Дмитрий лаборатория. Дмитрий Крымов, театральный режиссёр: биография, личная жизнь, творчество. Собственная творческая лаборатория
Помреж Маргарита Михайловна на повышенных тонах пытается объяснить всем в труппе, что техники сцены должны к началу спектакля стоять за кулисами, а не сидеть у себя и резаться там неизвестно во что.
Обстановка напряженная. Я думаю, не уйти ли мне с репетиции: неудобно.
Вдруг Крымов говорит:
— Риточка Михайловна, я вас всех очень люблю.
— Все будет хорошо, Риточка Михайловна! — продолжает Крымов. — Я стою здесь, вы стоите там, техники стоят у сцены. Все нормально, все хорошо.
Крымов, поправляя очки, подносит к лицу какую-то картонку с рваным краем. Всматривается. Там у него рисунки по спектаклю. Потом со всей серьезностью обращается к двум уборщицам-таджичкам:
— Половик держит дальнейшую серию действий. Поэтому важно как можно быстрее его убрать. Воспринимайте мои советы не буквально, а как какой-то мой нерв.
Уборщицы важно соглашаются.
Режиссер обязан быть грымзой, диктатором. Орать на всех, пинать декорации, хвататься за сердце. А Крымов — добрый режиссер. Сочетание это довольно странное.
Крымов — это такие спектакли, когда сидишь с улыбкой до ушей или со слезами на глазах и тебе за это не стыдно. На твоих глазах делают что-то из чернил, бумаги и разных штуковин, рисуют, рвут, режут — а потом получается Толстой. Или вообще грузин с усами. Или запеленутый младенец. И чувствуешь чистую радость. А может, счастье.
Тебе рассказывают историю на другом языке. Не на русском — во многих спектаклях слов и вовсе нет. На языке детства. А это язык универсальный.
В спектакле «Корова» (по рассказу Платонова) над головами зрителей несутся маленькие поезда. Действие происходит на железнодорожной станции, где живут мальчик, его мать, отец и корова. Отец ходит на ходулях-табуретках — он большой, таинственный. Он всегда появляется под джаз («Караван» Дюка Эллингтона), и это глубоко личное, крымовское: его отец, режиссер Анатолий Эфрос, был большим знатоком джаза. Мать вешает сушиться белье. А корова… Корова — это вообще девушка в нарядной юбке и на каблучках, правда, с веревкой на шее.
У мальчика свой мир: по развешенным на веревке простыням тарахтят поезда, а в них вещи, которые преподают в школе или о которых мечтается. Рабочий и колхозница, жираф, Эйфелева башня, бюсты Ленина и Пушкина. А потом в этих вагонах, которые проезжают мимо станции, везут людей за решетками.
Теленка отводят на убой, а корова, как Анна Каренина, бросается под паровоз. Паровоз у Крымова настоящий — железный, страшный.
О родословной и холокосте
Спектакль Дмитрия Крымова «Опус № 7» состоит из двух частей, вроде бы никак не связанных. Первый спектакль — о еврейской родословной, о холокосте. Второй — о Шостаковиче и Сталине.
На сцене мелькают портреты обитателей еврейских местечек начала прошлого века. Где-то среди них фото Шагала. Кое-что собрали по архивам еврейских организаций в Мос-кве, кое-что принесли сами актеры — своих родных. На зрителя смотрят водоносы, хлебопеки, торговцы, раввины.
В начале «Опуса № 7» актер выплескивает из ведра на белый картон тушь и степлером прикрепляет к кляксе паклю — получаются пейсы. Прибавляет шляпу — вот и вышел человечек. Живые с мертвыми танцуют «Хава нагилу». Это спектакль о том, что граница миров проницаема и мы, живые, всегда можем услышать голоса мертвых. Если захотим.
— Я прочитал воспоминания, что Ромм, Михоэлс и Алексей Толстой были членами Антифашистского комитета и им показывали хронику злодейств нацистов. И они заболели после этого. Алексей Толстой, возможно, поэтому и умер вскорости: большой был человек и, очевидно, нежный. Раневская вспоминает, что Михоэлс впал в транс. А Ромм сделал фильм, в котором не было и сотой доли того, что им пришлось увидеть.
Спрашиваю: хранили ли его родители, Анатолий Эфрос и Наталья Крымова, свою родословную? Знает ли он сам историю своей семьи — и до какого колена?
