, и когда мы их будем в состоянии сделать -- неизвестно" (Сперанский 400).
В чем же причина этого бессилия, этого тупика, в который в 20-е годы уткнулась наука о сказке?
Сперанский винит в этом недостаточность материала. Но с тех пор, как писались приведенные строки, прошло много лет. За это время окончен капитальный труд И. Вольте и Г. Поливки, озаглавленный "Примечания к сказкам братьев Гримм" (Bolte, Polivka). Здесь под каждую сказку этого сборника подведены варианты со всего мира. Последний том заканчивается библиографией, где приведены источники, т. е. все известные авторам сборники сказок и другие материалы, содержащие сказки. Перечень этот охватывает около 1200 названий. Правда, среди материалов есть и случайные, мелкие материалы, но есть и крупнейшие сборники, как "Тысяча и одна ночь" ночь или Афанасьевский сборник с его 400 текстами. Но это еще не все. Огромное количество сказочного материала еще не издано, частью даже не описано. Оно хранится в архивах различных учреждений и у частных лиц. Специалисту некоторые из этих собраний доступны. Благодаря этому материал Больте и Поливки в отдельных случаях может быть увеличен. Но если это так, то какое же количество сказок имеется в нашем распоряжении вообще? И далее: много ли таких исследователей, которые охватили хотя бы только один печатный материал?
Говорить при таких условиях, что "собранного материала все еще недостаточно", совершенно не приходится.
Итак, дело не в количестве материала. Дело в ином: в методах изучения.
В то время, как физико-математические науки обладают стройной классификацией, единой терминологией, принятой специальными съездами, методикой, совершенствовавшейся преемственностью от учителей к ученикам, у нас всего этого нет. Пестрота и красочное многообразие сказочного материала приводят к тому, что четкость, точность в постановке и решении вопросов достигается лишь с большой трудностью. Настоящий очерк не преследует цели дать связное изложение истории изучения сказки. В короткой вводной главе это невозможно, да в этом и нет большой необходимости, так как эта история уже неоднократно излагалась. Мы постараемся лишь критически осветить попытки разрешения нескольких основных проблем сказочного изучения и попутно ввести читателя в круг этих проблем.
Вряд ли можно сомневаться в том, что окружающие нас явления и объекты могут изучаться или со стороны их состава и строения, или со стороны их происхождения, или со стороны тех процессов и изменений, которым они подвержены. Совершенно очевидно также и не требует никаких доказательств, что о происхождении какого бы то ни было явления можно говорить лишь после того, как явление это описано.
Между тем, изучение сказки велось, главным образом, лишь генетически, большей частью без попыток предварительного систематического описания. О историческом изучении сказок мы пока говорить не будем, мы будем говорить только об описании их -- ибо говорить о генетике без специального освещения вопроса об описании, как это делается обычно, -- совершенно бесполезно. Ясно, что прежде, чем осветить вопрос, откуда сказка происходит, надо ответить на вопрос, что она собой представляет.
Так как сказка чрезвычайно многообразна и, по-видимому, не может быть изучена сразу по всему объему, то материал следует разделить на части, т. е. классифицировать его. Правильная классификация -- одна из первых ступеней научного описания. От правильности классификации зависит и правильность дальнейшего изучения. Но, хотя классификация и ложится в основу всякого изучения, сама она должна быть результатом известной предварительной проработки. Между тем мы видим как раз обратное: большинство исследователей начинает с классификации, внося ее в материал извне, а не выводя ее из материала по существу. Как мы увидим дальше, классификаторы сверх того часто нарушают самые простые правила деления. Здесь мы находим одну из причин того тупика, о котором говорит Сперанский.
Остановимся на нескольких образцах.
Самое обычное деление сказок -- это разделение на сказки с чудесным содержанием, сказки бытовые, сказки о животных*. На первый взгляд все кажется правильным. Но поневоле возникает вопрос: а разве сказки о животных не содержат элемента чудесного, иногда в очень большой степени? И наоборот: не играют ли в чудесных сказках очень большую роль именно животные? Можно ли считать такой признак достаточно точным? Афанасьев, например, причисляет сказку о рыбаке и рыбке к
________________
*Предложено В. Ф. Миллером. Эта классификация по существу совпадает с классификацией мифологической школы (мифические, о животных, бытовые).
8
сказкам о животных. Прав он или нет? Если не прав, то почему? Ниже мы увидим, что сказка с величайшей легкостью приписывает одинаковые действия людям, предметам и животным. Это правило главным образом верно для так называемых волшебных сказок, но оно встречается и в сказках вообще. Один из наиболее известных в этом отношении примеров, это сказка о дележе урожая ("Мне, Миша, вершки, тебе корешки"). В России обманутым является медведь, а на западе черт. Следовательно, эта сказка с привлечением западного варианта вдруг выпадает из ряда сказок о животных. Куда же она попадет? Ясно, что это и не бытовая сказка, ибо где же видано, чтобы в быту урожай делился подобным образом? Но это и не сказка с чудесным содержанием. Она в данной классификации вообще не умещается.
И тем не менее мы будем утверждать, что приведенная классификация в основах своих правильна. Исследователи здесь руководствовались инстинктом, и их слова не соответствуют тому, что они ощущали на самом деле. Вряд ли кто-нибудь ошибется, отнеся сказку о жар-птице,и сером волке к сказкам о животных. Для нас также совершенно ясно, что и Афанасьев ошибся со сказкой о золотой рыбке. Но это мы видим не потому, что в сказках фигурируют или не фигурируют животные, а потому, что волшебные сказки обладают совершенно особым строением, которое чувствуется сразу и определяет разряд, хотя мы этого и не сознаем. Всякий исследователь, говоря, что он классифицирует по приведенной схеме, фактически классифицирует иначе. Но, противореча самому себе, он именно поступает правильно. Но если это так, если в основу деления подсознательно положено строение сказки, еще не изученное и даже не зафиксированное, то всю классификацию сказок следует поставить на новые рельсы. Ее нужно перевести на формальные, структурные признаки. А для того, чтобы это сделать, эти признаки следует изучить.
Но мы забегаем вперед. Обрисованное положение осталось невыясненным до наших дней. Дальнейшие попытки по существу не вносят улучшения. Так, например, в своей известной работе "Психология народов" Вундт предлагает следующее деление (Wundt 346 ff.):
1) Мифологические сказки-басни (Mythologische Fabelmarchen).
2) Чистые волшебные сказки (Reine Zaubermarchen).
3) Биологические сказки и басни (Biologische Marchen und Fabein).
4) Чистые басни о животных (Reine Tierfabeln).
5) Сказки "о происхождении" (Abstammungsmarchen).
6) Шутливые сказки и басни (ScherZmarchen und ScherZfabeln).
7) Моральные басни (Moralische Fabein).
Эта классификация много богаче прежних, но и она вызывает
9
возражения. Басня (термин, который встречается пять раз при семи разрядах) есть категория формальная. Что под этим подразумевал Вундт -- неясно. Термин "шутливая" сказка вообще недопустим, так как та же сказка может трактоваться и героически, и комически. Далее спрашивается: какая разница между "чистой басней о животных" и "моральной басней"? Чем "чистые басни" не "моральны" и наоборот?
Разобранные классификации касаются распределения сказок по разрядам. Наряду с распределением сказок по разрядам имеется деление по сюжетам.
Если неблагополучно обстоит дело с делением на разряды, то с делением на сюжеты начинается уже полный хаос. Мы не будем уже говорить о том, что такое сложное, неопределенное понятие, как сюжет, или вовсе не оговаривается, или оговаривается всяким автором по своему. Забегая вперед, мы скажем, что деление волшебных сказок по сюжетам по существу вообще невозможно. Оно также должно быть поставлено на новые рельсы, как деление по разрядам. Сказки обладают одной особенностью: составные части одной сказки без всякого изменения могут быть перенесены в другую. Ниже этот закон перемещаемости будет освещен подробнее, пока же можно ограничиться указанием на то, что, например, баба яга может встречаться в самых разнообразных сказках, в самых различных сюжетах. Эта черта -- специфическая особенность сказки. Между тем, не взирая на эту особенность, сюжет обычно определяется так: берется одна какая-нибудь часть сказки (часто случайная, просто бьющая в глаза), прибавляется предлог "о", и определение готово. Так сказка, в которой есть бой со змеем, это сказка "о змееборстве", сказка, в которой есть Кощей, -- это сказка "о Кощее" и т. д., причем единого принципа в выборе определяющих элементов нет. Если теперь вспомнить о законе перемещаемости, то с логической неизбежностью получается путаница, или, выражаясь точнее, перекрестное деление, а такая классификация всегда искажает сущность изучаемого материала. К этому прибавляется еще невыдержанность основного принципа разделения, т. е. нарушается еще одно из элементарнейших правил логики. Такое положение продолжается вплоть до наших дней.