— К сожалению, не очень глубоко. По папиной линии моя бабушка была из довольно зажиточной еврейской семьи в Одессе. А дедушка по отцу, наоборот, совершенно пролетариат. Бабушка по маме — писательница, во время Гражданской войны была комиссаром кавалерийского полка. И всю жизнь им оставалась. Она была из Ялты, поехала в Ростов-на-Дону в 18-м году, окунулась в революционную жизнь. У нее первый муж был красный командир, очень известный — Антонов. Семейное предание гласит, что его Махно собственноручно расстрелял из пулемета. Его именем была даже названа улица в Киеве. Когда он погиб, бабушка вышла замуж за другого человека, из НКВД. Прадедушка по маминой линии был сапожник, а по папиной — представитель фирмы «Жилетт», которая бритвы делает. В общем, спектакль про это все.
…Со сцены звучат уже не шумы предместий и не гомон двора, а выстрелы. Актеры достают из сваленной в кучу обуви стоптанные сандалики: возьмут сандалик — скажут имя. Поставят его под стенку — в стене прорежутся смешные детские очочки с одним заклеенным глазом. Сара, Марик, Изя. Дорисовывают черные платьица — получается хор очкариков-сироток. Один из нарисованных еврейских детей подает картонную руку живому.
О Шостаковиче
Огромная шестиметровая дама выводит мальчика, закутанного до глаз в кашне. Одни круглые очочки торчат. Дама ведет мальчика в музыкалку — элегантная, заботливая, но зловещая. Мальчик впервые видит рояль и пробует его оседлать. А потом эта дама в горжетке и вуалетке наденет фуражку с околышем и станет похожа на грузина во френче. И будет гоняться за лучшими своими детьми. Мейерхольдом, Ахматовой, Маяковским.
Шостакович уцелеет. Под звуки Седьмой (Ленинградской) симфонии железные рояли со скрежетом пикируют на зрителя, как истребители. Звучит растерянный голос отрекающегося от своего творчества Шостаковича. Такая эпоха — и, увы, все это и сейчас актуально.
Власть всегда играет с художником, всегда ее объятия могут и согреть, и придушить. Длинную руку, свивающуюся, как змея, суют Шостаковичу — на, поцелуй! И зрителю. Сидишь и думаешь: поцеловал бы тогда — или нет, не сдрейфил бы?
Откуда, спрашиваю, у вас, Дима, взялся Шостакович?
— Папа мой очень любил музыку, и они с Шостаковичем были лично знакомы, он его просто боготворил. И мне давно было ясно, что Шостакович — драматический персонаж. Мы были с папой на премьере «Носа» в Камерном театре, а Шостакович был там с Ириной Антоновной. Я помню каждую секунду: как он кланялся, как его уводили под руку, в какой он был рубашке, в каком галстуке. Как он смущался и как ему было неловко. Ему было страшно неуютно поворачиваться к залу, кланяться. Он очень хотел уйти. У него была какого-то дурацкого цвета рубашка, нейлоновая, странный галстук, все не то чтобы безвкусное, но не вязалось с его музыкой. Он был совершенно безразличен к материальному. Он за границей какому-то композитору говорил: «Вот вам деньги, купите мне то же самое, что себе». Тот изумился: «Может, вам цвет не подойдет?» А он: «Подойдет!» Лишь бы отбояриться.
Об отце
— Папа очень любил «Трио» Шостаковича. Он вообще был меломан, вечером всегда в квартире звучал джаз, французский шансон — Пиаф, Брель, Азнавур. Я полюбил эту музыку. Через какое-то время у меня все это слилось с моим папой. Я больше люблю то, какие воспоминания она у меня рождает. У папы был самодельный проигрыватель с колонками. А потом он из Америки привез дорогой. И я его однажды сжег: включал пылесос, а потом, не переключив напряжение, воткнул в розетку и сжег. Он ужасно расстроился.
— Создание спектакля было для него самым важным, — продолжает Крымов. — Этим он жил — репетициями. У папы в театре ведь были разные периоды. Был пик без-условного счастья в Детском театре. Пик временного, но острого счастья в Ленкоме — и короткий страшный миг неприятностей и изгнания оттуда. Было долгое и счастливое время спектаклей на Бронной. А потом наступило время страшное — предательство учеников и разрушение театра. И Таганка, и… все такое прочее.
Крымов не хочет или, точнее, не может подробно говорить об отце. Слишком личное. «Отец? Слово какое-то непривычное, обычно я всегда говорил “папа”». О трагической судьбе Анатолия Эфроса известно, в общем, все: его спектакль «Три сестры» в Ленкоме был запрещен как крамольный, режиссера сослали в Театр на Малой Бронной, кто-то из учеников пошел за ним, кто-то нет. На Бронной Эфрос поставил несколько своих лучших спектаклей. Но и там — снова конфликт с актерами, собрания труппы против режиссера, предательство учеников… Говорили, что Эфросу ничего не оставалось, кроме как уйти на Таганку, когда Любимова объявили невозвращенцем и пригласили возглавить театр вместо него. Но труппа Таганки восстала. Эфрос умер от сердечного приступа, не дожив до 62 лет.
— Мой папа говорил: надо делать вещи либо совершенные по форме, либо настолько экстремальные, что ошибки прощаются. И добавлял: «Я за второе!» Вот и я тоже. Если долго делать одно и то же, будет получаться совершенно. У Страдивари, оказывается, были неудачные скрипки — я этого не знал.
— А отец находил у себя неудачные спектакли?
— Нет, он ко всем своим спектаклям хорошо относился. И то, что уже сделал, он забывал. До следующей работы. Прошлые спектакли — он их даже не смотрел. А если смот-рел, расстраивался. А я пока смотрю, стараюсь. И если что-то у меня расшаталось, пытаюсь подтянуть. Но у меня их пока не так много, спектаклей. Когда я первый раз работал с отцом, никаких напутствий не было, мы просто делали спектакль. «Отелло». Я не понимал условий новой игры. Мне было шестнадцать. Шестнадцатилетний человек — за исключением, может быть, гениев, которые прозрением видят больше, чем прожили, — не может придумать хороший спектакль. Он может придумать спектакль на своем уровне. На вине же всегда пишется: молодое. Оно вроде и вкусное, просто под другой категорией идет.
— И какой в итоге ваш вариант спектакля отцу подошел?
— Пятьсот первый. Все это длилось пять лет.
Об уходах
— Ваш уход из театра в мастерскую был связан с отцом и с предательством его учеников, с ситуаций на Таганке?
— Нет, с предательствами — нет. Просто папы не стало, и мне… стало скучно. Я резко сменил круг общения. Я дошел до того, что не мог ходить в театры, на премьеры — мне все было неприятно. Может, я про многих слишком много знал через маму и папу. Я как-то не мог, заперся в мастерской. Сейчас это выглядит принципиальным решением. Но тогда просто что-то отмерло. В мастерской было пусто, я там даже никогда не ел. Приходил работать, изматывался и уходил. На следующее утро — то же самое. Я из театральной декорации ушел в живопись, потому что всегда хотел заниматься живописью — раздражало то, что не умею. Точнее, меня заводило то, что я не умею.
— «Не умею» — это как? Холст сопротивлялся, в отличие от декораций?
Крымов смотрит в очки и потом напевно, деликатно, словно поет какую-то грустную лирическую песню, категорически возражает.
— Это зависит от твоей головы, а не от холста. Холст ждет, что ты его сделаешь прекрасным. Так же и в театре. Что такое Чехов сейчас на сцене и что такое сейчас натюрморт с яблоками — это один и тот же вопрос. Или абстракция и пейзаж: что такое река сейчас на картине или что такое голубая полоса и много точек? Это река и мухи летают. Но это уже было! Вот и с Чеховым: я хочу сделать так — а это уже было. Ну и где ты сейчас по отношению к сегодня и к вечности?
Барокко длилось столетия — сейчас вроде все быстро проходит, а на самом деле суть одна. Ты еще можешь делать скрипки, как твой отец, и сына научишь, но надо быстрее озираться по сторонам. Когда меня учили водить машину, мне говорили, что раз в полминуты я должен обегать взглядом все зеркала: левое, центральное и правое. Так и с Чеховым. Что такое сегодня Чехов? Я был театральным художником, а сейчас я своим студентам говорю, что, по-моему, братцы, то, что казалось правильным позавчера, даже Давид Боровский, сегодня изменилось. Нужно нюхать воздух. Нет такого понятия — декорации, это старомодно. Старое, доброе, хорошее — ушло.
Вот я и кончил заниматься живописью, потому что не знал, что сейчас писать и как. Раньше меня возбуждало, что я могу написать портрет знакомого и что-то выразить. Но почему-то это ушло. Я смотрю на картины довольно равнодушно. Все у меня ушло в театр. Тут я как то ли заяц, то ли волк — все время на стреме нахожусь.
В мастерской Крымов просидел 15 лет. Никто к нему не заходил. Но вот однажды просто заглянул друг — актер Валерий Гаркалин.