Мы проиллюстрируем это положение двумя примерами. В 1924 г. появилась книга о сказке одесского профессора Р. М. Волкова (Волков). Волков с первых же страниц своего труда определяет, что фантастическая сказка знает 15 сюжетов. Сюжеты эти следующие:
1) О невинно гонимых.
2) О герое-дурне.
3) О трех братьях.
10
4) О змееборцах.
5) О добывании невест.
6) О мудрой деве.
7) О заклятых и зачарованных.
8) Об обладателе талисмана.
9) Об обладателе чудесных предметов.
10) О неверной жене и т. д.
Как установлены эти 15 сюжетов -- не оговорено. Если же всмотреться в принцип деления, то получится следующее: первый разряд определен по завязке (что здесь действительно завязка, мы увидим ниже), второй -- по характеру героя, третий -- по количеству героев, четвертый -- по одному из моментов хода действия и т. д. Таким образом, принцип деления вообще отсутствует. Получается действительно хаос. Разве нет сказок, где три брата (третий разряд) добывают себе невест (пятый разряд)? Разве обладатель талисмана не наказывает с помощью этого талисмана неверную жену? Таким образом, данная классификация не является научной классификацией в точном смысле слова, она не более как условный указатель, ценность которого весьма сомнительна. И разве может подобная классификация хотя бы отдаленно сравниваться с классификацией растений или животных, произведенной не на глаз, а после точного и длительного предварительного изучения материала?
Затронув вопрос о классификации сюжетов, мы не можем обойти молчанием указателя сказок Антти Аарне (Ааrne 1911). Аарне является одним из основателей так называемой финской школы. Работы этой школы представляют собой в настоящее время вершину сказочного изучения. Здесь не место дать надлежащую оценку этому направлению. Укажем лишь на то, что в научной литературе имеется довольно значительное количество статей и заметок о вариантах к отдельным сюжетам. Такие варианты иногда добываются из самых неожиданных источников. Постепенно их накопляется очень много, а систематической разработки нет. Сюда главным образом и направлено внимание нового направления. Представители этой школы добывают и сравнивают варианты отдельных сюжетов по их мировому распространению. Материал группируется гео-этнографически по известной, вперед выработанной Системе, и затем делаются выводы об основном строении, распространении и происхождении сюжетов. Однако, и этот прием вызывает ряд возражений. Как мы увидим ниже, сюжеты (в особенности сюжеты волшебных сказок) состоят в теснейшем родстве между собой. Определить, где кончается один сюжет с его вариантами и где начинается другой, можно лишь после межсюжетного изучения сказок и точной фиксации принципа отбора сюжетов и вариантов. Но этого нет. Переме
11
щаемость элементов здесь также не принята во внимание. Работы этой школы исходят из неосознанной предпосылки, что каждый сюжет есть нечто органически-цельное, что он может быть выхвачен из ряда других сюжетов и изучаться самостоятельно.
Между тем, вполне объективное отделение одного сюжета от другого и подбор вариантов -- дело совсем не простое. Сюжеты сказки так тесно связаны между собою, так переплетаются один с другим, что этот вопрос требует специального предварительного изучения раньше выделения сюжетов. Без такого изучения исследователь предоставлен своему вкусу, объективное же отделение пока даже просто невозможно. Приведем один пример. В числе вариантов к сказке "Frau Holle" Больте и Поливка приводят афанасьевскую сказку "Баба-яга" (Аф. 102). Имеются ссылки и на ряд других очень разнообразных сказок на этот сюжет. Но они не приводят сказки "Морозко". Спрашивается -- почему? Ведь здесь мы имеем то же изгнание падчерицы и ее возвращение с подарками, ту же отсылку родной дочери и ее наказание. Мало того: ведь и Морозко и "Frau Holle" представляют собой персонификацию зимы, но в немецкой сказке мы имеем персонификацию в женском облике, а в русской -- в мужском. Но, по-видимому, "Морозко", в силу художественной яркости этой сказки, субъективно зафиксировался, как определенный сказочный тип, как определенный самостоятельный сюжет, который может иметь свои собственные варианты. Таким образом, мы видим, что вполне объективных критериев для отделения одного сюжета от другого нет. Там, где один исследователь будет видеть новый сюжет, другой будет видеть вариант и наоборот. Мы привели пример очень простой, а при расширении и увеличении материала увеличиваются и возрастают трудности.
Но, как бы то ни было, методы этой школы прежде всего потребовали списка сюжетов.
Составление такого списка и предпринято Аарне.
Список этот вошел в международный обиход и оказал делу изучения сказки крупнейшую услугу: благодаря указателю Аарне возможна шифровка сказки. Сюжеты названы Аарне типами, и каждый тип занумерован. Краткое условное обозначение сказок (в данном случае -- ссылкой на номер указателя) очень удобно.
Но наряду с этими достоинствами указатель обладает и рядом существенных недостатков: как классификация он не свободен от тех ошибок, которые делает Волков. Основные разряды следующие: I. Сказки о животных. II. Собственно сказки. III. Анекдоты. Мы легко узнаем прежние приемы, перестроенные на новый лад. (Несколько странно, что сказки о животных как будто не признаются собственно сказками). Далее хочется спросить: имеем ли мы настолько точное изучение понятия анекдота, что
12
бы им можно было пользоваться совершенно спокойно (ср. басни у Вундта) ? Мы не будем входить в подробности этой классификации, а остановимся лишь на волшебных сказках, которые выделены им в подразряд. Заметим кстати, что введение подразрядов одна из заслуг Аарне, ибо деление на роды, виды, и разновидности не разрабатывалось до него. Волшебные же сказки охватывают, по Аарне, следующие категории: 1) чудесный противник, 2) чудесный супруг (супруга), 3) чудесная задача, 4) чудесный помощник, 5) чудесный предмет, 6) чудесная сила или уменье, 7) прочие чудесные мотивы. По отношению к этой классификации могут быть почти дословно повторены возражения на классификацию Волкова. Как же быть, например, с теми сказками, в которых чудесная задача разрешается чудесным помощником, что именно встречается очень часто, или с теми сказками, в которых чудесная супруга и есть чудесный помощник?
Правда, Аарне и не стремится к созданию собственно научной классификации: его указатель важен, как практический справочник, и как таковой он имеет огромное значение. Но указатель Аарне опасен другим. Он внушает неправильные представления по существу. Четкого распределения на типы фактически не существует, оно очень часто является фикцией. Если типы и есть, то они существуют не в той плоскости, как это намечается Аарне, а в плоскости структурных особенностей сходных сказок, но об этом после. Близость сюжетов между собой и невозможность вполне объективного отграничения приводит к тому, что при отнесении текста к тому или другому типу часто не знаешь, какой номер выбрать. Соответствие между типом и определяемым текстом часто лишь весьма приблизительно. Из 125 сказок, указанных в собрании А. И. Никифорова, 25 сказок (т. е. 20%) отнесены к типам приблизительно и условно, что отмечено А. И. Никифоровым скобками (Никифоров 1927). Но если различные исследователи начнут относить ту же сказку к разным типам, то что же из этого может получиться? С другой стороны, так как типы определены по наличности в них тех или иных ярких моментов, а не по построению сказок, а одна сказка может содержать несколько таких моментов, то одну сказку иногда приходится относить к нескольким типам сразу (до 5 номеров для одной сказки), что совсем не означает, что данный текст состоит из пяти сюжетов. Такой способ фиксации по существу является определением по составным частям. Для известной группы сказок Аарне даже делает отступление от своих принципов и вдруг совершенно неожиданно и несколько непоследовательно вместо деления на сюжеты переходит на деление по мотивам. Так распределен им один из его подразрядов, группу, которую он оза
13
главливает "о глупом черте". Но эта непоследовательность опять представляет собой инстинктивно взятый правильный путь. Ниже мы постараемся показать, что изучение по дробным составным частям есть правильный способ изучения.