— Я Валере рассказал, как можно сцену встречи призрака и Гамлета сделать. Он говорит: давай, поставь, а я сыграю. Все выглядело шуткой. Но шутка затянулась, переросла в спектакль. А потом со студентами-художниками мы стали что-то делать, и как-то мне понравилось бегать вместе с ними по лестницам туда-сюда, что-то выдумывать. Почему спектакли про детство? Я же их с очень молодыми ребятами делаю, у них багаж-то — детский.
О том, как что-то делать
Потом мы говорили, можно ли научиться театру и искусству вообще. Я рассказывала, как ходила на лекции Отара Иоселиани и он учил студентов работать над сюжетом. Крымов расхохотался:
— Так это он вам показывал, как сам работает! Пока сам что-то не сделаешь, тебе кажется, что может быть так, как у кого-то. Этот копал так — у него выросла такая брюква. Этот копал так — у него вырос огурец. Лучше не занимайся этим, если можешь. А если не можешь не заниматься — тогда мучайся, придумывай свой путь.
У Крымова с виду несерьезный театр — из подручных материалов. Вещи с блошиных рынков, старые пальто и ботинки, ветошь, бумага, краски. Как назло, когда Крымов придумал масштабный спектакль «Тарарабумбия» к 150-летию Чехова — с движущимся помостом, с большим количеством народа на сцене, — выяснилось, что кризис и одного из самых ярких в России режиссеров поддержать деньгами никто не намерен. Хотя спектакль этот может стать центральным событием Чеховского фестиваля 2010 года. Когда выяснилось, что денег нет, Крымов сказал: «Мы не детская больница, чтобы денег просить. Пойдем опять по барахолкам, выкрутимся». И пошли.
— Как сейчас ставить Чехова, когда он в ушах навяз? Чехов сейчас умер? Нет!!! Конечно нет! Но как именно он жив? Я недавно задумался: почему «Вишневый сад» или «Три сестры» никто в кино не снимает? Там ты смотришь новое, ты не знаешь, чем кончится. А в театре ты смотришь версии. Версию «Гамлета», версию «Трех сестер». И ты, как знаток, пробуешь нюансы. Как гурман, чувствуешь: а, добавили немножко лучка. Но баранина-то не вымерла из-за этого!
О театре художника
— В России театром занимались художники — Бенуа, Добужинский, Коровин. Был Симов, соратник Станиславского — прадедушка этой профессии, Давида Боровского и всех нас заодно. На Западе, насколько я знаю, это профессия утилитарная, обслуживающая. А в России так сложилось, что она была очень самостоятельная и гордая. Я это чувствовал всегда. Но к определению «театр художника» отношусь с улыбкой, хотя физически это так: я художник, а не режиссер. Но так ведь можно сказать: «театр мужчины», «театр седого мужчины», «театр мужчины с двумя руками и десятью пальцами». Вот я — художник, мужчина, седой, с двумя руками и десятью пальцами. И у меня вот такой какой-то театр.
— Считается, что русский театр литературоцентричен, а визуальный театр, театр художника — это, скорее, западная штука…
— Да и на Западе разве миллионы примеров театра художников? Художник — это штучный товар. В этой области величина таланта решает все. Если какой-нибудь дурак начнет заниматься «театром художника», это будет катастрофа. Операцию — что, может сделать любой человек, который вздумает вынуть пулю из своего товарища? И потом, театр требует определенного характера. Все должны понимать, что, если что не так, ты можешь убить.
— И вы можете убить?
— Да, конечно, и все это знают! Убивать, конечно, не нужно. Но иначе ничего не сделаешь.
Фотографии: Павел Смертин для «РР»
Имя: Дмитрий Крымов (Dmitriy Krymov)
Возраст: 64 года
Деятельность: режиссёр, художник, сценограф
Семейное положение: женат
Дмитрий Крымов: биография
В широком смысле любого деятеля искусства называют художником. А в случае с театральным режиссером Дмитрием Крымовым это слово используется и в прямом значении, ведь поначалу он трудился сценографом, за что даже получил отдельную премию, а также стал членом Союза художников и Академии художеств.
Детство и юность
10 октября 1954 года в театральной семье режиссера и критика Натальи Крымовой родился единственный сын Дима. Еще в детстве они решили дать ребенку фамилию матери, чтобы уберечь от будущих трудностей, ярлыков и даже табу, сопровождаемых носителей еврейского родового имени.
Однажды в интервью Дмитрий признался, что самым дальним родственником, которого он знает, являлся прадед Аким Фурсов, ялтинский сапожник. Вообще все, что связано с семейной биографией, для мужчины ценно и оберегаемо. Например, у него есть любимая легенда, связанная с моментом знакомства его родителей, когда отец произнес оригинальное:
«Мы сейчас поженимся или подождем, пока Вы закончите институт?».
Яркое воспоминание ранних лет жизни – первый поход в театр.
«Первым спектаклем, который я в своей жизни увидел, была легендарная мхатовская постановка «Синей птицы». Меня в 5 лет отвела на него мама. Лучшие воспоминания детства!», – поделился талантливый режиссер.
А вот репетиции, проводившиеся главой семейства, посещал нечасто, но запомнил главное:
«Он очень сосредоточенно искал в присутствии большого количества народа. И пробовал, и все были заворожены ходом мысли, которую он им предлагал. Это была его работа, его поиски».
И именно запах отца неразрывно связан с детством.
Способности к рисованию с каждым годом у мальчика увеличивались, и он мечтал учиться в Строгановском училище. Однако в положенный срок все изменили решение матери и нависшая угроза армии. Так Крымов попал в Школу-студию МХАТ, при поступлении в которую пригодились рукодельные таланты Натальи Анатольевны: от студентов требовалось обязательно умение что-то делать своими руками.
Театр и творчество
После окончания студии зачислен в состав театра на Малой Бронной, где создавал декорации и костюмы к спектаклям. Среди них нашлось место как классическим авторам – («Отелло), («Месяц в деревне»), так и советским – Алексею Арбузову («Воспоминание»), Игнатию Дворецкому («Директор театра») и другим. Также оформил мхатовские постановки отца – мольеровского «Тартюфа» и толстовского «Живого трупа».
Через 9 лет творческая биография пополнилась театром на Таганке, где благодаря ему свое художественное воплощение получили 3 постановки, среди них числилась и работа по произведению будущего нобелевского лауреата . Многие главные московские «храмы Мельпомены» приглашали Крымова для оформления собственных постановок, а к сотрудничеству – известные деятели искусства: , Евгений Арье, и т.д.
Начало 90-х выдалось непростым: сначала не стало страны, затем и отца. В этот период Дмитрий решил покинуть театр, как ему казалось, насовсем, и заняться живописью и графикой. Дело спорилось в руках мастера: проведены множество российских и зарубежных выставок.
Картины Крымова ранее были представлены на суд зрителям в Русском музее, в галереях Англии, Германии и Франции, а сейчас их можно найти в Третьяковке и Пушкинском музее. Далее являлся преподавателем ГИТИСа, где вел курс, в 2017-м получил звание почетного профессора, руководил Лабораторией в «Школе драматического искусства».
В этом же году здесь свет увидела «Безприданница» – с орфографической ошибкой в названии, «звонкой, как пощечина», отсылающей к высказыванию обожаемого режиссером Александра Сергеевича. Впрочем, это не первое гротескное и гиперболизированное авторское переложение : в 2016-м «О-й. Поздняя любовь» получила заветную «Золотую маску», как и его ведущая актриса .
Личная жизнь
В личной жизни Дмитрий Анатольевич – однолюб: как выбрал в себе в спутницы единственную женщину, так и остается ей верен до сих пор. Его жена Инна родилась 29 июня в Магадане, является автором проектов, продюсером документальных фильмов, а также организатором художественных выставок, ярмарок, аукционов. О себе говорит сдержанно:
«Жена. Родила сына. Построила дом. В свободное время помогаю Диме».
В семье родился единственный ребенок Михаил, освоивший профессию архитектора и ныне проживающий в США. Других детей у творческой пары нет.
На вопросы журналистов, на что Дмитрию ежедневно не хватает время, ответил, что на признание супруге в любви. И помывку автомобиля. Кстати, интервью с талантливым режиссером – отдельный вид интеллектуального удовольствия. Его глубокие и искрометные ответы корреспондентам поражают масштабом размышлений и мудрости.
Дмитрий Крымов сейчас
В 2018 году впервые на сцене Театра наций Дмитрий Крымов представил на суд зрителя далекую от школьного классического произведения комедию масок «Му-Му», где главная героиня – не жалеемая всеми утопленная собачонка, а девочка Маша.
В том же году в чеховском МХТ родился «Сережа» – сын погибшей от любви . Спектакль только отчасти напоминает знаменитый роман . Здесь же нашлось место и гроссмановской «Жизни и судьбе».