ГОСУДАРСТВЕННАЯ ПОЛЯРНАЯ АКАДЕМИЯ

ВЛАДМИР ЯКОВЛЕВИЧ ПРОПП

«МОРФОЛОГИЯ СКАЗКИ»

СТУДЕНТ: РЕМИЗОВ ДМИТРИЙ
ГРУППА: 211-А

САНКТ – ПЕТЕРБУРГ 2001

I. К истории вопроса

В первой трети нашего века научная литература о сказке была не слишком богата, больше всего издавалось текстов, довольно много работ по частным вопросам и сравнительно мало трудов общего характера. Такая картина мотивировалась недостаточным количеством материала. Однако после окончания капитального труда И.Вольте и Г.Поливки «Примечания к сказкам братьев
Гримм», последний том которого заканчивается библиографией, состоящей из
1200 названий сборников и материалов, известных авторам, стало очевидно, что дело не в количестве материала. Дело в методах изучения. Пестрота и красочное многообразие сказочного материала приводят к тому, что четкость, точность в постановке и решении вопросов достигается лишь с большой трудностью.
Ясно, что прежде чем осветить вопрос, откуда сказка происходит, надо ответить на вопрос, что она собой представляет. Правильная классификация – одна из первых ступеней научного описания. От правильности классификации зависит и правильность дальнейшего изучения.
Самое обычное деление сказок – это разделение на сказки с чудесным содержанием, сказки бытовые, сказки о животных. (Предложено В.Ф.Миллером.
Эта классификация по существу совпадает с классификацией мифологической школы (мифические, о животных, бытовые). Возникает вопрос: а разве сказки о животных не держат элемента чудесного, и наоборот?
Дальнейшие попытки по существу не вносят улучшения. Так, например, в своей известной работе «Психология народов» Вундт предлагает следующее деление:

1) Мифологические сказки – басни

2) Чисто волшебные сказки

3) Биологические сказки и басни

4) Чистые басни о животных

5) Сказки «о происхождении»

6) Шутливые сказки и басни

7) Моральные басни

Эта классификация много богаче прежних, но и она вызывает возражения. Басня есть категория формальная. Что под этим подразумевал Вундт – неясно. Термин
«шутливая» сказка вообще недопустим, так как та же сказка может трактоваться героически, и комически и т.д.
Забегая вперёд, мы скажем, что деление волшебных сказок по сюжетам по существу вообще невозможно. Сказки обладают одной особенностью: составные части одной сказки без всякого изменения могут быть перенесены в другую.
Сюжет обычно определяется так: берется одна какая-нибудь часть сказки
(часто случайная, просто бьющая в глаза), прибавляется предлог «о», и определение готово. Такая классификация обычно искажает сущность изучаемого материала. Мы проиллюстрируем это двумя примерами. В 1924 г. появилась книга о сказке одесского профессора Р.М. Волкова. Волков с первых же страниц своего труда определяет, что фантастическая сказка знает 15 сюжетов:

1) О невинно гонимых

2) О герое – дурне

3) О трех братьях

4) О змееборцах

5) О добывании невест

6) О мудрой деве

7) О заклятых и зачарованных

8) Об обладателе талисмана

9) Об обладателе чудесных предметов
10) О неверной жене и т.д.

Как установлены эти 15 сюжетов – не оговорено. Если же всмотреться в принцип деления, то получится следующее: первый разряд установлен по завязке, второй – по характеру героя, третий – по количеству герой, четвёртый – по одному из моментов хода действия и т.д. Таким образом, принцип деления вообще отсутствует, получается действительно хаос. Данная классификация не является научной в точном смысле слова, она не более чем условный указатель, ценность которого весьма сомнительна.
Затронув вопрос о классификации сюжетов, мы не можем обойти молчанием указателя сказок Антеи Аарне, который является одним из основателей так называемой финской школы. Представители этой школы добывают и сравнивают варианты отдельных сюжетов по их мировому распространению. Материал группируется гео – этнографически по известной, вперёд выработанной
Системе, и затем делаются выводы об основном строении, распространении и происхождении сюжетов. Однако сюжеты состоят в теснейшем родстве между собой. Аарне было предпринято составление списка сюжетов, благодаря которому возможна шифровка сказки. Сюжеты названы Аарне типами, и каждый тип занумерован. Краткое условное обозначение сказок очень удобно. Но наряду с этими достоинствами существует и ряд недостатков: как классификация указатель Аарне не свободен от тех ошибок, которые делаем
Волков. Основные разряды следующие:

I. Сказки о животных

II. Собственно сказки

III. Анекдоты
Мы легко узнаем прежние приемы, перестроенные на новый лад. Мы не будем входить в подробности этой классификации, а остановимся лишь на волшебных сказках, которые выделены им в подразряд. Заметим кстати, что введение подразрядов - одна из заслуг Аарне. Волшебные сказки охватывают, по Аарне, следующие категории:

1) Чудесный противник

2) Чудесный супруг (супруга)

3) Чудесная задача

4) Чудесный помощник

5) Чудесный предмет

6) Чудесная сила или умение

7) Прочие чудесные мотивы
По отношению к этой классификации могут быть почти дословно повторены возражения на классификацию Волкова. Правда, Аарне и не стремится к созданию собственной научной классификации: его указатель важен, как практический справочник и как таковой он имеет огромное значение. Но указатель Аарне опасен другим: близость сюжетов между собой и невозможность вполне объективного отграничения приводит к тому, что при отнесении текста к тому или другому типу часто не знаешь, какой номер выбрать.
Мы переходим к другой важнейшей области изучения сказки: к описанию её по существу. Очень немного говорил об описании сказки А.Н.Веселовский. Но то, что он говорил, имеет огромное значение. Веселовский понимает под сюжетом комплекс мотивов. Мотив может приурочиваться к различным сюжетам. Под мотивом он понимает простейшую повествовательную единицу. Однако, те мотивы, которые он приводит в качестве примеров, раскладываются.
Ж. Бедье первым осознал, что в сказке существует какое-то отношение между её величинами постоянными и величинами переменными. Постоянные, существенные величины он называет элементами и обозначает их греческой омегой (W). Остальные, переменные величины он обозначает латинскими буквами. Таким образом, схема одной сказки даёт W+a+b+c, другой – W+a+l и т.д. Но правильная по существу мысль разбивается о невозможность уловить эту омегу в точности.
II. Метод и материал
Для сравнения мы выделяем составные части волшебных сказок по особым приемам и затем сравниваем сказки по их составным частям. В результате получится морфология, т.е. описание сказки по составным частям и отношению частей друг к другу. Сказка нередко приписывает одинаковые действия различным персонажам. Это даёт нам возможность изучать сказку по функциям действующих лиц. Исследование показывает, что повторяемость функций поразительна. Самый способ осуществления функций может меняться: он представляет величину переменную. Функции действующих лиц представляют собой те составные части, которыми могут быть заменены мотивы Веселовского или элементы Бедье. Функций чрезвычайно мало, а персонажей чрезвычайно много. Этим объясняется двоякое качество волшебной сказки: с одной стороны, ее поразительное многообразие, с другой – ее не менее поразительное однообразие.
Итак, функции действующих лиц представляют собой основные части сказки. Для выделения функций их следует определить.