В последний летний день 31 августа 2018 года на официальном сайте Лаборатории появилась трогательная и емкая запись режиссера об уходе из «Школы драматического искусства». Если верить комментариям директора театра, то разногласий «на работе» не было.
«Вероятно, это какие-то личные мотивы и, возможно, планы, о которых может рассказать только сам Дмитрий Анатольевич», – подчеркнула Ольга Соколова, добавившая, что он пробудет на своем посту до ноября.
Кстати, отдельного внимания заслуживает уже упомянутый сайт. Здесь удивительно стильно и оригинально преподнесены, казалось бы, привычные (фото, видео, аудио) и непривычные (лица, учителя) разделы.
Лаборатория Дмитрия Крымова – одного из важнейших эстетических революционеров современного русского театра существует с октября 2004 года. За это время было создано более десяти спектаклей, каждый из которых открывал новую тему в исследовании «театра художника». Уровни восприятия пространства, природа возникновения образа, визуальная выразительность и точность вместе с парадоксальностью, неожиданные ассоциативные ряды и пронзительная искренность, природа существования актера в условиях необычной художественной структуры - все это лишь небольшой и довольно условный перечень тем, на которые очень любят рассуждать театральные критики в связи с творчеством участников Лаборатории.
В августе 2012 года спектакль Дмитрия Крымова «Сон в летнюю ночь» (совместная постановка Международного театрального фестиваля имени Чехова и театра «Школа драматического искусства») получил награду 66-м международном Эдинбургском фестивале искусств.
Дмитрий Крымов родился в 1954 года в семье Анатолия Эфроса и Натальи Крымовой – наверное, самых известных режиссера и театрального критика советской эпохи. В 1976 году окончил Школу-студию МХАТ как театральный художник, сценограф. В 1976 году начал работать в Театре на Малой Бронной. Среди оформленных им спектаклей в постановке Анатолия Эфроса «Отелло» У. Шекспира (1976), «Месяц в деревне» И. Тургенева (1977), «Лето и дым» Т. Уильямса (1980), «Воспоминание» А. Арбузова (1981), «Наполеон Первый» Ф. Брукнера, «Директор театра» И. Дворецкого (1983) и др.. В МХАТ им. А. Чехова оформил спектакли «Тартюф» Ж. Б. Мольера, «Живой труп» Л. Толстого, «Попытка полета» Й. Радичкова (1984). В Театре драмы и комедии на Таганке работал над спектаклями: «У войны не женское лицо» по С. Алексиевич (1985), «Полтора квадратных метра» по повести Б. Можаева и «Мизантроп» Ж. -Б. Мольера (1986). Оформлял спектакли в других театрах Москвы, России и мира. В начале 90-х Дмитрий Крымов ушел из театра и занялся станковым искусством: живописью, графикой, инсталляцией. Участвовал во многих групповых и персональных выставках, как в России, так и за рубежом. С 2004 руководит творческой Лабораторией в театре «Школа драматического искусства» в Москве и ставит спектакли с участием своих студентов–художников и молодых актеров, недавних выпускников РУТИ-ГИТИС и Щукинского училища. В Лаборатории Дмитрием Крымовым были поставлены следующие спектакли: «Недосказки», «Три сестры», «Сэр Вантес. Донкий хот», «Торги», «Демон. Вид сверху», «Корова», «Opus № 7», «Сны Катерины», «Смерть Жирафа», «Тарарабумбия», «Катя, Соня, Поля, Галя, Вера, Оля, Таня», In Paris, «Х. М. Смешанная техника».
Режиссер, художник, сценограф. Член Союза художников России и Союза театральных деятелей Российской Федерации.
В 1976 г. закончил Школу-Студию МХАТ СССР им. Горького. В том же году начал работать в Театре на Малой Бронной. Среди оформленных им спектаклей постановки А. В. Эфроса: «Отелло» У. Шекспира (1976), «Месяц в деревне» И. С. Тургенева (1977), «Продолжение Дон Жуана» Э. Радзинского (1979), «Лето и дым» Т. Уильямса (1980), «Воспоминание» А. Арбузова (1981), «Наполеон Первый» Ф. Брукнера, «Директор театра» И. Дворецкого (1983). В МХАТ им. А. П. Чехова оформил спектакли «Тартюф» Ж. -Б. Мольера, «Живой труп» Л. Толстого, «Попытка полета» Й. Радичкова (1984). В Театре драмы и комедии на Таганке работал над спектаклями «У войны не женское лицо» по С. Алексиевич (1985), «Полтора квадратных метра» по повести Б. Можаева и «Мизантроп» Ж. -Б. Мольера (1986).
Оформлял спектакли в таких московских театрах, как ЦДТ, Театр им. К. С. Станиславского, Театр им. Н. В. Гоголя, Театр им. М. Н. Ермоловой, Театр им. Моссовета, Театр им. В. Маяковского и других. Работал в театрах Санкт-Петербурга, Риги, Таллинна, Нижнего Новгорода, Вятки, Волгограда и других городов СССР, а также за рубежом (Болгария, Япония).
Как художник оформил около 100 спектаклей. Работал с режиссерами В. Портновым, А. Товстоноговым, В. Саркисовым, М. Киселовым, Е. Арье, А. Шапиро, М. Розовским, С. Арцибашевым и другими.
В начале 90-х Дмитрий Крымов ушел из театра и занялся станковым искусством: живописью, графикой, инсталляцией. Участвовал во многих групповых и персональных выставках как в России, так и за рубежом.
С 2002 года Дмитрий Крымов преподает в ГИТИСе, где ведет курс театральных художников.
С 2004 по 2018 г. – художественный руководитель Лаборатории в театре «Школа драматического искусства». Поставил в ШДИ спектакли «Недосказки» по мотивам русских народных сказок (2004), «Три сестры» по пьесам В. Шекспира «Король Лир» и «Бесплодные усилия любви» (2005), «Сэр Вантес. Донкий Хот» по мотивам романа «Дон Кихот» Сервантеса (2005), «Торги» по мотивам пьес А. П. Чехова (2006), «Демон. Вид сверху» по мотивам поэмы М. Ю. Лермонтова (2006), «Корова» по рассказу А. Платонова (2007), «Opus № 7» (2008), «Смерть жирафа» (2009), «Тарарабумбия» (2010), «Катя, Соня, Поля, Галя, Вера, Оля, Таня…» по И. Бунину (2011), «Горки-10» (2012), «Как вам это понравится по пьесе Шекспира Сон в летнюю ночь» (2012), «Оноре де Бальзак. Заметки о Бердичеве» по пьесе А. П. Чехова «Три сестры» (2013), «О-й. Поздняя любовь» по А. Н. Островскому (2014), «Русский блюз. Поход за грибами» (2015), «Своими словами. А. Пушкин Евгений Онегин» (2015), «Последнее свидание в Венеции» по роману Э. Хемингуэя «За рекой в тени деревьев» (2016), «Своими словами. Н. Гоголь Мёртвые души. (История подарка)» (2016), «Безприданница» по А. Н. Островскому (2017), «Ромео и Джульетта (киндерсюрприз)» по В. Шекспиру (2017).
В рамках проекта «Открытая сцена» поставил спектакль «Сны Екатерины» (2010), в Музыкальном театре имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко – «Х. М. Смешанная техника» (2011), в театре Корьямо (Финляндия) – «В Париже» (2011), в Iseman Theater (США) – «Квадратный корень из Трех сестер» (2016), в Театре наций – «Му-му» (2018).
Спектакли Дмитрия Крымова участвуют в престижных международных фестивалях Австрии, Великобритании, Германии, Грузии, Польши. Лаборатория Дмитрия Крымова активно гастролирует по миру, спектакли с успехом были приняты зрителями в Бразилии, США, Австралии, Новой Зеландии, Финляндии, Эстонии и других странах.
Награды:
Международная театральная премия имени К. С. Станиславского, 2006 г.
В номинации «Новация», спектакль «Сэр Вантес. Донкий Хот».
«Гран При» VII Международного фестиваля «Радуга» в Санкт-Петербурге, 2006 г.
В номинации «Лучший спектакль», а также - специальный приз критиков, спектакль «Сэр Вантес. Донкий Хот».
Театральная премия газеты «Московский комсомолец», 2007 г.
В номинации «Лучший эксперимент», спектакль «Демон. Вид сверху».
Первая театральная премия «Хрустальная Турандот», 2007 г.
В номинации «Лучшая режиссерская работа», спектакль «Демон. Вид сверху».
«Золотая Трига», главная премия международной выставки сценографии и сценического пространства Пражское Квадриеннале 2007.
За создание национального павильона России «Наш Чехов. Двадцать лет спустя», Мастерская Д. Крымова, ГИТИС.
Национальная театральная премия «Золотая маска», 2008 г.
В номинации «Эксперимент», спектакль «Демон. Вид сверху».