I. Постоянными, устойчивыми элементами сказки служат функции действующих лиц.

II. Число функций, известных волшебной сказке – ограничено.

III. Последовательность функций всегда одинакова

IV. Все волшебные сказки однотипны по своему строению.

Ш. Функции действующих лиц

|Краткое изложение сущности |Сокращенное |Условный знак функции |
|функции |определение | |
| |одним словом | |
|1. Один из членов семьи |Отлучка |E |
|отлучается из дома | | |
|1) Отлучиться может лицо | |E1 |
|старшего поколения | | |
|2) Усиленную форму отлучки | |E2 |
|представляет собой смерть | | |
|родителей | | |
|3) Иногда отлучаются лица | |E3 |
|младшего поколение | | |
|2. К герою обращаются с запретом|Запрет |Б |
|(роль запретов иногда играет | | |
|приказание) | | |
|3. Запрет нарушается |Нарушение |В |
|4. Антагонист пытается |Выведывание |В |
|произвести разведку | | |
|1) Выведывание имеет целью | |В1 |
|узнать местопребывание детей, | | |
|иногда драгоценных предметов и | | |
|пр. | | |
|2) Обращённую форму выведывания | |В2 |
|мы имеем при выспрашивании | | |
|вредителем его жертвой | | |
|3) Выведывание через других лиц | | |
|5. Антагонисту даются сведения о|Выдача |w |
|жертве | | |
|1) Антагонист получает | | |
|непосредственно ответ на свой | | |
|вопрос | | |
|6. Антагонист пытается обмануть |Подвох |Г |
|свою жертву, чтобы овладеть ею | | |
|или её имуществом | | |
|1) Вредитель действует путём | |Г1 |
|уговоров | | |
|2) Он действует непосредственным| |Г2 |
|применением волшебных средств | | |
|3) Он действует иными средствами| |Г3 |
|обмана или насилия | | |
|7. Жертва поддаётся обману и тем|Пособничество |g |
|невольно помогает врагу | | |
|1) Герой соглашается на все | |G1 |
|уговора антагониста | | |
|2-3) Он механически реагирует | |g2 и g3 |
|на применение волшебных и иных | | |
|средств | | |
|8. Антагонист наносит одному из |Вредительство |_а |
|членов семьи вред или ущерб | | |
|1) Он похищает человека | |_а1 |
|2) Он похищает или отнимает | |_а2 |
|волшебное средство | | |
|3) Он расхищает или портит посев| |_а3 |
|4) Он похищает дневной свет | |_а4 |
|5) Он совершает хищение в иных | |_а5 |
|формах | | |
|6) Он наносит телесное | |_а6 |
|повреждение | | |
|7) Он вызывает внезапное | |_а7 |
|исчезновение | | |
|8) Он требует или вынимает свою | |_а8 |
|жертву | | |
|9) Он изгоняет кого-либо | |_а9 |
|10) Он приказывает кого-либо | |_а10 |
|бросить в море | | |
|11) Он околдовывает кого-либо | |_а11 |
|или что-либо | | |
|12) Он совершает подмену | |_а12 |
|13) Он приказывает убить | |_а13 |
|14) Он совершает убийство | |_а14 |
|15) Он заточает, задерживает | |_а15 |
|16) Он угрожает насильственным | |_а16 |
|супружеством | | |
|16а) То же между родственниками | |_аXVI |
|17) Он угрожает каннибализмом | |_а17 |
|18) Он мучает по ночам | |_а18 |
|19) Он объявляет войну | |_а19 |
|8-а. Одному из членов семьи |Недостача |А _ |
|чего-либо не хватает, ему | | |
|хочется чего-либо | | |
|1) Недостача невесты | |А 1 |
|2) Необходимо, нужно волшебное | |А 2 |
|средство | | |
|3) Недостает диковинок (без | |А 3 |
|волшебной силы) | | |
|4) Специфическая форма: не | |А 4 |
|хватает волшебного яйца со | | |
|смертью Кощея | | |
|5) Рационализированные формы: не| |А 5 |
|хватает денег, средств к | | |
|существованию и пр. | | |
|9. Беда или недостача |Посредничество |В |
|сообщается, к герою обращаются с| | |
|просьбой или приказанием, | | |
|отсылают или отпускают его | | |
|1) Издается клич о помощи с | |В1 |
|последующей отсылкой героя | | |
|2) Герой непосредственно | |В2 |
|отпускается | | |
|3) Герой отпускается из дома | |В3 |
|4) Беда сообщается | |В4 |
|5) Изгнанный герой увозится из | |В5 |
|дома | | |
|6) Обреченный на смерть герой | |В6 |
|тайно отпускается | | |
|7) Поётся жалобная песнь | |В7 |
|10. Искатель соглашается или |Начинающееся |С |
|решается на противодействие |противодействие| |
|11. Герой покидает дом |Отправка |{ |
|12. Герой испытывается, |Первая функция |Д |
|выспрашивается, подвергается |дарителя | |
|нападению и пр., чем | | |
|подготовляется получение им | | |
|волшебного средства или | | |
|помощника | | |
|1) Даритель испытывает героя | |Д1 |
|2) Даритель приветствует и | |Д2 |
|выспрашивает героя | | |
|3) Умирающий или умерший просит | |Д3 |
|оказать услугу | | |
|4) Пленный просит об | |Д4 |
|освобождении | | |
|4а) То же с предварительным | |*Д4 |
|пленением дарителя | | |
|5) К герою обращаются с просьбой| |Д5 |
|о пощаде | | |
|6) Спорщики просят разделить | |Д6 |
|между ними добычу | | |
|7) Другие просьбы | |Д7 |
|8) Враждебное существо пытается | |Д8 |
|уничтожать героя | | |
|9) Враждебное существо вступает | |Д9 |
|с героем в борьбу | | |
|10) Герою показывают волшебное | |Д10 |
|средство, предлагают обменять | | |
|его | | |
|13. Герой реагирует на действия |Реакция героя |Г |
|будущего дарителя | | |
|1) Герой выдерживает (не | |Г1 |
|выдерживает) испытание | | |
|2) Герой отвечает (не отвечает) | |Г2 |
|на приветствие | | |
|3) Он оказывает (не оказывает) | |Г3 |
|услугу умершему | | |
|4) Он отпускает пленного | |Г4 |
|5) Он щадит просящего | |Г5 |
|6) Он совершает раздел и мирит | |Г6 |
|спорщиков | | |
|7) Герой оказывает какую-нибудь | |Г7 |
|иную услугу | | |
|8) Герой спасается от покушения | |Г8 |
|на него, применяя средства | | |
|враждебного существа к нему | | |
|самому | | |
|9) Герой побеждает (не | |Г9 |
|побеждает) враждебное существо | | |
|10) Герой соглашается на обмен, | |Г10 |
|но немедленно применяет | | |
|волшебную силу предмета к | | |
|отдателю | | |
|14. В распоряжение героя |Снабжение, |Z |
|попадает волшебное средство |получение | |
|(животное, предметы, из которых |волшебного | |
|являются волшебные помощники) |средства | |
|1) Средство передается | |Z1 |
|непосредственно | | |
|2) Средство указывается | |Z2 |
|3) Средство изготовляется | |Z3 |
|4) Средство продается и | |Z4 |
|покупается | | |
|5) Средство случайно попадается | |Z5 |
|герою | | |
|6) Средство внезапно появляется | |Z6 |
|само собой | | |
|7) Средство выпивается или | |Z7 |
|съедается | | |
|8) Средство похищается | |Z8 |
|9) Различные персонажи сами | |Z9 |
|предоставляют себя в | | |
|распоряжение героя | | |
|15. Герой переносится, |Пространственно|R |
|доставляется или приводится к |е перемещение | |
|месту нахождения предмета |между двумя | |
|поисков |царствами, | |
| |путеводительств| |
| |о | |
|1) Он летит по воздуху | |R1 |
|2) Он едет по земле или воде | |R2 |
|3) Его ведут | |R3 |
|4) Ему указывают путь | |R4 |
|5) Он пользуется неподвижными | |R5 |
|средствами сообщения | | |
|6) Он идёт по кровавым следам | |R6 |
|16. Герой и антагонист вступают |Борьба |Б |
|в непосредственную борьбу | | |
|1) Они бьются на открытом поле | |Б1 |
|2) Они вступают в состязание | |Б2 |
|3) Они играют в карты | |Б3 |
|17. Героя метят |Клеймение, |К |
| |отметка | |
|1) Метка наносится на тело | |К1 |
|2) Герой получает кольцо или | |К2 |
|полотенце | | |
|3) Иные формы клеймения | |К3 |
|18. Антагонист побеждается |Победа |П |
|1) Он побеждается в открытом бою| |П1 |
|2) Он побеждается при состязании| |П2 |
|3) Он проигрывает в карты | |П3 |
|4) Он проигрывает при | |П4 |
|взвешивании | | |
|5) Он убивается без | |П5 |
|предварительного боя | | |
|6) Он непосредственно изгоняется| |П6 |
|19. Начальная беда или недостача|Ликвидация беды|Л |
|ликвидируется |или недостачи | |
|1) Объект поисков похищается с | |Л1 |
|применением силы или хитрости | | |
|2) Объект поисков добывается | |Л2 |
|несколькими персонажами сразу, с| | |
|быстрой сменой их действий | | |
|3) Объект поисков добывается при| |Л3 |
|помощи приманок | | |
|4) Добыча искомого является | |Л4 |
|непосредственным результатом | | |
|предыдущих действий | | |
|5) Объект поисков добывается | |Л5 |
|мгновенно, путём применения | | |
|волшебного средства | | |
|6) Применением волшебного | |Л6 |
|средства изживается бедность | | |
|7) Объект поисков ловится | |Л7 |
|8) Заколдованный ловится | |Л8 |
|9) Убитый оживляется | |Л9 |
|10) Плененный освобождается | |Л10 |
|20. Герой возвращается |Возвращение |} |
|21. Герой подвергается |Преследование, |Пр |
|преследованию |погоня | |
|1) Преследователь летит за | |Пр1 |
|героем | | |
|2) Он требует виноватого | |Пр2 |
|3) Он преследует героя, быстро | |Пр3 |
|превращаясь в различных животных| | |
|и пр. | | |
|4) Преследователи обращаются | |Пр4 |
|заманчивыми предметами и | | |
|становятся на пути героя | | |
|5) Преследователь пытается | |Пр5 |
|поглотить героя | | |
|6) Преследователь пытается убить| |Пр6 |
|героя | | |
|7) Он старается перегрызть | |Пр7 |
|дерево, на котором спасается | | |
|герой | | |
|22. Герой спасается от |Спасение |Сп |
|преследования | | |
|1) Он уносится по воздуху | |Сп1 |
|2) Герой бежит, во время бегства| |Сп2 |
|ставит преследователю | | |
|препятствия | | |
|3) Герои во время бегства | |Сп3 |
|обращаются предметами, делающими| | |
|его неузнаваемым | | |
|4) Герой во время бегства | |Сп4 |
|прячется | | |
|5) Он прячется у кузнецов | |Сп5 |
|6) Он спасается бегством с | |Сп6 |
|быстрым превращением в животных,| | |
|камни и пр. | | |
|7) Он избегает соблазна | |Сп7 |
|обращенных змеих | | |
|8) Он не даёт себя проглотить | |Сп8 |
|9) Он спасается от покушения на | |Сп9 |
|его жизнь | | |
|10) Он перескакивает на другое | |Сп10 |
|дерево | | |