Премия Федерации еврейских общин России «Человек года», 2009 г.
В номинации «Культурное событие года».
Первая театральная премия «Хрустальная Турандот», 2009 г.
В номинации «Лучшая режиссерская работа», спектакль «Opus № 7».
Национальная театральная премия «Золотая маска», 2010 г.
В номинации «Эксперимент», спектакль «Opus № 7».
Главная награда Эдинбургского международного фестиваля Bank of Scotland Herald Angel, 2012 г.
За спектакль «Как вам это понравится по пьесе Шекспира Сон в летнюю ночь»
Премия г.Москвы в области литературы и искусства, 2013 г.
В номинации «Театральное искусство» за постановки «Opus № 7», «Горки-10» и «Как вам это понравится по пьесе Шекспира Сон в летнюю ночь».
Избрание почетным членом Российской Академии Художеств, 2014г.
Премия международной выставки сценографии и сценического пространства Пражское Квадриеннале, 2015.
Специальная награда за “лучший общий процесс” за студенческий павильон России «Хотите поговорить с нами на плохом английском об искусстве?» (студенты-сценографы ГИТИС, Мастерская Е. Каменьковича – Д. Крымова).
Национальная театральная премия «Золотая маска», 2016 г.
В номинации «Драма / Спектакль малой формы», спектакль «О-й. Поздняя любовь».
Театральная премия газеты «Московский комсомолец», 2016 г.
В номинации «Лучший спектакль для детей и подростков», спектакль «Своими словами. А. Пушкин Евгений Онегин».
Присуждение звания «Почетный профессор ГИТИСа», 2017 г.
Российский художник, сценограф, режиссёр и театральный педагог.
Дмитрий Крымов родился в семье Анатолия Эфроса и Натальи Крымовой. В 1976 году он окончил постановочный факультет Школы-Студии МХАТ. С 1976 года он начал работать в . Создал сценографию к постановкам Эфроса «Отелло» Шекспира (дипломная работа), «Месяц в деревне» Тургенева, «Лето и дым» Уильямса, «Воспоминание» Арбузова, «Наполеон Первый» Брукнера, «Директор театра» Дворецкого. Оформил также спектакли Эфроса «Тартюф» Мольера и «Живой труп» Толстого на сцене .
С 1985 Крымов — художник-постановщик , где выпустил спектакли «У войны не женское лицо» Алексиевич, «Полтора квадратных метра» по повести Можаева и «Мизантроп» Мольера.
В начале 90-х Дмитрий Крымов ушел из театра и занялся станковым искусством: живописью, графикой, инсталляцией.
С 2002 года он преподает в Российской академии театрального искусства, где ведет курс театральных художников и руководит творческой Лабораторией в театре « ».
Самые громкие постановки Крымова: «Недосказки» по сказкам Афанасьева, «Три сестры» по мотивам трагедии «Король Лир» Шекспира, « » по мотивам романа «Дон Кихот» Сервантеса, « » пьеса Дмитрия Крымова по мотивам драматических произведений Чехова, « » по мотивам поэмы Михаила Лермонтова, « » по рассказу Платонова, « » (идея, композиция и постановка — Дмитрий Крымов), « » — спектакль к 150-летнему юбилею Чехова.
Дмитрий Крымов: «Режиссура же очень трудная профессия, потому что она не в руках. Художник пишет красками, плохо или хорошо, но это стоит и можно показать. А тут... Она не в руках, в чем-то другом. Азарт состоит в том, чтобы понять. Своеобразный, но целенаправленный азарт. Хотя бывают разные режиссеры. Ну конечно, мы же люди. Я пишу коллективное сочинение, мы вместе его придумываем. Но мнение мнению рознь. Бывают такие, что мешают работе и портят настроение в процессе. Стараюсь с такими людьми меньше работать».
«Спектакль делает один человек, главный, и это — режиссер. Вокруг должны собраться люди, которые это понимают. Меня интересуют мнения, и я готов разговаривать. Но только нужно вовремя остановиться. Ведь часто у актеров это способ не работать, а потрепаться или потрепать нервы».
«Режиссер отвечает за спектакль. Ну какой я тиран, я просто несу ответственность за происходящее на сцене. Если не будет так, как мне кажется, тогда спектакль будет не мой. Зачем я тогда провожу время, а не пишу картины или занимаюсь чем-то по дому? У меня ручка на двери отваливается уже год, и я ее не прикручиваю, мне же нужно чем-то компенсировать. А компенсируется максимально хорошим спектаклем».