На спасении от преследования очень многие сказки кончаются. Но бывает, что сказка заставляет героя пережить новую беду. Повторяется завязочное действие, и этим даётся начало новому рассказу. Специфических форм повторного вредительства нет.

|8bis. Братья похищают добычу |Вредительство |А |
|Ивана | | |
|1) Братья похищают невесту | |А1 |
|2) Похищается волшебное средство| |А2 |
|10-11bis. Герой вновь | |С{ |
|отправляется на поиски | | |
|12bis. Герой вновь подвергается | |Д |
|действиям, ведущим к получению | | |
|им волшебного средства | | |
|13bis. Герой вновь реагирует на | |Г |
|действия будущего дарителя | | |
|14bis. В распоряжение героя | |Z |
|попадает новое волшебное | | |
|средство | | |
|15bis. Герой доставляется или | |R |
|привозится к месту нахождения | | |
|предмета поисков | | |
|23. Герой неузнанным прибывает |Неузнанное |X |
|домой или в другую страну |прибытие | |
|1) Прибытие домой. Герой | | |
|останавливается у какого-нибудь | | |
|ремесленника, поступает к нему в| | |
|ученики | | |
|2) Он прибывает к иному королю, | | |
|поступает на кухню поваром или | | |
|служит конюхом | | |
|24. Ложный герой предъявляет |Необоснованные |Ф |
|необоснованные притязания |притязания | |
|25. Герою предлагается трудная |Трудная задача |З |
|задача | | |
|26. Задача решается |Решение |Р |
|27. Героя узнают |Узнавание |У |
|28. Ложный герой или антагонист |Обличение |О |
|изобличается | | |
|29. Герою дается новый облик |Трансфигурация |Т |
|1) Новый облик даётся | |Т1 |
|непосредственно волшебным | | |
|действием помощника | | |
|2) Герой выстраивает чудесный | |Т2 |
|дворец | | |
|3) Герой надевает новую одежду | |Т3 |
|4) Рационализированные и | |Т4 |
|юмористические формы. Ложное | | |
|доказательство богатства и | | |
|красоты, принятое за | | |
|действительное доказательство | | |
|30. Враг наказывается |Наказание |Н |
|Иногда имеется великодушное | |Нneg |
|прощение | | |
|31. Герой вступает в брак и |Свадьба |С** |
|воцаряется | | |
|1) Невеста и царство даются или | | |
|сразу, или герой получает сперва| | |
|полцарства, а по смерти | | |
|родителей и все | | |
|2) Иногда герой только женится, | | |
|но невеста его – не царевна, | | |
|воцарения не происходит | | |
|3) Иногда говорится только о | | |
|достижении престола | | |
|4) Если сказка незадолго до | | |
|венчания прерывается новым | | |
|вредительством, то первый ход | | |
|кончается помолвкою, обещанием | | |
|брака | | |
|5) Женатый герой теряет свою | | |
|жену; в результате поисков брат | | |
|возобновляется | | |
|6) Герой вместо руки царевны | | |
|получает денежную награду или | | |
|компенсацию в иных формах | | |

Этим сказка завершается.

1) Количество функций весьма ограничено

2) Одна функция вытекает из другой как с логической, так и с художественной необходимостью

3) Очень большое количество функций расположены попарно (запрет – нарушение, выведывание – выдача, борьба – победа, преследование – спасение и т.д)

IV. Ассимиляции. Случаи двойного морфологического значения одной функции.
Из перечисления функций можно было убедиться, что они должны определяться и независимо от того, как, каким способом они выполняются. Функции могут выполняться совершенно одинаково. Имеется влияние одних форм на другие. Это явление может быть названо ассимиляцией способов исполнения функций.

V. Некоторые другие элементы сказки

А. Вспомогательные элементы для связи функций между собой.
Функции не всегда следуют одна за другой. Если следующие друг за другом функции исполняются различными персонажами, то второй персонаж должен знать, что до этого произошло. В связи с этим выработалась целая система осведомлений, которыми одна функция связывается с другой.
Персонажи часто вступают со своей функцией потому, что они что – либо видят. Этим создаётся второй вид связок.
Если нужный предмет очень мал, или слишком далёк и пр., то применяется другой приём связывания. Предмет приносится, а в применении к людям этому соответствует привод

B. Вспомогательные элементы при утроениях.
Утраиваться могут как отдельные детали атрибутивного характера (три головы змея), так и отдельные функции, пары функций (преследование – спасение), группы функций и целые ходы. Повторение может быть или равномерным (три задачи, три года служить), или повторение даёт нарастание (третья задача самая трудная), или два раза даётся отрицательный результат, один раз положительный

С. Мотивировки
Под мотивировками понимаются как причины, так и цели персонажей, вызывающие их на те или иные поступки. Мотивировки иногда придают сказке совершенно особую, яркую окраску, но все же мотивировки принадлежат к самым непостоянным и неустойчивым элементам сказки. Кроме того, они представляют собой элемент менее четкий и определенный, чем функции или связки.
Большинство поступков персонажей середины сказки естественно мотивированы ходом действия, и только нанесение вреда как первая основная функция сказки, требует некоторой дополнительной мотивировки.
Совершенно одинаковые или сходные поступки мотивируются самым различным образом. Есть основание думать, что сказке вообще не свойственны мотивировки, сформулированные словами, и мотивировки вообще с большой долей вероятности могут считаться новообразованиями.

VI. Распределение функций по действующим лицам.
Многие функции логически объединяются по известным кругам. Эти круги в целом соответствуют исполнителям. Это – круги действия:

Сказка знает следующие круги действия:

1) Круг действий антагониста (вредителя) охватывает: вредительство

(А), бой или иные формы борьбы с героем (Б), преследование (Пр.)

2) Круг действий дарителя (снабдителя) охватывает: подготовку передачи волшебного средства (Б), снабжение героя волшебным средством (Z).

3) Круг действий помощника охватывает: пространственное перемещение героя (R), ликвидацию беды или недостачи (Л), спасение от преследование (Сп), разрешение трудных задач (Р), трансфигурацию героя (Т)

4) Круг действий царевны и ее отца охватывает задавание трудных задач (З), клеймение (К), обличение (О), узнавание (У), наказание второго вредителя (Н), свадьбу (С)

5) Круг действий отравителя охватывает только отсылку

(соединительный момент)

6) Круг действий герой охватывает отправку в поиски (С{), реакцию на требования дарителя (Г), свадьбу (С*)

7) Круг действий ложного героя охватывает также отправку в поиски

(С{), реакцию на требования дарителя (Г) – всегда отрицательную

(Гneg) и обманутые притязания (Ф)
Таким образом, сказка знает семь действующих лиц. По этим же персонажам распределяются и функции подготовительной части, но по этим функциям определять персонажи нельзя. Кроме того, есть и специальные персонажи для связок, а также специальные предатели.

Распределение означенных кругов по отдельным сказочным персонажам:

1) Круг действий в точности соответствует персонажу

2) Один персонаж охватывает несколько кругов действий

3) Один круг действия распределяется по нескольким персонажам

Живые существа, предметы и качества, с точки зрения морфологии, построенной на функциях действующих лиц, должны рассматриваться как равнозначные величины.

VII. Способы включения в ход действия новых лиц.
Антагонист появляется в ходе действия два раза. В первый раз он является внезапно, а затем исчезает, во второй раз он входит в сказку как персонаж отысканный, обычно в результате путеводительства.
Даритель встречен случайно.
Волшебный помощник включается как дар.
Отправитель, герой, ложный герой, а также царевна включаются в начальную ситуацию.
Это распределение можно считать нормой. Но если в сказке нет дарителя, то формы его появления переходят на помощника. Другое отступление состоит в том, что все персонажи могут вводиться через начальную ситуацию. Можно наблюдать два основные формы начальных ситуаций: ситуацию, включающую искателя с его семьёй, и ситуацию, включающую жертву вредителя и его семью.
Некоторые сказки дают обе ситуации.
Чудесное рождение героя – очень важный элемент. Это – одна из форм появления героя с включением её в начальную ситуацию

VIII. Об атрибутах действующих лиц и их значении
Под атрибутами мы понимаем совокупность всех внешних качеств персонажей: их возраст, пол, положение, внешний облик, особенности этого облика и т.д. Эти атрибуты придают сказке ее яркость, ее красоту и обаяние.
Постоянство функций сохраняется и это позволит привести в систему и те элементы, которые группируются вокруг функций. Наилучший способ создать эту систему – это составление таблиц.
Изучение атрибутов персонажа создает лишь три основные рубрики: облик и номенклатура, особенности появления, жилище.

IX. Сказка как целое

А. Способы сочетания рассказов.
Морфологически волшебной сказкой может быть названо всякое развитие от вредительства (А) или недостачи (а) через промежуточные функции к свадьбе или другим функциям, использованным в качестве развязки. Такое развитие названо нами ходом. Соединение ходов может быть следующее:

1) Один ход непосредственно следует за другим

2) Новый ход наступает раньше, чем кончился первый. Действие прерывается эпизодическим ходом.
При каких же условиях несколько ходов образуют одну сказку, и когда перед нами две сказки и больше?
Одну сказку мы имеем в следующих случаях:

1) Если вся сказка состоит из одного хода

2) Если сказка состоит их двух ходов, из которых один заканчивается положительно, другой – отрицательно

3) При утроении целых ходов

4) Если в первом ходе добывается волшебное средство, которое только во втором применяется

5) Если до окончательной ликвидации беды вдруг ощущается какая-либо нехватка или недостача, что вызывает новые поиски.

6) Когда в завязке даётся сразу два вредительства
Во всех других случаях мы имеем две сказки и больше.

Вывод:
Данная работа имеет колоссальное значение для изучения волшебной сказки.
Отталкиваясь от опыта своих предшественников, В.Я. Пропп вывел постоянную неделимую морфологическую единицу сказки – функцию действующих лиц. Этим, во-первых, была разрешена неразрешимая до того проблема правильной классификации сказки, а, во-вторых, был развеян миф о безграничном мире волшебной сказки, так как, пользуясь методом Проппа, можно записать любую сказку, независимо от её размера, в виде простой формулы. Кроме того, было доказано, что изучение сказки – наука не менее сложная, чем, например, биология. Изучение волшебной сказки требует, возможно, даже больших усилий от исследователя, чем любая другая наука. Слишком мало еще написано работ в этой области, по сравнению с другими науками. Слишком много еще неизвестного и непонятного, словом, того, что должно притягивать к себе всё новых и новых людей.

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Annotation

Впервые знаменитая дилогия о волшебной сказке выходят в свет как единое (по замыслу автора) произведение. Обширные комментирующие статьи, библиография, именной указатель, указатель персонажей превращает книгу в учебное и справочное пособие по сказковедению, а необычайно широкий охват гуманитарного материала, глубина его освоения и доходчивый стиль изложения давно ввели составляющие ее произведения в общемировой культурный фонд современного образованного человека.

Владимир Пропп

Предисловие

I. К истории вопроса

II. Метод и Материал

III. Функции действующих лиц

IV. Асимиляции

V. Некоторые другие элементы сказки

А. Вспомогательные элементы для связи функций между собой

В. Вспомюгательные элементы при утроениях

С. Мотивировки

VI. Pаспределение фикций по действующим лицам

VII. Способы включения в ход действия новых лиц

VIII. Об атрибутах действующих лиц и их значении

IX. Сказка как целое

А. Способы сочетания рассказов

В. Пpuмep анализа

С. Вопрос о классификации

Д. Об отношении частных форм структуры к общему строю

Е. Вопрос о композиции и сюжете, о сюжетах и вариантах

Заключение

Приложение I

Таблица 1. Начальная ситуация

Таблица II. Подготовительная часть

Таблица III. Завязка

Таблица IV. Дарители

Таблица V. От вступления помощника до конца первого хода

Таблица VI. Начало второго хода

Таблица VII. Продолжение второго хода

Приложение II

Приложение III

Приложение IV

Приложение V

СХЕМЫ РАЗБОРОВ СКАЗОК

Владимир Пропп

Морфология «волшебной» сказки

Предисловие

Морфология еще должна легитимироваться, как особая наука, делая своим главным предметом то, что в других трактуется при случае и мимоходом, собирая то, что там рассеяно, и устанавливая новую точку зрения, позволяющую легко и удобно рассматривать вещи природы. Явления, которыми она занимается, в высшей степени значительны; те умственные операции, при помощи которых она сопоставляет явления, сообразны с человеческой природой и приятны ей, так что даже неудавшийся опыт все-таки соединит в себе пользу и красоту.

Слово морфология, означает учение о формах. В ботанике под морфологией понимается учение о составных частях растения, об их отношении друг к другу и к целому, иными словами, учение о строении растения.

О возможности понятия и термина морфология сказки никто не думал. Между тем в области народной, фольклорной сказки рассмотрение форм и установление закономерностей строя возможно с такой же точностью, с какой возможна морфология органических образований.

Если этого нельзя утверждать о сказке в целом, во всем ее объеме, то во всяком случае это можно утверждать о так называемых волшебных сказках, о сказках "в собственном смысле слова". Им только и посвящена настоящая работа.

Предлагаемый опыт - результат довольно кропотливой работы. Подобные сопоставления требуют от исследователя некоторого терпения. Но мы постарались найти такую форму изложения, которая не слишком искушала бы терпение читателя, упрощая и сокращая, где только можно.

Работа пережила три фазиса. Первоначально это было широкое исследование с большим количеством таблиц, схем, анализов. Опубликовать такую работу оказалось невозможным уже ввиду ее большого объема. Было предпринято сокращение, рассчитанное на минимум объема при максимуме содержания. Но такое сокращенное, сжатое изложение оказалось бы не по плечу рядовому читателю: оно походило на грамматику или на учебник гармонии. Форму изложения пришлось изменить. Правда, есть вещи, которые изложить популярно невозможно. Есть они и в этой работе. Но все же думается, что в настоящей форме работа доступна каждому любителю сказки, если только он сам захочет последовать за нами в лабиринт сказочного многообразия, которое в итоге предстанет перед ним как чудесное единообразие.

В интересах более краткого и живого изложения пришлось поступится многим, чем дорожил бы специалист. В первоначальном виде работа охватывала, кроме тех частей, которые даны ниже, также исследование богатой области атрибутов действующих лиц (т. е. персонажей как таковых); она подробно касалась вопросов метаморфозы, т. е. трансформации сказки; были включены большие сравнительные таблицы (остались только заголовки их в приложении), всей работе предшествовал более строгий методологический очерк. Предполагалось дать исследование не только морфологической, но и совершенно особой логической структуры сказки, что подготовляло историческое изучение сказки. Самое изложение было более детальным. Элементы, которые здесь только выделены как таковые, подвергались подробному рассмотрению и сопоставлению. Но выделение элементов составляет ось всей работы и предопределяет выводы. Опытный читатель сам сумеет дорисовать наброски.

I. К истории вопроса

История науки принимает всегда очень важный вид на той точке, где мы находимся; мы ценим, правда, своих предшественников и до известной степени благодарим их за услугу, которую они нам оказали. Но никто не любит рассматривать их, как мучеников, которых неудержимое влечение заводило в опасные, иногда почти безысходные положения; и, однако, у предков, заложивших фундамент нашему существованию, часто больше серьезности, чем среди изживающих это наследие потомков.

В первой трети нашего века научная литература о сказке была не слишком богата. Помимо того, что трудов издавалось мало, библиографические сводки показывали следующую картину: больше всего издавалось текстов, довольно много было работ по частным вопросам и сравнительно мало трудов общего характера. Если же они и были, то в большинстве случаев имели не строго исследовательский, а философско-дилетантский характер.

Они напоминали труды эрудированных натурфилософов прошлого века, тогда как мы нуждались в точных наблюдениях, анализах и выводах. Вот как характеризовал это положение проф. М. Сперанский: "Не останавливаясь на полученных выводах, научное народоведение продолжает разыскания, считая собранный материал все еще недостаточным для общего построения. Таким образом, наука опять обращается к собиранию материала и к обработке этого материала в интересах будущих поколений, а каковы будут эти обобщения, и когда мы их будем в состоянии сделать - неизвестно" (Сперанский 400).

В чем же причина этого бессилия, этого тупика, в который в 20-е годы уткнулась наука о сказке?

Сперанский винит в этом недостаточность материала. Но с тех пор, как писались приведенные строки, прошло много лет. За это время окончен капитальный труд И. Вольте и Г. Поливки, озаглавленный "Примечания к сказкам братьев Гримм" (Bolte, Polivka). Здесь под каждую сказку этого сборника подведены варианты со всего мира. Последний том заканчивается библиографией, где приведены источники, т. е. все известные авторам сборники сказок и другие материалы, содержащие сказки. Перечень этот охватывает около 1200 названий. Правда, среди материалов есть и случайные, мелкие материалы, но есть и крупнейшие сборники, как "Тысяча и одна ночь" ночь или Афанасьевский сборник с его 400 текстами. Но это еще не все. Огромное количество сказочного материала еще не издано, частью даже не описано. Оно хранится в архивах различных учреждений и у частных лиц. Специалисту некоторые из этих собраний доступны. Благодаря этому материал Больте и Поливки в отдельных случаях может быть увеличен. Но если это так, то какое же количество сказок имеется в нашем распоряжении вообще? И далее: много ли таких исследователей, которые охватили хотя бы только один печатный материал?

Говорить при таких условиях, что "собранного материала все еще недостаточно", совершенно не приходится.

Итак, дело не в количестве материала. Дело в ином: в методах изучения.

В то время, как физико-математические науки обладают стройной классификацией, единой терминологией, принятой специальными съездами, методикой, совершенствовавшейся преемственностью от учителей к ученикам, у нас всего этого нет. Пестрота и красочное многообразие сказочного материала приводят к тому, что четкость, точность в постановке и решении вопросов достигается лишь с большой трудностью. Настоящий очерк не преследует цели дать связное изложение истории изучения сказки. В короткой вводной главе это невозможно, да в этом и нет большой необходимости, так как эта история уже неоднократно излагалась. Мы постараемся лишь критически осветить попытки разрешения нескольких основных проблем сказочного изучения и попутно ввести читателя в круг этих проблем.

Вряд ли можно сомневаться в том, что окружающие нас явления и объекты могут изучаться или со стороны их состава и строения, или со стороны их происхождения, или со стороны тех процессов и изменений, которым они подвержены. Совершенно очевидно также и не требует никаких доказательств, что о происхождении какого бы то ни было явления можно говорить лишь после того, как явление это описано.

Между тем, изучение сказки велось, главным образом, лишь генетически, большей частью без попыток предварительного систематического описания. О историческом изучении сказок мы пока говорить не будем, мы будем говорить только об описании их - ибо говорить о г...

Быстрая навигация назад: Ctrl+←, вперед Ctrl+→

Владимир Пропп

Морфология «волшебной» сказки

Предисловие

Морфология еще должна легитимироваться, как особая наука, делая своим главным предметом то, что в других трактуется при случае и мимоходом, собирая то, что там рассеяно, и устанавливая новую точку зрения, позволяющую легко и удобно рассматривать вещи природы. Явления, которыми она занимается, в высшей степени значительны; те умственные операции, при помощи которых она сопоставляет явления, сообразны с человеческой природой и приятны ей, так что даже неудавшийся опыт все-таки соединит в себе пользу и красоту.

Слово морфология, означает учение о формах. В ботанике под морфологией понимается учение о составных частях растения, об их отношении друг к другу и к целому, иными словами, учение о строении растения.

О возможности понятия и термина морфология сказки никто не думал. Между тем в области народной, фольклорной сказки рассмотрение форм и установление закономерностей строя возможно с такой же точностью, с какой возможна морфология органических образований.

Если этого нельзя утверждать о сказке в целом, во всем ее объеме, то во всяком случае это можно утверждать о так называемых волшебных сказках, о сказках "в собственном смысле слова". Им только и посвящена настоящая работа.

Предлагаемый опыт - результат довольно кропотливой работы. Подобные сопоставления требуют от исследователя некоторого терпения. Но мы постарались найти такую форму изложения, которая не слишком искушала бы терпение читателя, упрощая и сокращая, где только можно.

Работа пережила три фазиса. Первоначально это было широкое исследование с большим количеством таблиц, схем, анализов. Опубликовать такую работу оказалось невозможным уже ввиду ее большого объема. Было предпринято сокращение, рассчитанное на минимум объема при максимуме содержания. Но такое сокращенное, сжатое изложение оказалось бы не по плечу рядовому читателю: оно походило на грамматику или на учебник гармонии. Форму изложения пришлось изменить. Правда, есть вещи, которые изложить популярно невозможно. Есть они и в этой работе. Но все же думается, что в настоящей форме работа доступна каждому любителю сказки, если только он сам захочет последовать за нами в лабиринт сказочного многообразия, которое в итоге предстанет перед ним как чудесное единообразие.

В интересах более краткого и живого изложения пришлось поступится многим, чем дорожил бы специалист. В первоначальном виде работа охватывала, кроме тех частей, которые даны ниже, также исследование богатой области атрибутов действующих лиц (т. е. персонажей как таковых); она подробно касалась вопросов метаморфозы, т. е. трансформации сказки; были включены большие сравнительные таблицы (остались только заголовки их в приложении), всей работе предшествовал более строгий методологический очерк. Предполагалось дать исследование не только морфологической, но и совершенно особой логической структуры сказки, что подготовляло историческое изучение сказки. Самое изложение было более детальным. Элементы, которые здесь только выделены как таковые, подвергались подробному рассмотрению и сопоставлению. Но выделение элементов составляет ось всей работы и предопределяет выводы. Опытный читатель сам сумеет дорисовать наброски.

I. К истории вопроса

История науки принимает всегда очень важный вид на той точке, где мы находимся; мы ценим, правда, своих предшественников и до известной степени благодарим их за услугу, которую они нам оказали. Но никто не любит рассматривать их, как мучеников, которых неудержимое влечение заводило в опасные, иногда почти безысходные положения; и, однако, у предков, заложивших фундамент нашему существованию, часто больше серьезности, чем среди изживающих это наследие потомков.

Гете.

В первой трети нашего века научная литература о сказке была не слишком богата. Помимо того, что трудов издавалось мало, библиографические сводки показывали следующую картину: больше всего издавалось текстов, довольно много было работ по частным вопросам и сравнительно мало трудов общего характера. Если же они и были, то в большинстве случаев имели не строго исследовательский, а философско-дилетантский характер.

Они напоминали труды эрудированных натурфилософов прошлого века, тогда как мы нуждались в точных наблюдениях, анализах и выводах. Вот как характеризовал это положение проф. М. Сперанский: "Не останавливаясь на полученных выводах, научное народоведение продолжает разыскания, считая собранный материал все еще недостаточным для общего построения. Таким образом, наука опять обращается к собиранию материала и к обработке этого материала в интересах будущих поколений, а каковы будут эти обобщения, и когда мы их будем в состоянии сделать - неизвестно" (Сперанский 400).

В чем же причина этого бессилия, этого тупика, в который в 20-е годы уткнулась наука о сказке?

Сперанский винит в этом недостаточность материала. Но с тех пор, как писались приведенные строки, прошло много лет. За это время окончен капитальный труд И. Вольте и Г. Поливки, озаглавленный "Примечания к сказкам братьев Гримм" (Bolte, Polivka). Здесь под каждую сказку этого сборника подведены варианты со всего мира. Последний том заканчивается библиографией, где приведены источники, т. е. все известные авторам сборники сказок и другие материалы, содержащие сказки. Перечень этот охватывает около 1200 названий. Правда, среди материалов есть и случайные, мелкие материалы, но есть и крупнейшие сборники, как "Тысяча и одна ночь" ночь или Афанасьевский сборник с его 400 текстами. Но это еще не все. Огромное количество сказочного материала еще не издано, частью даже не описано. Оно хранится в архивах различных учреждений и у частных лиц. Специалисту некоторые из этих собраний доступны. Благодаря этому материал Больте и Поливки в отдельных случаях может быть увеличен. Но если это так, то какое же количество сказок имеется в нашем распоряжении вообще? И далее: много ли таких исследователей, которые охватили хотя бы только один печатный материал?

Говорить при таких условиях, что "собранного материала все еще недостаточно", совершенно не приходится.

Итак, дело не в количестве материала. Дело в ином: в методах изучения.

В то время, как физико-математические науки обладают стройной классификацией, единой терминологией, принятой специальными съездами, методикой, совершенствовавшейся преемственностью от учителей к ученикам, у нас всего этого нет. Пестрота и красочное многообразие сказочного материала приводят к тому, что четкость, точность в постановке и решении вопросов достигается лишь с большой трудностью. Настоящий очерк не преследует цели дать связное изложение истории изучения сказки. В короткой вводной главе это невозможно, да в этом и нет большой необходимости, так как эта история уже неоднократно излагалась. Мы постараемся лишь критически осветить попытки разрешения нескольких основных проблем сказочного изучения и попутно ввести читателя в круг этих проблем.

Вряд ли можно сомневаться в том, что окружающие нас явления и объекты могут изучаться или со стороны их состава и строения, или со стороны их происхождения, или со стороны тех процессов и изменений, которым они подвержены. Совершенно очевидно также и не требует никаких доказательств, что о происхождении какого бы то ни было явления можно говорить лишь после того, как явление это описано.

Между тем, изучение сказки велось, главным образом, лишь генетически, большей частью без попыток предварительного систематического описания. О историческом изучении сказок мы пока говорить не будем, мы будем говорить только об описании их - ибо говорить о генетике без специального освещения вопроса об описании, как это делается обычно, - совершенно бесполезно. Ясно, что прежде, чем осветить вопрос, откуда сказка происходит, надо ответить на вопрос, что она собой представляет.

Так как сказка чрезвычайно многообразна и, по-видимому, не может быть изучена сразу по всему объему, то материал следует разделить на части, т. е. классифицировать его. Правильная классификация - одна из первых ступеней научного описания. От правильности классификации зависит и правильность дальнейшего изучения. Но, хотя классификация и ложится в основу всякого изучения, сама она должна быть результатом известной предварительной проработки. Между тем мы видим как раз обратное: большинство исследователей начинает с классификации, внося ее в материал извне, а не выводя ее из материала по существу. Как мы увидим дальше, классификаторы сверх того часто нарушают самые простые правила деления. Здесь мы находим одну из причин того тупика, о котором говорит Сперанский.